Флорис. «Красавица из Луизианы»
Шрифт:
— Оставь меня! Мне никто не нужен! В особенности — ты! Ты… Ты… все время меня оскорбляешь, не имея на это никакого права!
— Ты всего-навсего солдатская девка! — закричал в отчаянии Флорис.
Она уже хотела обругать его последними словами, когда позади них послышались крики:
— Майский Цветок! Голубая Стрекоза! Золотая птица с жемчужным ожерельем и грациозная богиня с нефритовыми глазами спасли вас от гибели! Но какое несчастье постигло вашего Ли Кана! Какое несчастье!
В любых других обстоятельствах Флорис и Батистина непременно бы расхохотались, увидев такую картину: впереди Федора и Адриана скакал
— Острый Клинок отрезал мой гордый хвост дракона! А я, как истинный сын Поднебесной империи, подобрал мою драгоценность, — печально промолвил он и отчаянно зарыдал.
— Ох, барин! Какое счастье, что ты нашел маленькую барыню! Клянусь Святым Владимиром, жаркая была битва! — гудел Федор, шумно втягивая носом воздух. На его изуродованном лице появились новые раны, но он, казалось, был этим очень доволен.
— Дорогая сестричка, ты заставила нас поволноваться! Флорис просто с ума сходил от горя! Наконец-то мы все вместе! — сказал Адриан, нежно прижимая к себе Батистину.
Она тайком взглянула на Флориса. Тот, почувствовав ее взгляд, отвернулся.
«Господи, опять что-то не так! Опять что-то разладилось!» — подумал про себя Адриан.
Жорж-Альбер заворчал, недовольный тем, что на него не обращают внимания.
Батистина высвободилась из объятий Адриана и спросила:
— Но что произошло с бедным Ли Каном и его косой?
— Несчастье, Голубая Стрекоза! Великое несчастье, которое заставит меня вечно сожалеть о моей потере! — громко всхлипывал Ли Кан.
— Видишь ли, маленькая барыня, после взрыва я обнаружил, что Ли Кан болтается на дереве. Он зацепился за ветки своей проклятущей косой. А тут уже со всех сторон бежали «красные мундиры»! Ну, мне и пришлось, чтобы побыстрее стащить его с дерева, перерубить косу! — объяснил Федор и для верности помахал саблей.
— А когда мы тебя искали, дорогая сестренка, мы вновь оказались на том же самом месте, и он нашел свою драгоценную косу, но это привело его в еще большее отчаяние.
Батистина грустно улыбнулась. Она вдруг поняла, какие чувства владели Ли Каном, похлопала свою лошадь по шее и подъехала к китайцу.
Батистина поцеловала Ли Кана и попыталась его утешить:
— Дорогой мой Ли Кан, все это, конечно, ужасно! Такая жалость! Ты пережил страшное разочарование…
Я тоже, как и ты, очень несчастна… Меня тоже постигло разочарование… Но не отчаивайся, твоя коса снова отрастет, уверяю тебя!
«Хотелось бы мне знать, о каком таком разочаровании она говорит! Если уж кто и может считать себя разочарованным, так это я!» — подумал Флорис, задыхаясь от подобной наглости дерзкой девчонки.
Он почувствовал, как волна ярости поднимается в нем.
Ли Кан перестал причитать.
— Голубая Стрекоза умна, как ясноглазая богиня с серебряными пальцами, и добра, как маньчжурская летучая мышь! Она всегда может рассчитывать на кинжал Ли Кана, покрытый смертоносным ядом зловонного паука! — сказал китаец, растягивая губы в улыбке.
Адриан взял под уздцы лошадь Батистины и повел за собой. Маленькая группа всадников двигалась к французскому лагерю. Внезапно молодой граф де Вильнев дал знак остановиться. Им навстречу выехал король, окруженный
толпой высших офицеров, среди которых находился и Морис Саксонский. Его величество пожелал осмотреть поле битвы. Иногда Людовик останавливался, пожимал руки тем, кто особенно отличился в ходе сражения, поздравлял всех с победой, говорил ободряющие слова раненым.— Хороша благодарность после такой бойни! — съязвил Флорис. Он был зол на весь белый свет, а в особенности на короля, один вид которого заставлял учащенно биться сердечко Батистины.
Девушка не отрывала глаз от Людовика. Он был красив, молод, овеян славой и просто раздувался от гордости за одержанную в его присутствии победу. Король подчеркнуто-любовно обнимал за плечи дофина.
— Смотрите, сын мой, сколько крови пролито во имя победы! Дорогой ценой она нам досталась! Но не будем забывать: кровь наших врагов — это тоже людская кровь! Как хотелось бы избежать кровопролития! Именно в умении решать все дела миром и кроется истинная мудрость…
Услышав этот хрипловатый голос, произносивший такие прекрасные слова, Батистина вздрогнула. Она перевела взгляд на офицеров, составлявших свиту короля. Военный министр, увидев гору трупов, буквально позеленел, глаза его вылезли из орбит. По губам герцога де Ришелье, протянувшего министру флакон с нюхательными солями, скользнула ироническая улыбка.
Батистина оперлась на руку Адриана. Она тоже не отказалась бы понюхать флакончик, судорожно зажатый в руке графа д’Аржансона.
«Мужчины так жестоки, злы, коварны! Они меня просто пугают! А Флорис — хуже всех… Он хочет превратить меня в покорную рабыню!» — подумала она, посмотрев украдкой на своего невозмутимого спутника.
— Ах! Вот и наши отважные друзья! Без взрыва порохового погреба, столь удачно устроенного ими, судьба сражения могла бы оказаться весьма плачевной, мой дорогой маршал! Не знаю, не знаю, удалось бы — вам выиграть эту битву… — промолвил король и направил коня к маленькой группе всадников.
Флорис и Адриан приветствовали короля, не покидая седел. Батистина тоже поклонилась, как будто она была в амазонке. Король взглянул на нее бархатистыми глазами, и она словно ощутила ласковое прикосновение к своей коже.
— Эти господа оказали мне величайшую услугу, сир, взорвав пороховой погреб. Они сохранили жизнь тысячам и тысячам наших солдат. Но, ваше величество, вы не можете отрицать: все события развивались именно так, как и было предусмотрено моим планом, враг попал-таки в ловушку! — гордо выпятил грудь красавец Морис, бросая игривые взгляды на Батистину, которую он узнал, несмотря на ее странное одеяние.
— Мы признаем это, признаем, мой дорогой граф! Не беспокойтесь! Именно вы останетесь победителем в битве при Фонтенуа в памяти грядущих поколений! — заверил маршала король.
Батистина, разумеется, считала, что именно благодаря ей французы выиграли сражение, но она уже убедилась, что не стоит рассчитывать на мужскую благодарность. Она только посмеялась в душе над тем, как настаивал маршал на достоинствах своего плана и на том, что успех сражения был предрешен.
Послышался быстрый топот копыт. Полковник Бамбертон, окруженный десятком «красных мундиров», остановился перед королем.
— Послание от его светлости герцога Камберленда, — процедил сквозь зубы полковник, бросив на Батистину исполненный ненависти взгляд.