Флорис. Любовь на берегах Миссисипи

— Присутствующие здесь христиане… Они решились соединиться святыми узами брака… приказываем вам… возвестить громогласно… если известны вам причины, по которым таинство это не может быть совершено!

Голос иезуита гремел под сводами собора. Воцарилось благоговейное молчание. Адриан сжал кулаки. Ему хотелось выкрикнуть «нет», прервав тем самым литургию, известную всем наизусть, однако он знал, что промолчит. На них с Флорисом уже лежала вина — ведь это они расстроили свадьбу Батистины с Жеодаром! Нет, на сей раз молодой граф де Вильнев-Карамей оставит все, как есть.

А Флорис пристально глядел на тонкую коленопреклоненную фигурку у алтаря. Батистина опустила голову, и он заметил выбившуюся из-под белоснежной вуали золотистую прядь. Какая-то навалившаяся на грудь тяжесть мешала Флорису дышать. Лоб его покрылся потом. Он боролся с желанием сорвать с себя ненавистный парик и ринуться на свежий воздух.

«Ну вот, через секунду все будет кончено… но на сей раз я не стану вмешиваться! Зачем она явилась лечить меня вместе со своим Жанно? У нее был взгляд влюбленной женщины, если все это мне не почудилось… Зачем взяла мой старый талисман? Из мести или на память… на память о чем, о нашей первой ночи? Ах, Батистина… В тот вечер у нее дрожали руки… И она избегала моего взгляда… Батистина, ни одна женщина не приносила мне столько мук… быть может, это даже к лучшему? Пусть эта чертовка станет герцогиней… а я буду ее пасынком и зятем! Черт возьми, ее зятем! Какая ирония… она будет видеть меня каждый день, и я заставлю ее пожалеть о своем выборе! Предпочла мне старика!»

Ободренный этими мыслями, Флорис взглянул на Эмилию, хлопавшую глазами. Никто не отозвался на призыв отца-иезуита, и тот торжественно провозгласил:

— Господин маршал Годфруа — Жеодар — Гийом-Арман — Луи герцог де Бель-Иль, согласны ли вы взять в супруги ее императорское высочество, великую княгиню Аврору — Батисту — Марию — Александру Русскую герцогиню Дубинскую и Санкт-Перербургскую…

— Да, отец мой! — рявкнул маршал, и мысли его понеслись вскачь. «О да, да, да, трижды да! Клянусь кровью господней, я покажу моей герцогине в постели все, на что способен… уж ради нее стоит постараться… О, она преклонила колени… я прямо-таки вижу ее прелестную попку! Какая она, должно быть, розовая и свежая… я тихонько разведу в стороны ягодицы и…»

— Да, отец мой! — произнесла Батистина, протягивая руку мужу.

Тот стал надевать ей кольцо, но сумел это сделать только с третьей попытки, не в силах унять дрожь в руках. Золотой ободок блеснул на безымянном пальце Батистины. Она выпрямилась. Колокола неистово звонили. Гремел орган. Все присутствующие поднялись со своих мест. Торжествующая Батистина, не удержавшись, метнула взор на Флориса. Тот не смотрел на нее. Сердце ее мучительно заныло, как если бы в него воткнули раскаленную иглу. Флорис нежно улыбался Эмилии. Он даже поглаживал ей пальцы.

— Дорогая, теперь вы моя! — прошептал господин де Бель-Иль, беря свою супругу под руку.

Батистина взглянула на мужа. ОНА СТАЛА ГЕРЦОГИНЕЙ ДЕ БЕЛЬ-ИЛЬ.

Новобрачные медленно прошли между двумя рядами приглашенных. Громадные двери собора были распахнуты настежь. В солнечных лучах Батистина предстала еще более ослепительной.

«О, я не смогу дождаться ночи! Как только мы вернемся на плантацию, я отправлюсь за ней в ее покои… под предлогом, что хочу преподнести бриллиантовое колье… Она наденет его, а я повалю ее на постель…»

Это было последнее, о чем успел подумать господин де Бель-Иль. Вдруг все поплыло у него перед глазами, и он тяжело повалился к ногам молодой жены. Из толпы, заполнившей площадь д’Арм, вырвался вопль. Все устремились к маршалу, толкаясь и наступая друг другу на ноги.

— Расступитесь, ему не хватает воздуха… Пропустите же!

Друзья герцога проталкивались вперед. Фрейлины поддерживали под руки княгиню. Шлейф ее волочился по земле, уже затоптанный каблуками. Сновавшие в толпе воришки воспользовались паникой и разжились кошельками зевак. Батистина почувствовала, что ее увлекают к ризнице, где было потише.

— Не смотри на этого олуха, принцесса, все уладится! — шепнула ей славная Тонтон.

Батистина и не смотрела на олуха — она была очень спокойна, словно вся эта суматоха не имела к ней никакого отношения.

Губернатор преградил посторонним вход в ризницу. Батистина, как в тумане, заметила, что Флорис и Адриан оказались в числе допущенных. Она ощущала их взгляды, но оставалась безучастна к ним. Только повизгивания Эмилии действовали ей на нервы. Маршала положили на стол, предназначенный для белых стихарей. Вбежал хирург со своей сумкой. Он пустил герцогу кровь из уха, и на кружевной ворот рубашки хлынула черная волна. Врач разорвал тонкий батист и приложился к груди господина де Бель-Иля, затем поднес зеркало к его губам. Зеркальная поверхность не затуманилась.

— Господин маршал покинул нас! — прошептал хирург.

Отец-иезуит, вновь превратившийся в центральную фигуру, тут же стал читать молитвы, а маркиз де Водрей низко поклонился Батистине.

— Госпожа герцогиня… гм… госпожа герцогиня… Мне выпала тяжелая обязанность сообщить вам, что господин герцог де Бель-Иль отдал Богу душу… Пусть вам послужит утешением, мадам, то обстоятельство, что он скончался в святом месте, в храме Господнем!

Губернатор, разумеется, не подозревал, что явилось причиной смерти несчастного молодожена. Как бы то ни было, Батистина, едва вступив в брак, стала богатой и свободной вдовой.

Все присутствующие двинулись скорбным шествием перед молодой красивой княгиней, дабы выразить ей вместо поздравлений соболезнования.

— Это был настоящий герой, госпожа герцогиня!

— Какое несчастье!

— Он ушел от нас в такой прекрасный день!

— Все восхищались им, ваше высочество!

Из огромных голубых глаз Батистины хлынули искренние слезы: ее растрогали эти изъявления всеобщей печали, к тому же она терзалась запоздалыми муками совести.

«Бедный маршал, — думала овдовевшая герцогиня, — я была с ним не слишком ласкова… как он был бы счастлив, если бы я позволила ему немного порезвиться… О, если бы я знала, что с ним случится такое, то, конечно бы, уступила! В конце концов, какое это имеет значение, а для него была бы такая радость!»

Батистина поднесла к глазам платок, но тут же вздрогнула, услышав иронический голос:

— Мадам, я преклоняюсь перед вашей скорбью!

Это был Флорис. Он глядел на нее с насмешливым вызовом. Батистина едва не разрыдалась. В это мгновение ей нужна была нежность и сострадание. Она хотела объяснить ему все, чтобы он перестал изводить ее, однако Флорис уже презрительно отвернулся, подавая руку Эмилии, о которой все как-то забыли, торопясь утешить вдову. Флорис держал себя как официально признанный жених. Острая боль пронзила грудь Батистины, и слезы градом полились по ее щекам.

— Позвольте мне предложить вам руку, ваше высочество!

Губернатор повлек Батистину к дверям собора. На площади д’Арм царила невообразимая сутолока. Ошеломленные печальной новостью, жители Нового Орлеана устремились к карете, куда уже положили тело маршала. Самые проворные успели увидеть счастливую улыбку на мертвом лице.

— Горе бедным неграм!

Рабы герцога де Бель-Иля жалобно причитали. Маршал был добрым хозяином, и несчастные не знали, как намерена поступить с ними вдова. Быть может, она захочет продать их? Разлучит ли она матерей с детьми и мужей с женами, как это часто происходило после передачи имущества по наследству?