Флот миров

Кирстен откинулась назад и потянулась; затрещали затекшие суставы. Свен в очередной раз переложил пачку бумаг. Списки заданий. Наброски. Зарисовки. Обрывки инвентарных ведомостей, где некоторые пункты были проверены или подчеркнуты.

– Дживс располагает терабайтами данных. Так зачем тратить столько времени, возясь с этими немногими битами?

Свен пожал плечами.

– У экипажа тоже были эти самые терабайты памяти. Но они предпочитали записывать все наиболее ценное от руки. Это заслуживает того, чтобы потратить некоторое время, пытаясь понять - почему?

– Но эти наброски? К тому же, в основном, это изображения цветов.
– Кирстен очень смутно вспомнилась вышивка, которую она забрала, оказавшись первый раз на борту.
– Действительно, мы находим их повсюду. Проведя в этих тесных, стерильных помещениях много лет, я бы тоже затосковала по природе.

– Как раз рисунки цветов и представляют интерес, - сказал Свен.
– Думаю, ты их узнаешь.

Кирстен допила последний глоток кофе, теперь уже еле тепловатого.

– Некоторые. Лютики и маргаритки. И еще ирисы, кажется. Это означает, что корабль перевозил их семена.

– Тира, моя жена, как раз садовник. И я узнал все эти цветы, ну, может быть, кроме одного.
– Свен постучал пальцем по нескольким листам.
– Это похоже на фуксию, вот только у всех фуксий, что я видел, четыре лепестка. А у этих - по пять.

– Странно, - смущенно заметила она.
– Может быть, они перевозили и такие семена, но сорт не принялся.

Свен подавил зевок.

– Дживс?

– Мои инвентарные описи никогда не включали такие семена.
– Искусственный интеллект выдержал паузу.
– По крайней мере, по-моему.

Краем глаза Кирстен заметила, что Свен вновь зевнул. И сказала:

– Не хочу тебя задерживать.

– Достаточно честное заявление.
– Он собрал свои бумаги.
– В общем, теперь ты понимаешь, почему я изучаю эти несколько листков. Различия у фуксии могут ничего не значить. Или же доказывают, что проблемы существуют не только с навигационными данными.
– Последовал долгий зевок.
– Но более вероятно, это все пустяки.
– Он вразвалку покинул мостик, скорее всего направившись в свою каюту.

Но даже зевки Свена не возымели никакого действия на Кирстен.

– Дживс, помнишь тот блок стертой памяти, о котором мы говорили в последний раз?
– Эта зона имела непонятный статус: она не подтверждала ни режим доступа, ни режим его запрещения. Относительно содержания этого блока и целей его создания Дживс отказывался что-либо сообщать.
– Покажи хотя бы некоторые детали этой зоны.

Материализовалось графическое изображение: быстро бегущий «снимок» шестнадцатеричного кода содержимого памяти. Пробегавшие по экрану данные ничего не подсказывали Кирстен. Такой низкий уровень детализации - разве это возможно?

– Остановись. Это программный код или данные?

– Всего понемногу, - сказал Дживс.
– Но большей частью сущая бессмыслица.

Не программа и не данные?

– Так это ни за кем не закрепленная область памяти? Некий объем, выделенный программой, но так и не использованный ею?

– Маловероятно, - сказал Дживс.
– Он не поставлен в очередь для переопределения назначения. Как и не инициализирован для перераспределения ресурсов.

Кирстен допила кофе. Она изучала компьютеры граждан, а не компьютеры, сделанные руками людей, но ведь они наверняка имели какие-то общие основные принципы. Ни один из них уже не использовал в работе такую мелочь, как определение места в памяти для программы, - такая адресация была давным-давно оптимизирована и стандартизована, - но, очевидно, здесь все определялось структурой данных.

– Дживс, может быть, этот загадочный блок все-таки принадлежит какой-нибудь структуре данных?

– Да, - ответил он.
– Неиспользуемой структуре. Она помечена знаком, запрещающим повторное использование, как будто в ней имеется физическая ошибка. Если так, то дефект является неустойчивым, потому что он «проскочил» через мою диагностику.

Вот так и тянулась эта беседа - без всякого ощутимого успеха. Кирстен мрачнела, видя тщетность всех своих стараний. Чего Дживс не знал, того он не знал.

Сама она не знала самого простого: как бросить все это.

– Ты сказал, что в этой области памяти содержатся определенные данные. Эти данные используют какую-то из известных тебе структур?

Дживс лишь покачал своей мультипликационной головой: «нет».

Гм-м .

– А еще ты сказал, что там есть программный код. Он должен соответствовать какой-то известной тебе структуре, иначе ты не смог бы отличить его от данных. Верно?

Он кивнул, и кончики его усов слегка подскочили.

Но сначала…

– Дживс, я думаю, нужно попробовать выполнить программу в тех подозрительных кодовых сегментах. Ты сумеешь распознать и приостановить что-либо опасное, что способны инициировать эти сегменты, прежде чем эти действия выполнятся?

– Поясни, что значит «опасное».

Она задумалась.

– Изменения в программах или данных. Воздействие на бортовые системы корабля.
– Попытки запустить термоядерный двигатель, несмотря на то, что замкнутое пространство «Хранителя» очень быстро уничтожило бы их всех.

– Да, тогда могу.

Кирстен потерла глаза. А как после запрета исполнения чего бы то ни было она вообще узнает, могут ли эти программы функционировать?

– Поправки. Первое: разреши модификацию памяти только в пределах той «ненормальной» зоны, о которой мы говорили. Второе: вот на этой консоли, - она указала рукой, - обеспечь и изображение, и речь.

– Готово, - сказал Дживс.
– Теперь я должен запустить подозрительные кодовые сегменты?

– Продолжай.

Уничтоженный объем памяти содержал восемь сегментов предположительно исполнимых кодов. Четыре из них, получив возможность запуска, никак не прореагировали. Еще три попытались передать искаженные команды по главной бортовой сети корабля; Дживс заблокировал эти попытки и остановил запуск.

Последний сегмент сформировал на консоли, указанной Кирстен, примитивную голограмму: узкий прямоугольник с мерцающим квадратом на одной стороне. Это могло ничего не значить.

«Или, - подумала Кирстен, - быть приглашением к диалогу».

Не так давно быть связанным обязательствами с Никой казалось в высшей степени невероятным. Однако же, так или иначе, это произошло. И, пожалуй, новости, переданные по радио с Херфа, не должны были бы удивить Несса.

Но нет, Несс обнаружил, что внезапно утратил дар речи.