Флот решает всё

— Братцы православные! Отныне эта земля на пятьдесят вёрст вширь и на сто верст вглубь — наша русская земля!

— Отныне и вовеки веков, аминь! — провозгласил Паисий; поселенцы ответили троекратным «ура», и на этом «новоселье» завершилось. Впереди были трудовые будни — здесь, в первом российском поселении на Чёрном континенте.

V

Восточная Африка,

Залив Таджура,

Порт Обок.

Неприятности крейсера второго ранга «Вольта» никак не желали заканчиваться. При переходе с Цейлона, из британского порта Коломбо, где удалось кое-как исправить повреждения, Коломбо погнутая ударами штормовых волн лопасть гребного винта, наконец, не выдержала — оторвалась и пошла мерять многотысячефутовую глубину Индийского океана. Так что дальнейший путь крейсеру пришлось проделать на парусах; погода не уставала подкидывать пакостные сюрпризы — на сей раз это оказалась сплошная полоса штилей, через которые усталый крейсер полз больше двух недель. И лишь у входа в Аденский залив ситуация, наконец, изменилась: с оста задул устойчивый трёхбалльный ветерок, который быстро донёс измученный крейсер до берегов залива Таджура, и не прошло и трёх суток, как вперёдсмотрящие на марсах увидели сначала маяк на высокой скале у входа в бухту, а потом и полощущийся над крепостной стеной трёхцветный флаг Третьей Республики.

Территория, на которой располагалась крепость и порт Обок спокон веку была спорное — ещё в шестнадцатом веке здесь полыхали войны между португальцами и христианками-абиссинцами с одной стороны и турками и мусульманскими племенами — с другой. Со временем на смену господству португальцев пришло арабское владычество; коренное население сохраняло дедовский, кочевой образ жизни, пришельцы же занимались торговлей, сохраняя за собой и властные, административные функции.

Это продолжалось до двадцатых годов нынешнего, девятнадцатого века, когда на этот регион обратила внимания Франция. В 1862-м году французы заключили соглашение с султаном Адала; по нему под их власть перешли территории, населённые афарами, включая удобную якорную стоянку на побережье, из-за которой, собственно, и городился весь сыр-бор. В течение нескольких были построены порт и крепость; город Обок рос — правда, куда медленнее, чем это могло бы происходить, если бы метрополия уделяла ему чуточку больше внимания. Но, увы, Франции, периодически сотрясаемой мятежами и войнами, было не до нового заморского владения. В Обоке привычно стояла старенькая канонерская лодка с деревянным корпусом и огромными гребными колёсами по бортам; торговля с местными племенами шла ни шатко ни валко, и уже начались разговоры о создании каторжного поселения, по образцу южноамериканской Кайенны.

Однако ни каторжники, ни политические ссыльные, которых особенно много стало после 1871-го года, после Парижской Коммуны, до этих берегов так и не добрались. К началу восьмидесятых годов наметилось даже некоторое оживление: были учреждены французские акционерные компании по развитию территории, началось строительство нового, современного города и порта. Правда, пока работы находились только на самой начальной стадии — поставили угольную станцию, снабжавшую идущие в Индийский океан и обратно военные суда; из Александрии и Европы потоком шли строительные материалы, в порту возвели новые пирсы и пакгаузы, а население Обока за считанные годы выросло едва ли не втрое. Место антикварной канонерки на рейде заняла колониальная эскадра под командованием адмирала Ольри в составе целых трёх вымпелов — крейсера «Примогэ», канонерки «Метеор», и колёсного авизо «Пэнгвэн». К ним-то и присоединился «Вольта» — правда, пока всего лишь как неподвижная боевая единица. Крейсер поставили на прикол в ожидании парохода, который должен был доставить из Франции новый вид. Капитан Ледьюк понимал, что ремонтная база в Обоке оставляет желать лучшего, и винт придётся менять собственными силами, без постановки в сухой док — а это долгая, сложная и ответственная операция, которую неизвестно ещё, удастся ли выполнить своими силами. А пока крейсер отстаивался в гавани, команда занималась мелким ремонтом, а в остальное время маялась от жары и скуки и безобразничала на берегу — с прибытием «Вольты» количество драк в городских питейных заведениях резко выросло, добавив забот как местной полиции, так и коменданту порта, в обязанности которого входило поддержание порядка в этом затерянном на краю света кусочке «ля белль Франс».

* * *

— Голландский пароход? — удивился капитан Ледьюк. — И что же, они здесь частые гости?

— На моей памяти впервые. — ответил губернатор. — Но не сказать, чтобы гость был незваным — наоборот, мы ждали его с нетерпением. Они доставили из Дурбана — это юг Африки, британская провинция Наталь, — большой груз солонины в бочках, а так же рома и сахара. Видите ли, с тех пор как русские с турками щёлкнули англичанам по носу, они изрядно поумерили свои аппетиты в своих африканских владениях. В результате, в Капской колонии и в Натале довольно быстро развиваются свои предприятия, в том числе, и по переработке мяса и сахара. Скот они приобретают у обитателей Трансвааля и Оранжевой, а сахарный тростник выращивают там же, в окрестностях Дурбана — возят рабочих из Индии, пароходами.

Полковник Антуан д’Эрве был назначен губернатором Обока полтора года назад, и с тех пор главной его заботой стало строительство. Строительство — и снабжение продовольствием как стремительно растущего населения города, так и проходящих кораблей и судов под флагом Третьей республики. Почти все они делали остановку в Обоке — как сделал это две недели назад крейсер «Вольта». Правда, задерживались далеко не все, а то скромное поселение давно бы уже трещало по швам.

— А что, война им не мешает? — осведомился капитан Ледьюк. — В Индии уже который год неспокойно, восстание за восстанием, мятеж за мятежом…

— С тех пор, как русский казачий корпус прошёл через Афганистан и, миновав Хайберский проход, проник в северные провинции, Индия стала напоминать кипящий котёл. — согласился губернатор. — Это тоже, кстати, одна из причин того, что подданные королевы Виктории ведут себя в Африке так смирно — они лишились возможности перебрасывать из индии пароходами туземные части. Но голодных, лишённых работы бедняг в южных провинциях от этого становится только больше, так что в чем-чём, а в рабочей силе англичане недостатка не испытывают. Тем более, что и возят их по большей части, те же голландцы и суда Германского Ллойда.

Голландский пароход — чёрный, длинный, приземистый, — замер у пирса. Грузовые тали, закреплённые на ноках реев, перекидывали на берег огромные верёвочные сетки, наполненные бочонками. Вот один из тросов лопнул, вывалившийся из прорехи бочонок ударился о землю и раскололся. Минутой спустя пирс накрыла волна густого алкогольного духа. Стоящий рядом с офицерами матрос-вестовой принялся с интересом принюхиваться; капитан Ледьюк брезгливо поморщился и приложил к носу надушенный платок.

— Что поделать, качество пока далековато от ямайского рома. — прокомментировал д’Эрве, заметив жест собеседника. — Зато достаётся гораздо дешевле — матросам с проходящих кораблей, которые забирают этот продукт, не до изысков, да и местные пьянчужки не слишком-то привередливы. С солониной то же самое — раньше мы брали мясо у местных скотоводов и засаливали сами, но наши южноафриканские партнёры поставили дело на широкую ногу. В результате и цены у них заметно ниже, и солонина хранится не в пример дольше, да и качеством она повыше местной, из афарской говядины.

С парохода тем временем спустили пассажирский трап, и капитан увидел, как на берег спускается высокий смуглый мужчина широкополой шляпе, какие так любят обитатели провинций Трансвааль и Оранжевая. За ним двое матросов волокли чемоданы и большой угловатый кофр. д’Эрве махнул прибывшему рукой, тот ответил приветственным жестом.

— Ваш гость? — осведомился капитан Ледьюк.

— Да, представитель наших торговых партнёров из Дурбана. Прибыл, чтобы изучить перспективы расширения торговли, в том числе и с местными племенами. Нас предупредили о его прибытии письмом — его доставил неделю назад немецкий пакетбот. Кстати, любопытно: в одном из писем, когда мы обговаривали детали его визита, я упомянул, что готов предоставить ему вооружённую охрану и сопровождение для поездок вглубь территорий афаров. Так, он, представьте себе, ответил, что обойдётся одним проводником, а в прочем не нуждается, поскольку имеет богатый опыт общения с африканскими племенами!

Мужчина тем временем приблизился. Теперь капитан Ледьюк мог его разглядеть: высокий мужчина за сорок, лицо — с грубыми, резкими чертами, словно вырубленное топором, покрыто вечным, въевшимся глубоко под кожу загаром. В глубоких морщинах и в извивах шрама, уродующего левую щёку гостя, словно скопилась пыль южноафриканского вельда. Следующий за ним слуга, кроме небольшого саквояжа и портпледа волок на плече чехол из крашеной парусины — в таких африканские охотники носят штуцера, предназначенные для особо крупной дичи. Да, подумал капитан Ледьюк, такой тип, пожалуй, чувствует себя как рыба в воде что среди бурских скотоводов, что среди негров с их копьями-ассегаями…

— Позвольте представить, капитан — мейстер Клаас ван дер Вриз. Мейстер Вриз — мсье Пьер-Жорж Ледьюк, крейсер «Вольта», которым он командует, сейчас ремонтируется в Обоке. Мейстер Вриз из Трансвааля, у нас по торговым делам, касательно поставок продовольствия для города и проходящих кораблей.

— Весьма рад, знакомству, мсье капитан, господин губернатор… — гость приподнял шляпу, круглую, с широкими полями и простым чёрным шнурком вокруг тульи. — Надеюсь, когда я устроюсь, мы с вами сможем побеседовать.