Флудий & кузьмич

– Вот скажи мне, Федь: чего в эту Москву все, как мухи на говно, слетаются…?
– продолжал, меняя темы как генератор случайных чисел, витиеватый разговор егерь.
– Вон и Надька моя, дочурка непутевая - уж лет семь как туда подалась счастья искать, а я ей каждый месяц с пенсии отсылаю? Спрашивается: и на кой было икру метать…? Одна нам старикам радость - хоть внучку нагуляла и сюда на лето привозит.

– Ну, так там жизнь дорогая… на то она и столица, – многозначительно заключил я, - и для убедительности добавил, – зато и возможностей больше чем на п…периферии.
– Возьми хоть меня для примера. Окончил я среднюю школу в этом… как его…Мценске... вот память-то. Причём так себе учился – ничего выдающегося – с тройку на чётвёрку, лишь два предмета по душе были – физика и литература. Затем, как полагается, отслужил три года в галак…тьфу ты чёрт - в тихоокеанском флоте. Возвращаюсь домой - молодой, здоровый, - амбиций – пруд пруди. Ну, погулял, чуток, огляделся. На какое ж, думаю, поприще свои стопы направить…городок-то у нас маленький, в ф…фотонный телескоп не сразу разглядишь, одна войлочная фабрика и огороды: валенки валяем, овощи – поедаем. А до ближайшего райцентра, как до луны, да и там – три завода, два - банкроты, один институт коммунального хозяйства – вот и ищи, как хочешь, счастья. Эк, Кузьмич, меня, воспоминания т..торкнули - аж в рифму бросило. Давай, может по..- не осмелился я, продолжить фразу, не мало удивившись, тем не менее, своей, как мне тогда показалось естественности поведения и правдивости сочиняемой на ходу легенде собственной биографии, которая, как вы, шеф, надеюсь, заметили весьма схожа с реальной, если отбросить условности.

– Не вопрос, Федя, - сочувственно отреагировал Егерь, моментально разлив по стопкам харловку с горочкой.

Многозначительно выпили. С минуту выразительно помолчали. Удивительно, но в этот раз мой организм фактически никак болезненно не отреагировал на влитое в него произведение народного и, если хотите, кулинарного искусства, а напротив – испытал всё более уверенный подъём физических сил и лишь слегка заплетающийся язык начинал немного мешать диалогу. Впрочем, если бы мы по этой причине потеряли бы дар речи, то легко объяснились бы жестами или как-нибудь иначе – до такой степени с каждой рюмкой мы становились ближе и понятней друг другу.

– Ну, в общем, решив для себя, что мне нечего терять кроме…как это у вас… говорят, то есть, блин, у нас… «собственных цепей» – двинул в центр Всел…да что ж сегодня такое…- в Москву я имел ввиду. В Литературном институте, куда меня потянуло в первую очередь, наглухо задвинули, говоря что, мол, нет ни способностей, ни тем более - таланта, бегло прочитав всего пару строк из моей поэмы «Бытие и Бесконечность». Ладно, думаю, Латунские, мать вашу так – ещё пересечемся – жизнь штука извилистая – поглядим, кто есть ху. Здорово они, г..гады, тогда ранили моё самолюбие, едва не смертельно. Одним словом, хлопнул я им дверью на прощание так, что выпроваживали меня с милицией. Такая у меня, Кузьмич, понимаешь, злость на весь мир и на себя обуяла, что хоть камни грызи. Мол, что ж это я совсем круглый дурак – быть того не может: вон их сколько кругом шастает - хоть штабелями складывай и ничего мир не сошёл пока с ума. И двинул я наперекор всем поганым ветрам судьбы в физико-технологический университет, сдал на одном дыхании с отличием экзамены, до сих пор удивляюсь как; и поступил на факультет р…ракетостроения и н…навигации.

– Молодца, Фёдор!
– с характером значится, – уважаю, - одобрительно откашлялся Кузьмич, огромными затяжками вновь раскуривая въедливый, как нашатырь, самосад.

– Да какой там…характер, повезло, наверное, да и справедливости ради нужно отметить, что в группу был недобор – в перестройку, сам знаешь, профессия инженера стала не престижной, и в неё шли только одержимые идеей, мечтой, люди творческие коих и в лучшие времена было не много.

– Не скажи, б...брат, везёт тому, кто везёт, – как всегда мудро и лаконично резюмировал Кузьмич.

– Это да… И всё же, как говорится, нет худа без добра: я реально втянулся и по настоящему загорелся темой и вот уже лет двадцать занимаюсь ракетами, космосом и в итоге благодарен судьбе, которая меня вывела, что называется, в люди, предварительно приложив окаянным лбом о вразумительные стены провидения дабы не слишком задавался. Ну, в общем, так или иначе, но, именно в М…Москве я реализовал свой шанс. Хотя, конечно, кто его знает, что было бы останься я в районном центре… валенки валять, глядишь, если бы не спился, то и писателем бы каким-нибудь сносным заделался…

– Так то оно так…столица, всё такое… Да только, Федь, от судьбы не уйдёшь – будь ты в Москве или на Колыме. Вон дочурка моя, не путёвая, Надька–то, как подалось туда, так и мается всю дорогу. Уже два раза угораздило развестись, снимает крохотную комнатку на окраине, работы постоянной нет. То продавщица, то почтальонша, то уборщица, прости Господи… А ведь с медалью школу и текстильный техникум закончила, что блин…за с..сучье время такое настало…а, Федь?
– взгляд Кузьмича потускнел и рассеялся в нескрываемой печали, а рука машинально потянулась к бутылке.

– Перемены, они, они Кузьмич, с..собаки такие – кусаются, - попытался я хоть как-то утешить старика.
– Вон к..китайцы так прямо и говорят, мол, не дай вам…нам значится Бог жить в эпоху перемен…

– А когда жить-то раскудрить их так и эдак: то войны, то революции, то перестройки - только кое-как приладишься - б..бац опять беда на народ сваливается, вернее, сваливают – ну, что ты будешь делать. Всё терпим и терпим…сколько ж, Федь, можно: терпелка-то не бесконечная, а лопнет – снова бардак лет на двадцать… парадокс… Давай что ли…по м…маленькой…что б им, иродам верхним, в аду гореть не перегореть…

– Давай! – твёрдо подхватил я протестный настрой Кузьмича, решительно опрокинув очередную стопку.

Удивительно, но до сих пор отчётливо помню, блистательную и рекордную по времени, пусть и локальную - а кто ж тогда знал… победу своего организма над очередной атакой всё исцеляющего зелья.

– Я, Федь, на этом с…свете ничего уже не боюсь, а вот в последние годы тревожусь что ли… Ладно я, калач тёртый, где только за почти девяносто лет не бывал, одних войн пять штук на брюхе отползал, - наше поколение вообще ничем уже не прошибёшь, да и небо коптить немного осталось… А вот что с д…дочкой, а особливо с внучкой будет…и вообще со страной – сердце загодя болит, как думать об этом начинаешь…

– С…согласен….п…полная жжж …не определённость…то есть - с трудом вставил я фразу не найдясь сразу ответить что-либо более внятное и весомое соответствующее остроте поднятого егерем вопроса.

Возмущённо минут пять помолчали. Кузьмич снова закурил. Я же, привыкнув к ядрёному самосаду, едва в чувствах не сорвался и чуть не составил ему компанию. Тем временем в окошко начала бесцеремонно заглядывать, как мне тогда показалась, нагловатая Луна, словно прожектор, пронзая крыльцо и тем самым бессовестно вмешиваясь в наш тяжёлый разговор о не простых насущных проблемах.

– Ладно, Федя, не бери в голову: Бог не выдаст – с…свинья не съест, авось, всё и обойдётся - это я так… по-стариковски…причитаю… - оборвал разом, повисшую незримой нитью гнетущую паузу хозяин, резко встряхнув седой головой.
– Сколько уж Россию хоронили, уж прах её могильщиков сгнил давно, а она Матушка…всё себе живёт нам на радость - несмотря ни на что! Еще повоюем, не дай Господь, в случае чего - чай не в первой! Давай за землицу, кормилицу нашу, Фёдор Фомич! Сей тост, сам знаешь, - Святой на Руси во все времена и во всех смыслах, какие б кощеи на её красоту и богатства неописуемые не зарились!

– Д…давай!!! – абсолютно осознанно поддержал я искренний порыв облагороженного Верой, Надеждой и Любовью к Родине Ивана Кузьмича Харлова, который, как оказалось позже – являлся Гвардейцем и действующим полным кавалером Ордена Воинской Славы своей, а теперь по воле рока … почти моей страны. Мы синхронно «съели» очередные ёмкости харловки внешне даже не поморщившись, показывая друг другу солидарность в поднятом вопросе и одновременно кукиш с кулаком невидимой, но как бы присутствующей вокруг нас заочно любой злой силе - мол, нас так просто без хрена не сожрёшь.