Фокусы и фокусники

В этой пустой, бессодержательной сценке основным, по сути дела, был показ полуголых девиц. И в других номерах ассистентки выходили в костюмах с более чем рискованными вырезами и разрезами, на пробковых котурнах, украшенные браслетами. Сколько атласа и атласного бархата, матового шелка, саржи, тюля, парчи, вуали с блестками, аппликаций из газа, страусовых перьев пошло тогда на одни только наряды!

Попутно должен сказать, что, в отличие от театра, где из какой-нибудь марли можно сделать искусную имитацию тюля или газа, а из мешковины - парчу, цирк, в силу своей специфики, требует настоящей "фактуры". Ведь в цирке исполнитель отделен от зрителей лишь узким барьером, а бывает, что артист подходит к зрителю и вплотную. И тут уж никакая имитация ткани, даже самая совершенная, недопустима - зритель сразу разгадает ее. Вот почему цирковые артисты имеют дело с настоящим бархатом и с настоящим шелком. То же относится и к реквизиту.

Иллюзионное ревю подверглось резкой критике. Нас обвиняли в том, что, погнавшись за яркой внешней формой, мы забыли о главном - о содержании, перенесли центр внимания на показ полуголых девиц.

Критика была справедливой. Внимательно проанализировав свою работу, мы, спустя некоторое время, предстали перед зрителями уже в новом виде. На смену иллюзионному ревю мюзик-холльного типа пришел большой политический иллюзион, номер, который мог появиться только в советском цирке.

Отказавшись от ненужной "красивости", от экзотики, присущих предыдущей программе, мы решили насытить свой репертуар злободневностью, политической сатирой, направленной против поджигателей новой войны. Это позволило облечь иллюзионные трюки в совершенно новую форму, сделать их особенно выразительными.

Позволю себе подробнее остановиться на ряде номеров, вошедших в эту программу.

В свое время положительный отзыв в прессе получила интермедия "Голова некоего культурного джентльмена" (автор текста - Н. П. Смирнов-Сокольский, режиссер - А. Г, Арнольд, художник - В. Ф. Рындин).

Содержание ее заключалось в следующем:

Выходил из-за кулис коверный и, обращаясь ко мне, спрашивал:

– Товарищ Кио, можно вам задать щекотливый вопрос? Правда, что все аппараты, с которыми вы работаете, получены прямо из Америки?

– Почему именно из Америки?
– удивлялся я.
– Если вы подразумеваете, что некоторые американские джентльмены тоже занимаются фокусами, то прошу без намеков. Разница между нами огромная. Я своими иллюзиями народ развлекаю, а некоторые американские джентльмены иллюзиями народ кормят.

Коверный заявлял, что он до сих пор думал, будто все те аппараты, с которыми я имею дело на арене, созданы только культурой Запада. Я объяснил, что это не так. Аппараты изобретены мною, а сделаны советскими мастерскими.

– Что же касается заграничной аппаратуры, - говорил я, - то один образчик ее у меня имеется. Сейчас я вам ее продемонстрирую. Дайте мне голову некоего культурного джентльмена.

Тут на манеж вывозили "голову". Веселое оживление в цирке вызывала эта громадная голова с выпученными глазами и толстыми жирными губами. Я показывал, что голова пуста и, когда зрители убеждались в этом, говорил:

– Начнем ее наполнять. Для начала дайте мне модного героя буржуазной литературы.

Появлялся человек в маске с двумя пистолетами в руках, перебегал манеж и скрывался в

"голове".

– Теперь дайте любимого героя буржуазного кино.

Выбегал человек в костюме ковбоя, также вооруженный, с замаскированным лицом. Он делал угрожающий жест в сторону коверного и исчезал в "голове".

– А теперь попрошу героинь буржуазных театров. Выходили две утрированно модно одетые девицы и в свою очередь скрывались в "голове".

Далее в нее подбрасывали пару псевдонаучных книг, Я подходил к "голове" и заявлял:

– Теперь мы все это тщательно перемешаем, и результаты такой, извините за выражение, культуры будут налицо.

Я открывал "голову" и опрокидывал ее. "Голова" некоего культурного джентльмена, в которой только что скрылось столько людей, была пуста.

Другой номер назывался "Клетка". Коверный, обращаясь ко мне, говорил:

– Вы, товарищ Кио, только что показали голову некоего культурного джентльмена, которую начиняют фашистской пропагандой. Но говорят, что на Западе идет с фашизмом борьба и что фашистов сажают в тюрьму.

– Как их иногда сажают в тюрьму, можно вам продемонстрировать, - отвечал я и, обращаясь к помощнику, говорил;

– Дайте мне образец одиночной камеры. На манеж вывозили клетку.

– Введите фашистского преступника, - предлагал я.

Четыре человека в форме бойцов народно-освободительной армии вводили фашиста. Он пытался удрать, но его хватали, сажали в клетку. Я просил кого-нибудь из зрителей проверить прочность прутьев, закрыть клетку на замок и поставить сургучную печать.

После этого я объявлял:

– Теперь мы опускаем занавес. Не железный занавес, о котором так много кричат за границей, а обыкновенный, шелковый. Опять поднимаем его...

Занавес поднимался. Фашист стоял на свободе. А те, кто его привел, - бойцы народноосвободительной армии - были в клетке.

Освобожденного фашистского преступника выходили поздравлять его друзья. Но тут сверху на них снова опускался занавес, и все они вновь оказывались внутри клетки, которую увозили вышедшие на свободу бойцы.

– Так будет, - говорил я в заключение, - когда терпение народа в некоторых западноевропейских странах лопнет. (Авторами этого номера были В. Бахнов и Я. Костюковский, режиссером - А. Арнольд, художником - А. Судакевич.)

Примером такой же политической сатиры был и номер "Поджигатели войны". Он представлял интерес еще и потому, что в нем, быть может, впервые, удалось наполнить смыслом чисто "факирские" приемы работы.

На манеже устанавливалась трибуна. Я выходил и объявлял:

– Сейчас я вам продемонстрирую речь одного из "деятелей" по вопросу о мире.

На трибуне - человек в цилиндре и фраке. Он беззвучно шевелил губами и яростно жестикулировал.

Режиссер-инспектор манежа заявлял, что ничего не понимает. Каково содержание его речи?

– Содержание речи?
– переспрашивал я.
– Это я вам сейчас покажу.

Я дотрагивался до человека "волшебной" палочкой, и у того изо рта начинала бить струя

воды.

– Так это же не речь, а сплошная вода!
– восклицал режиссер-инспектор.

Я предлагал показать изнанку этой речи. Господин снова появлялся на трибуне. С факелами в руках выходили артисты. Они окружали трибуну. Господин выпускал изо рта горящую струю керосина, и факелы ярко вспыхивали.

Коверный клоун недоумевал: