Фонарь Диогена

– Отлично! Мне нужно к олигарху к четырем успеть, чтобы в доме освоиться, проконтролировать приготовление ужина и встретить его долбанутого гостя с широкой улыбкой на лице. Еще нужно досье этого олигарха как следует изучить, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то. Как раз успеваю: дома приму душ, переоденусь, приведу себя в порядок, тачку поймаю, и на Рублевку. Зови доктора, Марусенька, – попросила Вика, побледнела и опустилась на койку. – Ничего, ничего, немножко голова закружилась, – через силу улыбнулась девушка, поймав на себе обеспокоенный взгляд Маруси.

Маруся кивнула и выскользнула за дверь. Вернулась она вместе с доктором и медсестрой. Сестра держала в руках металлический лоток.

Вика растерянно посмотрела на лоток и резко встала с постели.

– Викуля, доктор согласен тебя отпустить, но нужно еще одну процедуру сделать, – улыбнулась Маруся.

– Какую еще процедуру? – разозлилась Вика.

– Не волнуйтесь, – успокоил ее доктор. – Прилягте на пару минут. Укольчик сделаем, чтобы вы окончательно в норму пришли, и домой поедете.

– Ложитесь, женщина, – прогнусавила медсестра.

– Какая я тебе женщина! – обиделась Вика. – Сама ты женщина! Давно в зеркало на себя смотрела?

– Ой-ой-ой, разговорчивая больно, – съехидничала медсестра. – Ложись уже, юродивая. Не боись, у меня рука легкая, больно не будет.

– Да не боюсь я. Тоже мне, – хмыкнула Вика и легла на живот. Сестра оказалась права: больно не было, укола она почти не почувствовала, по телу расползлась приятная истома, закружилась голова, и сознание поплыло в теплое море небытия.

– Проспит теперь сутки, – донеслось откуда-то издалека.

– Спасибо вам, доктор, – сказала Маруся.

Выходит, Маруся ее обманула. Предательница! Вика попыталась крикнуть, но ничего не получилось, язык во рту ворочался с трудом, и она лишь прошептала себе под нос:

– Не прощу тебя, Маруся…

– Обойдусь как-нибудь без твоего прощения, – устало сказала женщина, поцеловала Вику в затылок, и наступила темнота.

Глава 6 Находки и потери

Он нашел ее, нашел! Но подходить не спешил, наблюдал издали. Лиля стояла на пологом берегу в длинном светлом платье, держала в руках корзину и бросала в воду разноцветные лепестки. Розовые и оранжевые лодочки плыли по темной глади реки. От воды тянуло могильным холодом. Крепко пахло тиной и гнилой рыбой. В заводи, на тугих зарослях камыша, висела рваная рыболовная сеть. За ячейки ее плавниками и жабрами зацепились несколько надутых рыбин – вот откуда шел запах.

Никита отошел от камышей на несколько метров, спрятался в кустах. Запах по-прежнему ощущался, но Лиля этого амбре не замечала, и его – тоже. Стоять в кустах надоело, Никита вышел из укрытия и подошел к жене.

– Лиль, зачем ты от меня ушла-то? – делано равнодушным тоном спросил он.

Она вздрогнула и выпустила корзину из рук, та упала в реку, закружилась на волне и поплыла от берега. Лилечка проводила ее долгим взглядом, улыбнулась, потянулась к нему и уткнулась лбом в грудь. Никита обнял жену, сквозь легкое платье ощущался холод ее тела.

– Замерзла, да? – Никита взял Лилю за руку, поцеловал, тут в нос ему снова ударил запах тухлой рыбы и чуть не сбил с ног. Никита пошатнулся, продолжая удерживать Лилю за руку – рука была ледяной и какой-то чужой. Она была мертвой!

– Мля-я-я-я! Верховцев! Проснись, мля-я-я! – закричал кто-то в самое ухо.

Никита открыл глаза и вернулся в действительность. Но действительность была так ужасна, что ему захотелось провалиться обратно в небытие: рядом с ним в постели, нежно укрытый шелковым одеялком, лежал труп Александра Зимина и держал его за руку. Точнее, Никита держал труп Зимина за руку. Верховцев зажмурился и очень громко и протяжно застонал на всю спальню. Стон перерос в крик, сначала хриплый, а затем – ультразвуковой. Рядом стоял Илья и тоже орал во всю пасть фальцетом, тыча пальцем в постель.

– Отпусти его! – вопил Шахновский. – Отпусти его, козел! Ты козе-е-ел!

– Сам ты козе-е-ел! – выл Никита Андреевич, продолжая удерживать труп за руку. Шок был таким сильным, что пальцы свела судорога, они не разжимались.

– Тихо! – заорал Илья и с размаху заехал Верховцеву в челюсть. Верховцев хрюкнул и захлопнул рот, но внутреннее напряжение было так велико, что у Никиты выползли глаза из орбит, кровь прилила к голове, лицо стало малиновым, как у Шварценеггера в фильме «Вспомнить все». Верховцев задышал часто-часто, как эпилептик. – Спокойно! Спокойно, Маша, я Дубровский. Ты сейчас аккуратно отпустишь его руку, встанешь с постели… – вкрадчиво сказал Илья и что есть мочи заорал: – Отпусти его, козе-е-ел!!!

Расцепление с трупом наконец-то состоялось, Никита резко выпрыгнул из кровати, забегал по комнате, издавая непонятный звук:

– Ыыыы…

Шахновский, однако, понял и даже вторил ему, выпуская из горла нечто подобное, с той лишь разницей, что тональность была другой, из горла Ильи лились нечленораздельные булькающие звуки. Душевного равновесия друзья достигли, лишь когда замолчали. Молчали долго. Первым нарушил паузу Верховцев.

– Зема потрясающе поет, – бодро сообщил он, глядя на труп. – Вчера весь вечер слушал, потому что Лилька ее любит, а я люблю Лильку. И все ее трещинки, складочки и так далее…

– Чокнулся, да? – вновь на высокой ноте выдал Илья.

– Земля раздвигается пополам. А у меня фюзеляжи – ватные. Все, я покидаю столицу раненым птицем.

– Черт! – схватился за голову Илья. – Ты еще и Арбенину слушал!

– Да! И спал с трупом любовника своей жены в одной постели. Я ласкал его руку. Может, я его даже целовал?! Господи, боже мой! Кажется, я сейчас тоже сдохну. Прямо сейчас. Здесь.

– Лучше прими холодный душ, – посоветовал Шахновский. – И быстро, быстро, Верховцев! Иначе я тоже сдохну. Или рехнусь. Сдвиг по фазе уже на подходе. Крыша медленно уплывает за горизонт. Скорее!

Никита кивнул, нетвердым шагом проследовал в ванную, включил горячую воду и долго скреб руки мыльной щеткой. Шахновский в это время периодически скребся в дверь и подвывал. Пришлось закончить стерилизацию ладоней и встать под холодный душ. Стало легче, мозг замерз, нервная система обледенела, и сердце замедлило свой бег. Но отчего-то сильно хотелось дать Илье в табло. Судя по выражению лица друга, которое Никита узрел, как только покинул ванную комнату, Шахновский мечтал примерно о том же. Желание это усугубилось, когда Никита в руках у Ильи заметил бутылку виски.