Формалин

— Дилан ведь был твоим другом, — шепчу, не веря.

Кэтрин смеется:

— Другом? Неужели? — вздыхает. — Ты считаешь его таким хорошим, так ведь? А ведь его вина в моей смерти тоже есть, — она медленно наступает.

Я хмурюсь, не понимая:

— Ты умерла от разрыва сердца…

— Серьезно? — она щурит глаза. – Нет, Кэйлин, это Линк убил меня.

Мои губы раскрываются:

— Линк? — пищу.

— Не все так просто.

Я выпрямляюсь, собравшись:

— Ты убила его мать, уничтожила его нормальную жизнь, ты все разрушила. И после этого требуешь к себе жалости? — рычу. —

Да я бы сама тебе башку свернула, если бы знала. Что ты — виновник в смерти моих близких. Линк убил тебя, что ж, — киваю. — Дилан тут причем?

Петра отводит взгляд:

— Ты ведь задавалась вопросом, почему Линк не терпит Дилана? Они были друзьями раньше, но почему все изменилось? — щурится, вновь взглянув на меня. — Потому что Линк боится О’Брайена. Ведь он видел, — усмехается. — Дилан все видел. Линк душил меня в комнате, а Дилан видел это, стоя у окна. Но знаешь, что он сделал?

Я моргаю, заикаясь:

— Ч-что?

— Ничего, — Кэтрин цокает языком. — Ничего, чтобы помочь мне. Он закрыл шторы, словно перед ним самая обыкновенная бытовая сцена.

— Но для тебя убить кого-то тоже обыкновенное дело, не так ли? — хмурюсь.

— Значит, мы с Диланом тоже похожи, — она улыбается, а я срываюсь:

— Ни хрена подобного! Ты постоянно сравниваешь кого-то с собой. Тебе просто одиноко здесь, поэтому ты тянешь всех за собой, ты тянешь меня, ведь больше не вынесешь этой пытки. А теперь скажи: все это стоило жизней тех людей, которые, наверняка, пытались поладить с тобой? Линк, Кларисса, твой отец — все они… Они приняли бы тебя в семью, если бы ты сама захотела стать ее частью, — меня начало осенять. Глаза девушки темнели. Опускаю лицо, хмуря брови. Зрачки забегали по поверхности пола.

— А почему все должны быть счастливы?! Все счастливы, когда мне плохо! — кричит Петра не своим голосом. — Почему именно у меня такая судьба?! Почему именно я?!

Поднимаю голову, видя, что внешне Петра изменилась: ее губы посинели, а зрачки стали больше.

— Ты не пыталась стать счастливее, — шепчу. — Ты не прилагала никаких усилий, чтобы изменить свою жизнь. Ты выбрала иной путь, менее трудный. Ты просто рушила судьбы других людей, чтобы всем вокруг было так же плохо, как и тебе, — щурю глаза. — Дилан как-то сказал мне, что Линк — неплохой парень… И теперь я верю ему, потому что он знал, в чем корень зла, Петра, — киваю. — Тебе нравится чувствовать боль, поэтому ты заставляешь всех чувствовать ее… Ты чертова мазохистка, Кэтрин.

Девушка распахнула рот, начав кричать.

Я ужаснулась, отскочив к стене, с которой начала осыпаться краска. Громко. Выронила биту, прикрыв уши руками. Глаза Петры полностью почернели, не оставив ни единого просвета. Ощущение такое, словно помещение зашатало.

Мое сердце начало ныть. Я схватилась за грудь, не давая себе опуститься на колени.

Мне нужно бежать.

Хватка. Я распахиваю глаза, падая лицом в пол. Хватаюсь за ножку стола, оборачиваясь.

Их руки тянутся из темных углов. Они все шипят, таща меня к себе. Я начинаю дергать ногами, сжимая губы. Шипение.

Поднимаю глаза, чуть ли не проглотив собственный язык от ужаса.

Оно сидело на потолке, вывернув голову, и смотрело на меня. Петра остановилась рядом. Она не кричит, но помещение продолжало шатать, словно это из-за подземных толчков.

— Ты не права! — кричит на меня, широко распахивая пасть. Да, именно пасть, ибо резцы, что так блестят в свете свечей, не походят на нормальные человеческие зубы.

Я вскрикнула, когда все тело пронзила боль. Кожа моих ног… Она словно рвется. Напрягаюсь, краснея. Крепче держусь за ножку стола, который начал двигаться за мной. Нет, я не могу проиграть ей!

Блеск пола привлек мое внимание. Масло. Пол покрыт маслом, словно кто-то зажигал здесь лампады. Хмурюсь, сжимая губы, и с криком дергаю ножку стола. Тот опрокидывается. Кричу, когда Они тянут меня к себе, вонзая ногти в досочный пол.

Свечи, упавшие на удачно валяющуюся бардовую ткань, зажгли её. Петра обернулась, чтобы потушить огонь, но я успела схватить её за ногу. Девушка упала на горящую ткань, начиная вопить.

Этот дом. В нем все мысли — материальны.

Хмурюсь, щурясь от жара, что бьет по моим глазам.

Значит, ты тоже материальна, Кэтрин.

Визг. Они визжат, подобно крысам. Я выдергиваю ноги, отползая. Огонь быстро распространяется. Он касается моих ног, заставив вскрикнуть от боли. Петра носится по помещению, держась за лицо. Она горит. Я автоматически начала оглядываться, ища существо, которое было на потолке. Но Его нет.

Языки пламени обжигают руки, заставив меня опомниться. Вскакиваю, игнорируя кашель, что начинает рвать глотку. Бегу к двери, открывая щеколду. Делаю шаг, но крепкие руки вновь хватают меня. Падаю на каменные ступени, успев поставить ладони, чтобы не удариться головой. Переворачиваюсь, начиная дергать ногами. Тени шепчут, пища. Пламя подходит к ним, заставляя Их ослабить хватку. Пользуюсь моментом, выдергивая ноги.

Они — мысли. Следовательно, тоже материальны.

Бегу вверх, хватаясь за стены по обеим сторонам.

Существо. Оно — это скопление мыслей. Оно — материально.

Выскакиваю в зал, захлопнув дверь.

Оборачиваюсь. Отец. Она сказала, что он здесь. Я должна найти его.

Тяжело дышу, кинувшись в коридор к лестнице. Времени нет, огонь слишком быстро распространяется. Это играет мне на руку, но с другой стороны может убить меня, если не потороплюсь. Бегу вверх по лестнице, зовя отца. Кашляю, давясь мокротой, но продолжаю кричать.

Петра сказала, что я должна была встретить его по пути к ней, значит, он должен быть на третьем этаже.

Чердак?

На ладонях стерта кожа, ведь я хватаюсь на перила лестницы, взбираясь выше.

— Пап! — кричу, выбегая на этаж, но замираю.

С губ слетает последний вздох, а сердце замирает.

Оно сидит у дальней стены, перебирая всеми своими руками. Но мой взгляд прикован не к Нему. Нечто темное свисает с потолка. Делаю шаг, пискнув, когда понимаю, что это отец.

Вокруг его шеи обмотана веревка, другим концом привязанная к ручке от крышки чердака.

— Нет, — шепчу, когда осознание происходящего вытесняет другие мысли.

Черный дым коснулся моих стоп, но я не могла найти в себе силы, чтобы шевельнуться. Невыносимый запах окружил меня, но не прикрываю нос. Глаза слезятся, а биение сердца становится все тише и тише. Вдыхаю полной грудью дым, начав кашлять, но не двигаюсь, смотря лишь на повешенного отца. Рядом с ним на полу бутылка алкоголя. Он сам… Сам повесился. Они довели его.

Делаю шаг назад, когда запах становится невыносимее. Он смешивается с гарью.