Формула ботана: маг плюс лох

Стас откинулся обратно на постель и… завыл. Сам не понял, что такое сейчас отчебучил, но остановиться не мог. Отходняк. Лично прежде не испытывал, но наслышан. Первым порывом, было опомниться и перестать позориться. Ага! И показать товар лицом — глотая слёзы, насмехался над собой щенок, не знавший бед, круче стоматолога. Всё дерьмо после аварии он не успел пережевать окончательно — Ритка не дала шанса дожить до светлого денёчка повзросления и возмужания. Он молча ревел и больше не желал с этим бороться — становилось реально легче. Релакс, ишак ты бухарский! Раз накрыло, так не выдрючивайся. Пользуйся. Радуйся, что не накрыло там, в операционной — вот бы оскандалился. А так сошёл за полугероя.

Сколько он так лежал, совмещая истерику с вялыми размышленьями, не понять. Заснул как-то незаметно. И продрых… Стас не стал прояснять этот вопрос. Пришлось обождать — в камере вовсю развивались события. Он натянул перину на уши и принялся шпионить. У девчонки гости. Какой-то сопляк на пару лет помладше Стаса в таком же сером прикиде, как и вчерашняя шестёрка. Ну, понятно: графу полагается больше одного холуя — на то он и граф. Кстати, этот япошка тоже блондинчик — может, это у них что-то вроде кастовых различий? Брюнеты — господа, а прочим выше обслуги ничего не корячится? Хотя иные холуи понтуются почище своих баронов. И этот белобрысый прыщ явно из таких. Как там говорится? Мал золотник да вонюч?

Девчонка холодно взирала на раздувающегося дрища. Холодно и довольно унизительно для любого мыслящего. Пыхтящий мыслящий — шагах в пяти от её кровати — это чувствовал всеми печёнками. Оттого и лез из шкуры. Полуголая девица выставляла на столик тарелки — у Стаса мигом свело живот. Интересно: сколько он тут уже зависает, не жрамши? Лабораторных мышей кормят хорошо — лично видал в институте одного из знакомых отца. Кто ж ставит опыты на заморенной дохлятине? Девчонка питается прилично: целых пять тарелок с разной начинкой и корзинка с какими-то фруктами. Официантка — смазливая темноволосая японка в короткой тунике. Древний Рим самураев! Вот и определились с географией. Стас не успел доёрничать — малявка сползла с кровати, поднатужилась и опрокинула столик под ноги прыщу. Тот отскочил, как ошпаренный — в руку сопляка выпал из воздуха шар. На первый взгляд, той же природы, что и нитка девчонки. Небольшой такой, с детский кулачок и слегка посверкивающий надраенным серебром.

Официантка с кувшином резво шмыгнула в дверь. Стас обалдело наблюдал, как шар дышит и слегка подпрыгивает на руке взбешённого малолетки. У того сквозь смуглоту ещё больше проступила зелень.

— Урод! — тоненько мяукнула девчонка, возвращаясь в постель

Стас даже не удивился, что понял её. Тотчас попытался воспроизвести словечко под периной — получилось грубо и коряво. Язык завязался морским узлом, мешая зубам. Спохватился, но ничего, пока он отвлёкся, не произошло. Шар с руки сопляка уже исчез. Он повернулся к двери и скомандовал, чтобы принесли ещё. Видать, приучены к фортелям малой. Официантка с подносом обходила его за три метра — не доверяла деткам, что играются в такие игрушки.

Подбородок зверски чесался. Да и щеки. Стас сполз под перину и заработал пятернёй. Щетина — и снова приплыли: первая щетина в его жизни и так вдруг. Отнял руку от лица. От нечего дела представил, как это на ней вдруг может появиться ТАКОЕ. Такое и появилось. Моментально. Он рефлекторно сжал кулак. Вдохнул, выдохнул, обругал себя идиотом и снова раскрыл пятерню. Из неё по-прежнему торчал конец той самой нити, что протаранила ему башку. Небольшой кончик: сантиметров пять, но он был. И слегка подсвечивал темноту. Не больно от него, не горячо — вообще никак. Стас потрогал чудо пальцем — чудо слегка вздрогнуло, но продолжало торчать. Палец же ничего не почувствовал. Ну, и как его запихнуть назад — мелькнуло в голове. Нить мигом втянулась обратно. Та-ак. Либо он качественно сдвинулся, либо… Всё-таки сдох. И тут всё-таки рай. Только непонятно: чего все сюда так рвутся? Реклама подвела?

Стас аккуратно всплыл на перископную высоту и обнаружил, что камера пуста. Гости смылись, а девчонка… Пялилась на него округлившимися глазёнками.

— Они надолго ушли? — попробовал он на язык новую лексику.

Малявка кивнула и тем ограничилась. Стас, наконец-то, вылез из парилки, свесил ноги с кровати и требовательно раскрыл ладонь. На этот раз нить вылезла целиком и свернулась на ладони калачиком — на чужой мозолистой лапе. Стас погонял её с руки на руку. Затем из руки в руку, в ногу, в пузо — только в голову не решился. Он ещё не ознакомился с масштабами разрушений в организме после первого катаклизма, чтобы изображать из себя идиота. Нить послушно реагировала и на прямые приказы, и на мысли. Может, дрессированная — подивился Стас и только тут почувствовал присутствие зрителя.

Девчонка мялась в паре шагов от него и горестно пожирала глазами разыгравшуюся нить.

— Ты чего? — встревожился Стас.

— Ты меня ненавидишь? — чуть слышно прошептала она, опустив глазки.

— За что? А, за это? — покосился Стас на вынырнувшую из плеча нить. — Разве ты хотела это сделать? — уточнил на всякий случай.

Кто их тут знает — этих инопланетян. То, что он видел собственными глазами, может оказаться не тем, что он обо всём этом подумал. Чужой народ — чужие нравы. Вон в Африке некоторые племена встречают гостей не рукопожатием, а уважительными плевками. А на Руси-матушке за такое испокон морды били.

— Не хотела, — вздохнула малышка виновато. — Я не знала, что ты Нартах. Думала: умрешь. Как все умирают. А ты Нартах.

— Я Стас. Это имя.

— Нартах Стас, — послушно повторила малышка.

— Просто Стас.

Девчонка недоверчиво сощурилась. Глянула на выползающую из его голой груди нить и уверенно заключила:

— Ты Нартах.

— Кто такой Нартах? — задал Стас неправильный вопрос.

— Ты, — получил он адекватный ответ.

С детьми так нельзя. Особенно с такими непонятными. Тут уж сдохни, но покажи себя с лучшей стороны… Которая у Стаса нынче… куда-то задевалась. Не чувствовал он её больше, хоть гвозди на лбу гни, как говаривал дед. Что-то в ней сломалось, рассыпалось и раскатилось по пути к яме, куда его закопали. А, может, и раньше, когда жизнь закончилась и началась Ритка.

— Может, я и Нартах, — приступил он к прощупыванию почвы. — Но, понимаешь… Я забыл, что такое Нартах. Всю свою жизнь забыл. Только имя помню, — спохватился он.

— Праны испортили тебе голову, — блеснул в чёрных глазёнках залп зенитной батареи.

Отзвуки той канонады отчётливо прозвучали в её мягком иноземном мурлыканье.

— Праны? — переспросил Стас. — Это те мужики, что заставили тебя загнать в меня нить?

— Ты смешно говоришь, — ответила в тему малышка. — Так здесь не говорят. Тебя далеко поймали?

— Далеко, — начал анализировать её лепет Стас. — Очень далеко. Там я говорил на другом языке. И этот язык я ещё помню. А тебя где поймали?

— Не помню, — горестно нахмурила бровки малышка. — Не знаю, где далеко я жила. И на каком языке говорила. И маму не помню. У меня ведь была мама? — с надеждой заглянула она в глаза, возможно, первого доброго дяди в своей жизни.

— Конечно, была, — тоном непререкаемого авторитета подтвердил Стас, осторожно потянувшись и поймав в кулак варежку.

Он притянул к себе ребёнка, усадил на колени и поинтересовался:

— А что могут нити?

— Всё, — тотчас просветила специалистка практиканта-петеушника.

— Всё? Или всё-всё-всё?

— Всё-всё-всё, — уверенно подтвердила она и раскрыла тему: — Всех жрать.

— А ты не проголодалась?

Через пару секунд он уже лопал обед новой приятельницы, дивясь, что кто-то тут полный лох в вопросах детской анатомии. Ну, куда ей столько? Тут и ему за глаза, а уж Витке-то и вовсе на неделю не самой строгой экономии. Хотя, может, это на двоих?