Формула ЧЧ

— Отличная работа, — говорит наконец Щепкин. — Да на такой машине в любую дорогу не страшно отправиться.

Инна Андреевна прямо-таки краснеет от удовольствия, а ребята берутся за руки и исполняют вокруг «пикапа» победный танец, да ещё напевают при этом песенку, которую тут же сочинил Симка:

Без мам, без пап, Без мам, без пап Лечили мы «пикап»! Пойди пройди Насквозь весь свет — Машины лучше нет! Её не покалечит Уж больше рыжий гад. Запрыгает «Кузнечик Коленками назад.

Но тут, откуда ни возьмись, появляется невоспитанный, бестактный механик гаража и сердито приказывает Николаю Курочкину:

— Хватит тебе, наседкин сын, валандаться здесь. Ты назначен на новую машину. Иди, дурень, принимай самосвал.

Как! Николай Курочкин больше не будет ездить на «Кузнечике»? А кто же?..

— Да никто. Этот ваш дохлый «Кузнечик» уже отпрыгал сверх всех положенных сроков. Мы решили: списать его — и крышка! Благо, автоинспекция не возражает.

Что? Списать «Кузнечик»? Такую машину! Самую лучшую, самую красивую?.. Столько дней, столько материалов, краски, столько ссадин на руках — и вдруг списать!..

— Да, списать! — заорал во всю глотку главный механик. — А иначе как же её передать вашей школе, вам, подлецы?.. — Тут он посмотрел на учительницу, поперхнулся и добавил смущенно и тоном ниже: — Извиняюсь, конечно…

* * *

Часто мы сталкиваемся с простыми понятиями, которых, в общем-то, не понимаем. Или, может, понимаем, но как-то боком, как выразилась Лера. А Славка сказал ей, что такие рассуждения относятся к области философии, и тут обязательно запутаешься.

Действительно, все это сложно и в то же время просто. Ну кто, например, не читал в книжках, не слыхал по радио или от учителей от папы с мамой, что жизнь требует непрерывного труда? Кажется, все ясно, все понимаешь, но опять-таки как-то боком. Старший Лерин брат Федя говорит, что это «прописная истина и риторика в голом виде». Федя — студент высшего художественного училища. Он носит бороду, а за плечами — хлорвиниловый мешок, который почти всегда пустой, потому что, по существу, Феде в нем носить нечего. Зачем он таскает пустой мешок, Лера не может понять. Так же как не понимает, почему Федя называет себя Фредом, а пьет «только черный кофе и только без сахара», — ведь это невкусно, бурда какая-то! А мама, которая, с одной стороны, говорит Лере, что жизнь это непрерывный труд, с другой стороны, позволяет Феде валяться в постели до двенадцати утра и пропускать лекции. Нинка Логинова уверяет, что такого — с колючей бородой и кофеем без сахара — тоже мне жизнь! — она никогда бы не полюбила. Пусть только Симка попробует отпустить себе хотя бы усы!

А Игорь сказал Лере про её Фреда, который спит до обеда:

— Ему легко болтать про «голую риторику». А вот попробовал бы он повозиться с «Кузнечиком», позаботиться о нем!

И впрямь с «Кузнечиком» хлопот полон рот.

Разве можно спокойно сидеть за партой или нормально сдавать экзамены, когда знаешь, что на школьном дворе бедный «Кузнечик» мокнет под дождем или жарится на солнце? Или ещё, чего доброго, младшеклассники поцарапают краску и выпустят воздух из камер! Значит, нужен гараж. Опять работа!

Ну хорошо, директор школы написал письмо в мастерские Энергостроя — и железо отпустили. Ну хорошо, Николай Курочкин привез это железо на своем новом самосвале. А строить-то гараж кто будет?

И снова Игорю и Симке пришлось надевать рукавицы и маски сварщиков; остальным ребятам — заниматься планировкой площадки, а Климу — красить. Опять синяки и ушибы, опять грязные руки. Зато — высунься из окна, и увидишь, вот он — гараж! Теперь можно отдыхать и радоваться.

Что? Отдыхать и радоваться? Радоваться — да. А отдыхать — как бы не так! Что же, по-вашему, «Кузнечик» будет стоять, закрытый на замок?

Теперь все ребята, кажется, начали понимать, что такое «жизнь требует непрерывного труда».

— Какая-то цепная реакция! — сказал Славка. — Опять работа! Надо учиться водить машину. А этому не научишься просто так — в классе или на школьном дворе.

Глава седьмая ОПАСНЫЙ УЧАСТОК

Школьный двор ограничен с трех сторон домами, с четвертой — глухой кирпичной стеной. Двор чистый и красивый, но он не всегда был таким. Когда однажды, в памятный день первого сентября, семилетние ребята, будущие форпостовцы, пришли в школу, они со своими мамами еле-еле пробрались через этот двор. В классах уже начались занятия, а снаружи маляры ещё докрашивали стены; повсюду валялись перемазанные в извести доски, битый кирпич, стояли бадьи с раствором, возвышались холмики строительного мусора.

С тех пор прошло восемь «первых сентябрей», и теперь здесь уже совсем не то, что было. Теперь в центре двора — фонтан; вода бьет из пионерского горна, который держит у рта каменный мальчишка. Струя серебрится, шелестит. А ещё шелестят на ветру листья молоденьких тополей. Их с каждым годом становится все больше, потому что в школе есть обычай (кто его установил, — неизвестно, возможно, директор, а может, кто-то из учеников): каждый выпускник, уходя из школы с золотой или серебряной медалью, сажает деревцо и поручает заботу о нем тому, кто пришёл в последний класс за его парту. Вдоль глухой стены разместился спортивный городок — названье немножко громкое. Ведь в городке только площадка для игры в «городки», качели для младшеклассников и пионерская линейка.

Но вот теперь здесь прибавился ещё и гараж. Ребята выкрасили его в светло-зеленый цвет, рядом вкопали в землю одноногий столик, приволокли к нему садовую скамейку и в первое же воскресенье устроили заседание форпоста.

— Мы в безвыходном положении, мальчики! — сказала Нинка и постучала по свежеоструганному столу карандашом, потому что её выбрали председателем. –

Ну, что ты, Симка, хочешь сказать? Что не в безвыходном, да?

— Ну да — нет! Нам надо пойти в автошколу, к старому учителю Ивану Алексеевичу, вот!

— Открыл Америку, — сказал Игорь. — Думаешь, я не узнавал? На курсы шоферов, кому нет восемнадцати, не принимают. И права не выдают.

— Это несправедливо, — сказала Лера.

— Таков порядок, — сказал Славка.

А Клим ничего не сказал. Что ему говорить, когда даже Славке не дадут прав — такому умному, а главное — длинноногому? У Клима ноги только чуть-чуть достают до педалей, и то если он садится на самый краешек сиденья.

Тут на школьном дворе появилась Инна Андреевна. В этот теплый воскресный день она оделась совсем по-летнему: вместо всегдашнего коричневого, как у школьницы, платья, на ней был легкий жакет и пестрая юбка колоколом, а на ногах — светлые остроносые туфли. Ростом Инна Андреевна едва достает Славке до плеча, и если б у неё не были немножко подкрашены губы, никто бы со стороны и не сказал, что это учительница, — просто ученица десятого класса.

— Здравствуйте, ребята. Торжественное заседание? А скажите, почему в такое чудесное утро вы повесили носы? Особенно разнесчастный вид у Клима.

Сама Инна Андреевна улыбалась. Ей-то хорошо: ей давно исполнилось восемнадцать, а Климу надо ждать ещё целых шесть лет и четыре месяца.

— Мы все про «Кузнечика» обсуждаем, — сказала Нинка-председатель. — Тут нам не в силах помочь даже Сергей Павлович.

Инна Андреевна опять улыбнулась, на этот раз загадочно.

— А я как раз о нем хотела вам рассказать что-то очень интересное.