Формула успеха

Старший сын Фредерика, мой дядя Жерар, родившийся 9 октября 1858 года, успешно окончил ту же, что позже и я, Делфтскую политехническую школу. Получив диплом инженера, он решил, что будет продолжать исследования в области экспериментальной физики, в особенности же электротехники, и отец поддержал его в этих устремлениях. Другой сын, Жак, несмотря на инвалидность, добился блестящих успехов в химии, но, к великому горю родных, умер в возрасте двадцати восьми лет. Коммерческим дарованием обладал Ханс, которому Фредерик намеревался передать семейное дело. Следующий по возрасту, Эдуард, в рекордно короткий срок окончил курс правоведения. И только младший, Антон, мой отец, родившийся 14 марта 1874 года, шестнадцатью годами позже Жерара, отличался разве что шалостями, но никак не успехами в учебе.

Дядя Жерар

…Недостатки Антона с лихвой компенсировались успехами Жерара. Пока первый кое-как преодолевал начальные классы местной средней школы, второй сделался первоклассным инженером.

Интерес к электротехнике в него заронил Лоренц, учитель арнхеймской средней школы, которую Жерар посещал. Лоренц был знаменит своими лекциями в Арнхеймской физической ассоциации — именно после одной такой лекции с демонстрацией опытов Жерар и решил стать инженером. Изучая механику в Делфтской политехнической школе, откуда вышел с дипломом инженера в 1883 году, он читал все, что попадалось, по электротехнике: научные статьи по экспериментальной физике; сообщения в прессе о первой лампе накаливания, успешное испытание которой провел 21 октября 1879 года изобретатель Томас Эдисон; отчеты о первой электрической выставке, проведенной в Париже в 1881 году, где публика выстраивалась в очередь, чтобы пощелкать выключателем, зажигая и гася свет. В том же году «Сименс и Хальске» открыли экспериментальный заводик по производству ламп накаливания. Между тем немецкий предприниматель Эмиль Ратенау приобрел у Эдисона патент. В 1883 году Ратенау основал «Немецкую электрическую компанию Эдисона» с капиталом в пять миллионов марок; родство ее интересов с интересами «Сименса и Хальске» привело к созданию «Немецкой общей электрической компании» (Allgemeine Electrizitat-Gesellschaft, далее всюду «AEG»). К тому времени в Европе работало еще два заводика электроламп в Италии, и по одному в Австрии и Венгрии.

В Голландии лампы с угольной нитью накаливания стали поначалу применять в кафе «Краснопольский» в Амстердаме, где была установлена собственная динамомашина, и в гостинице «Команс» в Роттердаме. Судоходные компании также заинтересовались возможностями нового изобретения, и так совпало, что Жерар получил указание поехать в Глазго понаблюдать за установкой системы электрического освещения на борту «Вильгельма, принца Оранского».

Там молодой голландский инженер добился разрешения продолжать свои изыскания в лаборатории знаменитого физика Уильяма Томсона (впоследствии лорда Кельвина, 1824–1907), позже перейдя под начало профессора Джемисона в Колледж наук и искусств в Глазго. Таким образом, он получил возможность участвовать в конкурсе, проводимом лондонский организацией «Город и Гильдии» в области «электрического освещения, передачи энергии и телеграфии». Первый приз получил Жерар Филипс.

В течение нескольких лет Жерар представлял в Лондоне интересы немецких заводов; в 1889 году он вернулся в Амстердам представителем «AEG». Понемногу, однако, Жерар утверждался в той мысли, что он — изобретатель, а не торговый агент. Постоянно экспериментируя, он не раз заявлял, что способен сделать угольную лампу накаливания получше тех, что предлагают на продажу немецкие и английские заводы.

Он все еще был на содержании у отца, финансировавшего и эксперименты, которые Жерар в 1889 году проводил в сотрудничестве со своим другом Й. Й. Ресом. Перспективы молодого изобретателя в то время выглядели не слишком радужно, особенно после того, как он оставил «AEG». Несомненно талантливый, к тридцати годам Жерар не имел признанных достижений.

Это ничуть не поколебало веру Фредерика Филипса в сына. Он помог оборудовать в родительском доме в Залтбоммеле лабораторию, предоставив для этого комнату более подходящую, чем мыльня на задах дома, где Жерар начинал. Однажды, когда Жерар дразнил младшего брата Тона (так домашние звали моего будущего отца), мальчик решил взять свое, бросаясь комками земли в окно мыльни. Пробирки с материалами разбились. Позже Тон научился не раздражать Жерара, но навсегда запомнил сцены братского гнева.

Наконец в 1890 году Жерар счел, что способ изготовления, необходимый для массового производства ламп, найден. 14 ноября он писал своему приятелю в Англию: «Я имею возможность производить исключительно гомогенную и ровную нить накаливания в масштабах промышленного производства». Отец пообещал ему капитал, необходимый для открытия небольшого завода.

Трудно сказать, вполне ли отец с сыном понимали, что затевают. Фредерик Филипс обладал коммерческим чутьем, Жерар — техническими познаниями, но оба они явно не представляли себе всего масштаба экономических проблем современного промышленного предприятия. И впрямь, без некоторого простодушия многие начинания остались бы мертворожденными. Выяснилось, что расчет Жерара производить 500 ламп в день оказался сильно завышенным, и что, более того, он переоценил продажную стоимость лампочки. Не принял во внимание остроту международной конкуренции. Над мелким производителем, особенно начинающим, висела угроза того, что крупные немецкие заводы, при желании, могут его раздавить. Как раз в тот момент, когда Фредерик Филипс с сыном открывали свое производство, «AEG» уже выпускала в год более миллиона ламп.

Для того чтобы запустить и привести в рабочее состояние филипсовский заводик, потребовалось много усилий. Залтбоммел для расположения завода не подходил, поскольку ни в городе, ни в окрестностях не имелось достаточно людей с каким бы то ни было опытом работы в промышленности. Фредерик и Жерар решили, что южная нидерландская провинция Северный Брабант с точки зрения рабочей силы предлагает наилучшие возможности. В марте 1891 года они приобрели участок в Бреде.

Затем представился другой случай. Ределе, дальний родственник, который жил в Эйндховене, обратил их внимание на кожевенную фабрику, предложенную на продажу: здание примерно 18 на 20 метров, с паровой машиной мощностью около 60 лошадиных сил. Все вкупе — участок в 1200 квадратных метров, строение и оборудование — обошлось в тысячу фунтов стерлингов.

Жерар между тем нанял себе в помощь мастера-немца для организации производства; тот стал одним из многих иностранных специалистов, призванных в нидерландскую промышленность на первой стадии ее развития.

За день до того, как приобрести участок в Эйндховене, 15 мая 1891 года, Б. Ф. Д. Филипс и Г. Л. Ф Филипс заключили частное соглашение, согласно которому было положено начало фирме «Филипс и К°» на условиях ограниченного числа членов, где Фредерик Филипс выступал в качестве «спящего» партнера (то есть не участвующего в делах и не известного клиентуре), внесшего 75000 гульденов (что составляло примерно 6500 фунтов стерлингов) начального капитала.

Отец

В момент покупки эйндховенского участка Антону шел семнадцатый год. Импульсивный и чувствительный, наделенный развитым чувством юмора, музыкальный и предприимчивый, он наслаждался любой спортивной игрой, где требовались отвага и воображение. Отец к его вялой учебе относился с попустительством. Может, потому, что сам в свое время не слишком усердствовал? Как бы то ни было, решили переместить Антона в иную среду обитания, избрав для этого знаменитую Амстердамскую коммерческую школу.

Там Антон и учился полтора года, начиная с сентября 1891 года. Столичная жизнь ему нравилась. Это был Амстердам девяностых, где домашний уют сочетался со стремительной модернизацией. В этом равновесии старого и нового интеллектуальные буржуа и коммерческий «средний класс» черпали дух жизнерадостной уверенности в будущем, и все, стар и млад, ликовали во время королевских выездов и веселились на празднествах, устраиваемых в амстердамском зоопарке, Вондел-парке, цирке Карре и в «зимнем саду» кафе «Краснопольский», иллюминированном сотнями ламп накаливания, о которых, помнил Антон, Жерар толковал с таким энтузиазмом.

Самым неприятным в амстердамской жизни было то, что приходилось учиться. Коммерческая школа предлагала все, кроме контакта с внешним миром. Но научишься ли торговле из книг? Ставя дела выше слов, Антон редко упускал возможность поупражнять свое дремлющее коммерческое дарование. Он скупал в порту у заезжих моряков горшки с имбирем, а потом сбывал эти красивые глиняные горшки с их съедобным содержимым друзьям и знакомым в Залтбоммеле — разумеется, не без разумного барыша.

Он нетерпеливо ждал момента, когда можно будет расправить крылья и применить свои знания на деле. Умственная деятельность имела для него смысл только тогда, когда переставала быть игрой и начиналась всерьез. Школа этого дать ему не могла.