Мне в детстве было многое дано:тетрадь, фломастер, твёрдая подушка,большая спальня, низкое окно,донецкий воздух, угольная стружка.Когда на подоконнике сидишь,то терриконы сказочней и ближе.Мне нравилась базальтовая тишьи мёртвый флюгер на соседней крыше.А за полночь, сквозь шорох ковыля,сквозь марево компрессорного воя,подслушивать, как вертится Земля,вращая шестерёнками забоя.
Охранник Геннадий Сушко
С редеющей
грядкой последних седин,с обтянутым формой брюшком,томится у кассы № 1охранник Геннадий Сушко.Он утром увидел её у стола –она покупала морковь,но мимо него, изогнувшись, плылаеё равнодушная бровь.В «Пятёрочке» цены сегодня смешнына яблоки и молоко.Он сделал бы скидку, ушёл от жены,но образ её далеко,как будто она – молодой лимузин,а он догоняет пешком.Томится у кассы № 1охранник Геннадий Сушко.
Вера
Она встречает его в прихожей, говорит:– Вымой руки, –идёт в кухню, наливает горячий суп.Смотрит, как он ест.Замечает, что две волосинки поседели у него в носу.Он вспоминает:– У Сергея Петровича сегодня умерла мать…Она головой качает,ставит будильник на семь тридцать пять.А потом они ложатся в постель,укрываются пледом и спят.Спят, спят, спят,прижавшись друг к другу спинами,восемь часов подряд.Утром он кричит ей:– Вера, у нас кончилась бумага!Она ворчит сквозь сон.Затем встаёт, прихрамывает,подаёт ему новый рулон.
Как мамы
Мы окна мыли, мыли в октябре,в окно смотрели,стёкла мыли, мыли,мы видели себя на пустыре,в холодном ветре,в облаке из пыли,мы там стояли, на сухой траве,смотрели на себя в окне немытоми думали, что это в синевестоят другие,сгорбленные бытом.Лежал в тумане кабельный завод,за кочегаркой зарево качалось,а рядом начинался кислород,и больше ничего не начиналось.А мы стояли на сухой траве,дышали пылью и в окно смотрелина то, как эти сгорбленные двемаячили в проёме еле-елеи мыли окна током чистых вод,размазывая тряпкой по спирали.Лежал в тумане кабельный завод,а мы, как мамы, раму протирали.
Невеста
По мягким полозьям вельветаплывёт, озаряя углы,невеста, продетая светомв любовное ушко иглы.Отец поцелует сердечнов дизайнерский локон вискаи в море отпустит навечно.Посмотрит с улыбкою, как,минуя нарядные лица,плывёт к ней её водолазс цветком в белоснежной петлице,с блестящими кошками глаз.
«Заколочен досками колодец…»
Заколочен досками колодец,возле грядок брошены лопаты,незнакомый и нетрезвый хлопецкурит возле дедушкиной хаты.Выплывет хозяйка, озираясь –что хотят незваные шпионы?Выплеснет помои из сараяв бабушкины флоксы и пионы.Детство отшумело и пропало,убежало странствовать по нивам,затерялось в гуще сеновалов,растворилось в воздухе ленивом.Лишь
стоит за сломанной калиткой,возле обветшалого крыльца,нерушимый, крепкий, монолитныйзапах бузины и чабреца.
Безумная
Она сошла с ума –сорвалась с небосвода,пустилась по холмам,по зимним огородам.Скрывается, дрожит,она подобна мухе –то, тихая, лежит,то ползает на брюхе.В стране переполох,неразбериха в прессе –догнать её не смогШойгу на мерседесе.Волнуются послы,трясутся миротворцы,взлетают, как орлы,пилоты-добровольцы.Над сферою Земливершат свои полёты,но пишут «не нашли»в космических отчётах,ведь сверху не виднани Богу, ни ракетамбезумная лунаоранжевого цвета.
Гостья из будущего
Алиса, ты меня помнишь, мы лежали с тобой вдвоёмв больнице. Ты помнишь? Я – Юля, Грибкова Юля.Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём!Мы тут все в шоке. Нас, кажется, обманули.Вы обещали, что Мила станет врачом,а она торгует, держит точку на Черкизоне,Фима бухает, Герасимов стал бичом,я растолстела, Сулима сидит на зоне.Что у вас там случилось? Вы проиграли войну?Спаси, сохрани нас, Господи, твоя воля.Пираты сбежали или ещё в плену?Ведь им ничего не сказал истерзанный мальчик Коля.Алиса, ты меня слышишь, ответь мне, приём, приём!Наш мир завоевали Крысы с Весельчаками.Но мы ещё терпим, дышим, живём и ждём,что скрипнет белая дверь в заброшенном домес высокими потолками.
«Что ты, небо, хмуришь лоб…»
Что ты, небо, хмуришь лоб,я опять не то молчу?Я поеду в церковь, чтоблюбоваться на свечу.Фитилёк мой, фитилёк,воск, селитра, парафин,мы с тобой похожи, Бог, –я одна, и ты один.А давай слетаем в лес,над маршрутками паря?Это происки небес,это тяжесть октября.
«рядом с выходами входами…»
рядом с выходами входамиперегруженную тароюмежду джипами и хондамикто её поставил старуюэту лошадь абсолютнуюнедействительную выпискурядом с курсами валютнымипод неоновою вывескойкуры гриль на гневном холоделапы кверху растопырилиэто ад смотрите голубиваших братьев здесь поджарилина витринах на вертящихсярукавицы как пощёчинына весёлых и светящихсянебеса сосредоточеныим не видно старой лошадиа всё прочее неважно янад рыночною площадьюполетала бы бумажная
Про Филипповну
У Филипповны сумка с дырой,прохудившийся шарф и калоши,кардигана немодный покрой,аметисты на старенькой броши.То на кладбище ходит пешком,носит мужу конфеты с печеньем,то лежит, обвязавшись платком,занимается самолеченьем.Были б дети, пекла б пироги,молодилась, за внуком смотрела,а теперь под глазами кругии тяжёлое, сонное тело.Потому что пришли холода,одиночество, осень, простуда,потому что уже никогда,никого, ничего, ниоткуда.
