Фото на память

– Евгений на месте? – обратилась она к ним.

– Да, а вы кто? – бесцеремонно спросила одна из них – кореянка с длинными черными, как вороново крыло, волосами.

Вершинина улыбнулась ее непосредственности.

– Детектив, – бросила она оторопевшим подружкам и вошла в студию.

Там царил творческий полумрак: окна были задернуты тяжелыми шторами, софиты, закрепленные на треногах, были погашены и направлены на торцевую стену, задрапированную серой мешковиной, к которой в хаотическом беспорядке были прикреплены звезды из цветной фольги.

У стены стояли кубы, покрытые тонкой прозрачной тканью, волнами спадавшей вниз и стелившейся по паркету. Темноволосый парень с челкой, закрывавшей ему пол-лица, с фотоаппаратом на шее поправлял драпировку.

– Вы Евгений? – шагнула к нему Валандра.

– Я, – он обернулся и удивленно уставился на нее.

– Не пугайтесь, – она улыбнулась, – я не из налоговой инспекции.

– А чего мне бояться? – он пожал плечами и с интересом начал рассматривать Вершинину.

– Я хотела бы поговорить с вами и с некоторыми из девушек. Дело в том, что Мамедов попал в аварию…

– Так вы из «Кайзера» что ли? Я думал, Алискер сам приедет. – Не скрывая любопытства, он смотрел на эффектно одетую Валентину, под распахнутым плащом которой был костюм из змеиной кожи с короткой юбкой.

– Вы разочарованы?

– Наоборот, очень рад вас видеть, а вот девушки будут расстроены, – он усмехнулся, – я им описал Алискера в красках.

– Значит, они уже в курсе? Тем лучше. – Валентина видела, как у Евгения загорелись глаза. – Может быть, тогда приступим. Я постараюсь не отрывать вас надолго от работы.

– Ну что вы, вы совершенно нас не отрываете. Сейчас я провожу вас в гримерную и соберу девчонок.

Он прошел в дальний конец студии, где была еще одна дверь, и провел Вершинину в комнату поменьше с зеркалами и столиками, стоящими вдоль стен.

– Присаживайтесь, – он указал Вершининой на низенький диванчик, – сейчас кофе организуем.

– Кстати, – спохватилась Вершинина, – я, кажется, не представилась, меня зовут Валентина. Может быть, нам удобнее будет общаться на «ты»?

– Конечно, конечно, – отозвался Евгений, колдовавший над электрическим чайником.

Наконец, он щелкнул тумблером и направился к выходу.

– Я – мигом.

Вершинина окинула гримерную взглядом: с дюжину узких шкафчиков для одежды, несколько пуфиков с пестрой обивкой, мягкие стулья. Вдоль одной стены в ряд выстроились стойки в человеческий рост, заканчивающиеся деревянными болванками, на которые были надеты парики с короткими и длинными волосами самых разнообразных цветов: от ослепительно-серебряных до иссиня-черных. Одна болванка была без парика и почему-то напомнила Вершининой аскетичного буддийского монаха без рясы.

Вошел Евгений в сопровождении двух девушек, которых Вершинина встретила при входе, и представил их. Кореянку звали Оксаной Цой, ее подружку Любой Городницкой. Нимало не смущаясь, они поглядывали на статную Валентину, которая закинув ногу на ногу, сидела с не зажженной сигаретой в руке, не решаясь закурить.

– Можно курить, – Евгений достал позолоченную «зиппо», ловким движением руки отбросил крышечку и, крутанув колесико, поднес зажигалку Вершининой.

– Хорошая зажигалка, – Валентина поблагодарила Женьку и уселась на диване поудобнее.

Девушки устроились на стульях и тоже достали сигареты.

– У Машки покруче была, – закурив, произнесла Любка, – серебряный «ронсон». Работала, как часы. Ей один знакомый подарил.

– Могу поспорить, – завелся Женька, – что у меня из десяти раз загорится десять.

– Спорим на твой мизинец, – схохмила Оксана, – у нас где-то здесь топорик завалялся.

– Ты у нас свихнулась на своем Тарантино, – улыбнулась Городницкая, – а у него кроме «Криминального чтива» да «Четырех комнат» и посмотреть больше нечего.

– А «От заката…»! – возмутилась Цой, – а «Джекки Браун»!

Городницкая фыркнула, всем своим видом показывая, что последние два фильма так себе.

– Ну, завелись, – тормознул их Женька, – Валентина хочет с вами серьезно поговорить.

– Ты нам сказал, – зыркнула на него Оксана, – что будет знойный метис. Так ты, кажется, выразился?

– Во-первых, это образное сравнение, – огрызнулся Женька, – а во-вторых…

– Погоди Евгений, – Валентина остановила фотографа и посмотрела на девушек, – как только Алискер подлечится, я выпишу ему командировку в ваше агентство, он с удовольствием с вами пообщается и, может быть, даже угостит вас шампанским. Хотя шампанским и я могу вас угостить.

Вершинина решила, что для простоты общения это не помешает.

– Нет, – воспротивился Евгений, – им еще работать, а если они выпьют хотя бы грамм…

– Брось, Евгений, – хитро посмотрела на него Городницкая, – скажи лучше, бежать не хочется!

– Он должен куда-то бежать? – наивно спросила Вершинина и, вынув телефон, позвонила Болдыреву, – Сергей, слетай быстро до какого-нибудь супермаркета, возьми бутылку шампанского и шоколад или лучше коробку конфет.

Она посмотрела на замерших в ожидании девушек.

– Вам можно конфеты?

Они молча кивнули.

– Принесешь в триста шестую комнату, запомнил?

Сложив трубку сотового, она спрятала ее в карман плаща, стряхнула пепел с сигареты в латунную пепельницу, которую успел поставить на пуфик Женька, и спросила:

– Так вы говорите, у Беспаловой тоже хорошая зажигалка была?

– Она ей перед всеми хвалилась, – Оксана загасила сигарету, – таких у нас не купишь!

– Что же в ней было особенного?

– Она, конечно, не женская была, слишком большая, – сказала Городницкая, – такая… в форме трапеции и на крышке выгравирована буква «М». Горела при любом ветре.

– При ней ее не оказалось? – спросила Вершинина, – я имею в виду, когда Марию нашли в подъезде?

– Кажется, нет.

– Тридцатого апреля Беспалова была на работе?

– Мы все были на работе, – встрял Евгений до этого отвлекшийся приготовлением кофе, – к обеду накрыли стол. Не плохо повеселились.

Он подал сначала Вершининой, а потом Любе с Оксаной по небольшой чашечке ароматного напитка.

– Повеселились… – задумчиво произнесла Оксана.

– Вы поздно разошлись?