Founder Effect

– Тише, тише, - я присел, отстранив её от себя, и внимательно взглянул ей в глаза.
– Иди к маме. Она отведет тебя подальше отсюда. Я вам позвоню, когда разберусь здесь, хорошо, малыш?

– Л... ладно...
– она утёрла слезы и повернулась к матери.
– М...мам, прости.

– Пойдем, - Эренис взглянула на меня после того, как взяла свою дочь за руку и уже почти покинула помещение. Теперь повсюду вокруг были мои настоящие наёмники и дроиды с дронами, и ей можно было не опасаться нападений. Я видел, что она многое хочет мне сказать нелицеприятного, но не хочет в это всё посвящать Лори. Я понимал это стремление и едва заметно кивнул ей. Она ответила внимательным взглядом, потому как, видимо, не считала, что я способен понимать настолько сложные эмоции по взгляду.

– Хэмминг, ты... разберись тут со всем. Мы... свяжемся и поговорим.

– Да, - выдохнул я и проводил мать с дочерью взглядом, а затем повернул лицо к Вазир.
– Выжившие, кроме этого, - я показал на лже-Кубинца, - есть?

– Да, - ответила не Вазир, а смартхаск Дайнмара.
– Мы ведем активный допрос. Их правда послал Цербер.

– Строй их кругом, как закончите. На колени, - я всё ещё был слишком зол и даже яростен, чтобы спустить всё так просто.
– Всех.

– Что ты собираешься делать, Хэмминг?
– полюбопытствовала Вазир, перехватив пистолет поудобнее и ткнув им ещё раз в спину своего пленника.
– Зачем на колени?

– Грехи недостойных должны быть освящены кровью и страхом (1), - мрачно проговорил я и запустил сканирование личности на наемнике.
– Дайнмар. Как называется их отряд? И почему я не могу найти этого... Кубинца в базах Альянса?

– Они называют себя Безликими (2). Они одни из наиболее ксенофобских банд-формирований, если рассматривать их деятельность вне Альянса. Их глава - олдфаг, как ты понимаешь. И ты его знаешь. Его имя Бенджамин Сикор. Ведет дела с нашим Новерийским Филиалом. У этих наемников прикрытие на лучшем уровне, и они при вступлении в ряды делают полную пластику лица, а также убирают из баз любое упоминание о себе. Эти ребятки из нижнего звена организации, не из окружения Сикора.

– Значит, Безликие... Кажется, план сформировался, - я оскалился и вежливо, совершенно не соответствуя своим тоном выражению лица, попросил.
– Дай, пожалуйста, пистолет.

– Что ты задумал, Хэмминг?
– Вазир прищурилась.

– В конце концов, - я уже всё решил для себя, потому проверил заряд в пистолете и беззаботным жестом почесал лоб, - я фактически имею на это право на своей территории. Что не запрещено, то разрешено, в конце концов.

– Что ты задумал, Хэмминг!
– Тела остановила меня за плечо и развернула к себе.
– Отвечай!

– Увидишь, - я, не убирая оскала с лица, взглянул ей в глаза.
– Я зол.

Мы молча подождали ещё минут пять. Лиара переминалась рядом с ноги на ногу, поглядывая то на меня, то на свою руку.

– Как она?
– я мягко взял её ладонь в свою и взглянул на рану, которая уже не кровоточила, а затем провел пальцами дальше, к запястью, и чтобы рассмотреть получше, притянул поближе к лицу.
– Ну, Лиара, всё в принципе зажило уже почти... И спасибо, что спасла меня несколько раз. Думаю, у меня будет шанс отплатить, если ты всё же остаешься с командой Шепарда.

– Да, я... Я не очень хочу на допрос к Матриархату, Хэмминг. Именно это является альтернативой, - съехидничала Т'Сони.
– Мне об этом сказала СпеКТР. И я думаю, что всё-таки спасать мир лучше, чем сидеть в теплой камере с выходом в экстранет.

– Если мне дать теплую камеру с выходом в экстранет, то я вначале спасу мир... пару раз, я полагаю. А потом захвачу его.

– Для тебя, Хэмминг, у нас заготовлен специальный карцер, - решила схохмить Вазир.
– Ещё с убийства Толошан, между прочим.

– О нет, я думал, что искупил свою вину!
– я схватился за сердце, решив поддержать игру, но меня прервали.

– Все готово, команданте, - произнес Дайнмар.

– О!
– оскал наверняка снова выполз на лицо. Я отпустил Лиару и стремительно прошёл к выставленным в круг людям, стоящим на коленях, на ходу кивнув Вазир и махнув рукой.
– Веди его сюда!

Я дернул лже-Кубинца за шиворот и поставил его в центр круга.

– Вы напали на меня. Повредили систему работы Капсул. Из-за вас пострадала куча людей. Зачем?

– Ты опасен...

– Я знаю. И я знаю, кто за вами стоит. Кажется, мне стоит чуть больше углубиться в политику. Но... Как я уже говорил грехи недостойных должны быть освящены кровью и страхом. Я лишу вас лиц. Даже тех, что вы имеете, уроды. И после смерти вас утилизируют Хранители. Сделают едой(3) для так ненавистных вам инопланетян. Оценил перспективы?

– Нет! Что ты хочешь?! Нас должны судить! Ты не можешь!

Я поморщился и раздраженно прикрыл глаза от разношёрстных воплей и их вонючего и осязаемого страха, уже пожалев о своей задумке, но не отказавшись от неё. Что-то больно я мягок стал для своих скайримских методов. Я открыл глаза, глубоко вдохнул и начал стрелять им в лица из своего любимого импульсного пистолета, идя по кругу.

Кубинец был последним.

И он нашёл в себе силы броситься на меня и попытаться умереть в бою, сопротивляясь. Я выбил из него всю дурь, а затем выпустил ему кишки его же сапожным ножом. Вазир не заметила. Азари уже давно подобным не увлекаются, есть, в конце концов, биотика. А этого парня похоронят на Земле. Остальных же... утилизировать.

Я ещё улыбался, когда отдавал этот приказ, стал лыбиться ещё больше, когда понял, что и Вазир пытается задавить довольную улыбку, которая сама выползла в ответ на мою, и всё ещё улыбался, когда встретился взглядом с Лиарой.

Я ощутил какое-то странное чувство. Будто сердце или душа, что бы это ни было по центру груди, проваливается куда-то внутрь от этой неприкрытой смеси презрения, недоумения и брезгливости. Кажется, я переборщил. И она считает меня каким-то мясником, что ли? Но... Не должно ли мне быть наплевать?

Мы ведь даже не друзья?

***

– Даблдок, - Уильямс покачивала лошадку (прим. авт. кабальитос или же "лошадка"- народное название высокого небольшого узкого стакана, в котором мексиканцы обычно предпочитают пить текилу) с текилой в ладони и изучающе глядела на меня чуть прищуренными и блестящими от количества выпитого глазами.
– А вот ты скажи...

– Да всю правду доложи, - я был уже порядком набравшийся и готовый к сказкам, как обычно.
– Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?
– Эшли и я выдержали паузу, заполнив её хитрыми переглядываниями с прищуренными глазами обеих сторон.
– Я! Потому что альбинос, и на севере я рос!