«Фрам» в полярном море

Хуже обстояло дело с короткими, обрубленными нартами. Удлинить их теперь невозможно. Но как же пробиваться вперед на этих обрубках, не разбив поставленных на них каяков о ледяные выступы и торосы? Если мы не найдем свободной воды на пути к Шпицбергену, то вынуждены будем тащиться по неровному дрейфующему льду с этими нартами, на которых каяки имеют точку опоры только в середине; оба конца – и нос и корма – свешиваются за пределы нарт; при малейшей неровности концы каяков неминуемо будут цепляться за лед, а это вряд ли благотворно отразится на их парусиновой обшивке. Необходимо было как-то предохранить каяки. Мы привязали к ним снизу медвежьи шкуры и устроили на нартах добавочные подпорки из уцелевших кусков дерева. Подпорки надо было сделать возможно длиннее, чтобы поднять повыше самые каяки и не дать им касаться льда. Веревок, чтобы привязать каяки, не было, и пришлось изготовить ремни из сырой медвежьей и моржовой кожи. А такими ремнями крепко не привяжешь. Все же преодолели и эту трудность и в конце концов хорошо и плотно пригнали каяки к нартам. Чтобы концы каяков не поломались под тяжестью груза, самые тяжелые предметы положили в середину. Получилось хорошо.

Не менее трудным оказалось снарядиться в путь нам самим. Я уже упомянул, что мы сшили себе новую одежду, и на это столь неопытным портным пришлось потратить порядочно времени. Мало-помалу мы, впрочем, так наловчились, что имели, по-моему, все основания гордиться своей работой. И когда, наконец, облеклись в новое одеяние, вид у нас получился довольно приличный – так, по крайней мере, казалось нам. Новую одежду мы берегли и не торопились надевать, желая подольше сохранить ее во всей красе для путешествия. Йохансен, насколько мне помнится, так и не надел своей новой куртки вплоть до встречи с людьми. Он объявил, что хочет сохранить ее до того дня, когда прибудет в Норвегию, – ведь не может же он предстать перед соотечественниками каким-то морским разбойником!

Жалкие остатки нижнего белья перед отправлением в путь были тщательно выстираны, чтобы можно было двигаться, не натирая себе тела до крови. Стирка производилась способами, уже описанными выше. Вот с обувью дело было совсем плохо. Чулки мы кое-как себе сшили из медвежьей шкуры; труднее оказалось заменить подметки наших комаг, которые совсем почти протерлись. Мы, однако, ухитрились сделать нечто вроде подошв из моржовой кожи, выскоблив ее примерно до половины толщины, а затем вытянув и высушив над лампой. Эти подошвы пришили к нашим комагам по финскому способу. Травы Sennegrees у нас был еще запас порядочный, и поэтому удалось сделать комаги почти непромокаемыми. Таким образом, несмотря ни на что, одежда оказалась вполне приличной, хотя и нельзя сказать, чтобы она отличалась особой чистотой.

Для защиты от ветра и дождя сохранилось старое «ветряное» платье, которое мы постарались, как могли, заштопать и починить. Времени на эти починки ушло страшно много, так как одеяние это представляло в общем заплату на заплате; на нем, как говорится, живого места не было; стоило зашить одну дыру, как рядом, едва мы напяливали одежду на себя, появлялась новая. Всего больше износились рукава; я взял да в конце концов и оторвал оба: по крайней мере не приходилось больше нервничать, глядя, как они дальше рвутся.

Весьма желательно было также иметь теплый и возможно более легкий спальный мешок. Того, с которым мы сюда прибыли, больше не существовало: его распороли и из шерстяных одеял пошили одежду. Теперь нужно было сшить новый спальный мешок из медвежьих шкур. Выбрав самые тонкие, мы сумели сделать новый мешок, лишь немногим тяжелее мешка из оленьей шкуры, взятого с «Фрама».

Труднее было устроить сносную палатку. Старая изодралась и насквозь просалилась за прошлогоднее пятимесячное путешествие; остатки ее были вконец уничтожены песцами, когда осенью мы прикрывали ею запасы мяса и сала, чтобы спасти их от чаек. Песцы либо изодрали и изгрызли все в клочья, либо растащили. Потом на снегу мы находили большие лоскутья этого плотного шелкового полотна. Долго прикидывали мы в уме, как соорудить себе новую палатку, и единственное, что могли придумать, это ставить двое наших нарт с каяками параллельно на расстоянии длины человеческого тела, сбивать из снега вал вокруг них, класть сверху поперек лыжи и бамбуковые лыжные палки и покрывать все двумя связанными вместе парусами, так, чтобы последние свешивались с обеих сторон до низу. Таким способом получался довольно сносный кров: каяки заменяли конек крыши, а паруса – боковые стенки палатки. Нельзя, конечно, сказать, чтобы такая палатка служила надежной защитой от ветра, и в пургу много хлопот доставляло затыканье щелей и отверстий «ветряной» одеждой и другими вещами.

Самой важной частью снаряжения было, конечно, огнестрельное оружие, которое, к счастью, находилось в довольно хорошем состоянии. Мы хорошо почистили ружья, смазали дула ворванью, а замки и затворы – оставшимся еще в небольшом количестве вазелином и ружейным маслом. Сосчитав патроны, мы, к величайшей радости, обнаружили, что у нас осталось еще около 100 ружейных патронов с пулями и 120 зарядов дроби. В случае надобности мы могли перезимовать еще не один раз, если бы это оказалось необходимым.

Глава двенадцатая Путешествие на юг

Наконец, во вторник, 19 мая, мы были готовы тронуться в путь. Нарты стояли нагруженные и увязанные. Напоследок сфотографировали хижину снаружи и внутри и оставили в ней следующее краткое описание нашего путешествия:

«Вторник, 19 мая 1896 г. Мы вмерзли в лед к северу от острова Котельного, приблизительно под 78°43 северной широты, 22 сентября 1893 г. В течение следующего года, как и было предусмотрено, нас несло на северо-запад. Йохансен и я покинули «Фрам» 14 марта 1895 г. примерно под 84°04 северной широты и 103° восточной долготы [346] , имея целью достигнуть более высоких широт. Руководство экспедицией передано Свердрупу. К северу никакой земли не нашли. 8 апреля 1895 г., достигнув 86°14 северной широты и около 95° восточной долготы, вынуждены были повернуть назад, так как лед стал слишком тяжелым и непроходимым. Взяли курс на мыс Флигели, но наши часы остановились, и мы не могли с достаточной точностью определить долготу. 6 августа 1895 г. обнаружили четыре покрытых ледниками острова, расположенных в северной части этого архипелага, приблизительно под 81°30 северной широты [347] и примерно 7° восточнее данного места. Сюда прибыли 26 августа 1895 г. и нашли необходимым здесь перезимовать. Питались медвежьим мясом. Сегодня отправляемся на юго-запад вдоль земли, чтобы наикратчайшим путем добраться до Шпицбергена. Полагаем, что находимся на Земле Гиллиса.

346

Описка, следовало – 102° восточной долготы.

347

В действительности острова эти лежат несколько севернее.

Фритьоф Нансен».

Этот самый первый отчет о нашем путешествии был вложен в медную трубку – цилиндр от воздушного насоса примуса. Трубку заткнули деревянной втулкой и подвесили на проволоке под коньком крыши хижины.

В 7 ч вечера покинули наше зимнее логово и начали путь на юг. Проторчав целую зиму на месте, преимущественно в лежачем положении, мы разучились ходить, и нарты с нагруженными каяками показались очень тяжелыми. Чтобы не слишком рьяно приниматься за дело, сначала поразмять суставы, а потом уже впрячься в лямку по-настоящему, в этот первый день шли всего несколько часов. Затем, очень довольные, расположились на стоянку. Каким блаженством было сознавать, что мы, наконец, снова в пути и на этот раз действительно идем к дому!

На следующий день (в среду 20 мая) переход был тоже небольшой. Шли курсом на юго-западный мыс, который стоял у нас перед глазами в течение всей зимы. За ним, судя по небу, должна была находиться открытая вода. С величайшим интересом ждали, в каком направлении оттуда потянется дальше земля. Если бы мы находились севернее мыса Лофлея, тогда земля здесь должна была повернуть в юго-восточном направлении. Если же, напротив, берег дальше шел на юго-запад, стало быть, мы были у какой-то новой земли, лежащей западнее, – возле Земли Гиллиса.

В четверг, 21 мая, добрались, наконец, до мыса и расположились на стоянку Всю зиму его называли «Мысом Доброй Надежды», так как надеялись найти здесь водный простор, который облегчит движение вперед. Надежда не обманула нас. С горы я увидел недалеко к юго-западу открытую воду, а так же два новых острова, покрытых снегом, – один большой впереди на Ю 40° З (по компасу) и другой поменьше на Ю 85° З (по компасу). Они были целиком покрыты ледяными щитами правильной куполообразной формы. В каком направлении тянулся дальше берег, не было видно, так как южнее выступал высокий мыс. Но незаметно было, чтобы берег сворачивал на юго-восток; вероятность того, что мы находимся вблизи мыса Лофлея, отпадала. Теперь появилась надежда, что уже на следующий день можно будет спустить каяки на воду и быстро пойти на юго-запад. Но пришлось разочароваться. На следующий день разыгралась пурга, и ничего не оставалось делать, как сидеть на том же месте.

Утром, лежа в мешке и стряпая завтрак, я вдруг увидел медведя, спокойно проходившего мимо шагах примерно в двадцати от нас. Медведь взглянул раза два на нас и на каяки, но не понял, вероятно, что это такое. Почуять людей он не мог, так как ветер дул прямо в нашу сторону, и поэтому продолжал свой путь дальше. Я позволил ему уйти, у нас еще было вдоволь пищи.

В субботу 23 мая та же дурная погода. Прошли немного вперед, чтобы выяснить состояние пути. Надо было узнать, можно ли сразу выбраться на открытую воду, которая лежала к западу от нас по ту сторону острова, или же придется идти на юг вдоль земли по береговому припаю. Подошли к скалистому мысу, который состоял из базальтовых столбов на редкость отчетливых форм, что побудило назвать этот мыс «Замком» [348] . Здесь увидели, что земля дальше тянется к югу; открытая вода простиралась в том же направлении, от земли она была отделена только узкой полоской берегового припая. Так как лед рассекали бесчисленные трещины, решили переправиться на остров, лежавший к западу от нас, и попытаться оттуда возможно скорее выйти в море. Вернувшись назад, стали готовиться к морскому путешествию; прежде всего пришлось тщательно залить растопленным стеарином швы каяков, затем переложить груз так, чтобы можно было сесть внутри. На следующий день, в воскресенье, 24 мая, двинулись на запад по направлению к острову. Ветер дул восточный, и можно было приладить к нартам паруса; по ровному льду дело шло довольно быстро. Но когда мы стали подходить к острову, внезапно поднялся свежий юго-западный ветер. Нарты несколько раз опрокидывались. Пришлось отказаться от лавирования парусами и снять их. Небо заволокло облаками, спустился туман, и дальше к земле пришлось идти против сильного ветра.

348

Джексон назвал его мысом Мак-Клинтока (M'Clintock)[414].