Француженки не любят сказки

Она открылась ему так стремительно, что это ее смутило бы, могла бы она хоть что-то соображать. Она открылась, как цветок открывается солнцу. Она дрожала в его сильных руках, и весь мир растворился вокруг нее. Она извивалась, выгибала спину.

– Да. – В его голосе слышался неприкрытый триумф. Он сжал руку в кулак и нежно водил костяшками по ее клитору, вызывая оргазм, позволяя ей насладиться его долгими волнами. Наконец она затихла и, обессилевшая, терлась лицом о его бицепсы. Он отодвинулся от нее, стянул с себя джинсы и сунул руку в карман. Конечно, он пришел к ней, запасшись презервативами. Ведь они хотели этого, верно.

Он раздвинул шире ее ноги, опустился на колени и стащил с нее тунику, уронил ее на пол. Потом замер на минуту, упираясь кулаками в бедра. Еще никогда она не видела такого возбужденного мужчину.

Он тяжело дышал.

– Пожалуйста, Жем, сними это сама. Я так хочу.

Он глядел на ее лифчик. Все еще вздрагивая от последних волн оргазма, целиком покорная его воле, она приподнялась на локтях, завела руки за спину и расстегнула застежку. Снова легла, стянула с плеч бретельки и сняла бюстгальтер, словно давала некий священный обет. Словно это было жертвоприношение девственницы.

– Господи, – воскликнул он, лег на нее, заставил обнять его ляжками и мельком усмехнулся. – Видишь, вот почему я хотел убедиться. Но ты мне обещала. – Он медленно, совсем немного вошел в нее. – Тебе… тебе нравится, Жем? Хочешь еще немного?

Она укусила его в плечо.

– Не смей так делать! Не смей дразнить меня играми!

Он сдерживался изо всех сил. На висках выступили бисеринки пота, на всем теле напряглись мышцы. Но он усмехнулся.

– Ты хочешь, чтобы я сделал – так? – Он резко и сильно вошел в нее, наполнив собой.

– Да! – Она вцепилась в его ягодицы, прижимая его к себе еще сильнее, изгибая тело так, чтобы принять его целиком. Он был в ней – восхитительно. Он словно обновил ее всю. Его резкий, бешеный ритм заставлял ее таять от наслаждения.

– Жем. – Он перестал улыбаться; теперь его лицо было суровым, диким. – Ты ведь… ты ведь обещала мне, что мы с тобой сделаем это несколько раз. По-моему, нам захочется этого. – Он вышел из нее и вонзился снова, еще глубже, но там внезапно замер, к ее сильному разочарованию.

– Кажется, я просила – не надо медленно!

– Нет. – Он потряс головой, словно боксер, приходящий в себя после атаки. – Я… я уже не могу себя контролировать. Скажи мне – скажи, если я сделаю тебе больно.

Она взглянула на это суровое лицо «хулигана», на темные, косматые волосы, прилипшие к вискам, на черные как смоль глаза и засмеялась.

– Ты – сделаешь мне больно? С ума сошел? Нет – пожалуйста. Я хочу тебя. Хочу получить все, что ты можешь дать.

– Боже, – удивленно выдохнул он. – Что ж, получай, милая. Медленно сейчас уже не получится.

Глава 10

Джейми снились солнечные лучики. Они падали в просветы между плотными банановыми листьями, между листьями какао и рассыпались светлыми пятнышками на бурых листьях, мягко хрустевших под ногами. Нежные цветки смотрели на нее со ствола дерева. Какой-то мужчина улыбнулся и протянул ей на ладони стручок какао, вскрыв его ловким взмахом мачете. Она гладила рукой ребра и бугорки на изнанке стручка. Плод какао был божественно вкусный: белый и мясистый, не похожий ни на персик, ни на манго или киви, и уж тем более на шоколад.

– Это удивительно, – сказала она, гордясь им, гордясь собой. Это было так недавно, но так зыбко, словно что-то было утрачено в дурном сне, эта самая гордость. Он был полон решимости сделать свою ферму успешной, не прибегая к рабскому труду, через который прошел сам, когда его похитили у матери в одиннадцатилетнем возрасте. Она использовала фонд Кори, помогла составить программу для его фермы. По этой программе дети ходили в школу до четырнадцати лет; потом им разрешалось до шестнадцати лет, помимо учебы, работать на плантации до трех часов в день, за плату. Многие родители были убеждены, что детям не нужно учиться в школе и готовиться к тому, что они никогда не получат, поэтому такое сочетание учебы с работой было самым разумным. Никакого рабства, никаких телесных наказаний и безумных тяжестей. Программа вызвала всеобщий интерес и распространилась на другие фермы. Изменила целый регион. Черт побери, Джейми могла бы изменить и весь мир, если бы могла продолжать в том же духе.

Мужчина улыбался ей. Она шла дальше и дальше в глубь плантации, а потом, как бывает во сне, очутилась на берегу Амазонки, в густых и сумрачных джунглях, где деревья какао росли в своем первозданном виде. И она улыбалась, потому что была счастлива и чувствовала себя в безопасности. Но тут под ней обрушился берег, сильные руки выдернули ее из воды, и…

Джейми глотнула ртом воздуха и проснулась. Все ее тело пронзила боль.

Нет. Нет. Проклятье, ведь этот сон начинался так хорошо и обещал так много! Как же ей избежать столь мрачного финала?

Она потерла глаза и огляделась. Вдруг она кричала во сне и… может быть… кто-то хотел ее спасти…

Он ушел. Рассвет лишь еле брезжил, но он ушел.

Она вздохнула. Сказать начистоту, она и не ожидала, что он будет рядом. Это было бы приятно, но… она не склонна к иллюзиям, ни на что не надеется.

Она положила руки под голову; эпизоды минувшей ночи быстро вытеснили из сознания последние секунды сна. Подумав о нем, она сонно улыбнулась распухшими от поцелуев губами. Они много часов занимались любовью. Или он занимался с ней любовью много часов. Он замучил ее. Она помнила прикосновения его губ и ладоней, помнила, как плавилась под его ласками, как делалась все более пластичной и податливой, насыщалась им и все же хотела еще и еще.

Впервые за много месяцев, проснувшись, как всегда, с ощущением боли, Джейми не обезумела от нее, и эта боль не бросила мрачную тень на начинавшийся день. Нет, на этот раз Джейми восприняла боль как нечто заслуженное, как подтверждение того, что она жива и будет жить.

Какая необычайная, удивительная ночь. Вот уж она даже и мечтать не смела, что ее действительно выберет рок-звезда, ее, девчонку-групи, из всех поклонниц. Ну, конечно, не рок-звезда, а Доминик Ришар, но это почти одно и то же. Наверно, после всего пережитого ею богини судьбы захотели, чтобы сбылась хоть одна ее мечта.

Она улыбалась все утро, и во время завтрака (она постаралась, чтобы на этот раз он был здоровым), и когда принимала душ. Одевшись, она распахнула огромное окно в весеннее утро и впервые за неделю включила компьютер.

Она обязательно добьется своего. Снова станет сильной. Она прямо-таки чувствовала, что выпила всю силу из Доминика Ришара и наполнилась ею сама.

«Дорогая Джейми, – говорилось в письме Антуана Сумбуну, главы одного из крупнейших фермерских кооперативов, работавших под зонтиком у «Кори». – Спасибо за письмо от твоего секретаря, из которого мы узнали, что ты поправляешься. – Это Кэйд направила к ней помощницу, чтобы та отвечала на многочисленные пожелания здоровья. Джейми не могла себя заставить. – Когда ты думаешь вернуться в Абиджан? Надеюсь, что нам когда-нибудь удастся провести круглый стол по стабильному производству какао, о котором ты говорила. Дела у нас идут плохо – санкции, борьба за власть и все такое. Фермеры с трудом выживают, а ты знаешь, что это означает…»