Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
«Я готов убить ее, – подумал он. – Но не раньше, чем она взглянет на меня своими бархатными карими глазами, умоляя о новом изысканном наслаждении».
Не раньше, чем она познает его вкус.
Глава 15
Город молчаливо приветствовал Магали, подобно не желающему просыпаться возлюбленному. И тот утренний возлюбленный, пусть еще и неосознанно, безраздельно принадлежал ей. Оголенные деревья на набережных чернели на фоне медленно светлеющего неба, тонкая полоска золотой дымки уже уцепилась за горизонт. Огни иллюминации, обычно украшавшей по ночам здание Лувра, погасли. Напоминая мощные древесные стволы,
Звук ее шагов по мостовой был сейчас тише и мягче напористого дневного перестука каблуков сапожек. Сена поблескивала внизу черненым серебром, в прибывающем свете постепенно проявлялась буроватая зимняя окраска водного потока. Беговую дорожку Магали ограничивали с одной стороны гранитные парапеты верхних набережных, а с другой – ряд раскинувших оголенные темные ветви деревьев.
В этих пробежках весь ее гнев и защитная броня против Филиппа казались излишними. И когда он возникал в ее мыслях, воображаемые картины вызывали у нее улыбку. Она видела, как он заливисто смеялся, когда в его руках взорвался кондитерский мешок с ганашем.
После первого же километра бега улетучивалась тревога о сложностях, выпавших на долю «Волшебной избушки». И сейчас ей казалось, что они сумеют свести концы с концами, зарабатывая на одних только служащих Филиппа Лионне. Готовя для них горячий шоколад, она продолжала желать им прекрасной жизни, исходя из того предположения, что самое лучшее для них – это покинуть Его Заносчивое Высочество и просто проводить дни в их кафе, но пока ее сокровенные мысли, видимо, до них не доходили.
Она мельком взглянула на готическую башню Сен-Жака, возвышавшуюся вдали слева в створе боковой улицы, загадочную и отчужденную, но теряющую с рассветом ту нереальную, колдовскую магию, что исходила от нее под ночным небом или в полнолуние. Фонтаны перед мэрией еще отдыхали в зимнем покое, на площади пустынным холодом поблескивал ледяной каток, а изысканная красота ренессансного фасада заставляла забыть о жестоких трагедиях, которые здания парижской ратуши видели на протяжении многих веков.
Повернувшись, она посмотрела за реку на темную громаду Нотр-Дам, окаймленную золотисто-розовым облачным ореолом. Тяжело дыша, Магали продолжала бежать, едва обратив внимание на маячившего впереди парня в уличной одежде с перекинутым через плечо ремнем спортивной сумки. Когда она поравнялась с ним, ход ее мыслей прервало странное любопытство, и она повернула голову в его сторону.
И внезапно остановилась, словно наткнувшись на жесткий барьер вытянутой руки. Она отскочила в сторону, но он даже не попытался ее удержать.
– Магали?! – Филипп Лионне собственной персоной таращился на нее, изумленно приоткрыв рот и уронив сумку на землю.
Еще мгновение Магали пребывала в мире своего тихого чудесного утра. Но вот она сосредоточилась и устремила на него пристальный взгляд.
На последнего человека, перед которым ей хотелось бы предстать в таком идиотском виде, с раскрасневшимся от морозного ветра и внутреннего жара лицом, вспотевшим, но холодным, с волосами, стянутыми в «конский хвост», в сине-черном спортивном костюме, кое-где пропитавшемся потом и облегающем разгоряченное тело, беззастенчиво обозначающем выпуклые прелести ее фигуры.
Его волосы влажно поблескивали. Разве здесь поблизости есть какой-то спортивный зал? Видимо, он тоже занимался спортом, но после этого принял душ и переоделся в обычную элегантную уличную одежду. И теперь шел
создавать очередной дьявольский деликатес, который она увидит в его витринах, вернувшись на остров. Магали почувствовала, как ее спина уперлась в парапет, который в подобные моменты удерживал рассеянных пешеходов от падения в Сену. На сей раз он не положил руку рядом с ней на ограду, закрывая путь отступления хотя бы в одну сторону. Ну еще бы! Ведь сейчас она выглядит непристойно вспотевшей.Лицо Филиппа выглядело странно… добрым. Может быть, он тоже добреет после утренних тренировок, обретает новую чистоту и легкость? И деловую сосредоточенность? Потому что он выглядел как обычно, очень сосредоточенным. На ней. Подняв руку, она рукавом смахнула капельки пота со лба.
– Вы бегаете, – мягко произнес он.
Он изучал ее лицо с откровенным интересом.
– Вот уж не представлял, что вы любите бегать, – еще мягче и тише, словно разговаривал сам с собой, добавил он.
Казалось, он осуждал себя, словно полагал, что уже представлял ее во всех возможных жизненных ситуациях. Что звучало оскорбительно. Как он мог даже подумать, что познал все грани ее натуры?
Если, конечно, не проводил много времени, воображая ее в самых…
От такой вынужденной остановки частота ее дыхания и биение сердца, казалось, ничуть не замедлились. Ужасно несправедливо, что ему удалось увидеть ее в таком неприглядном виде. Однако воздух свободного рассвета еще наполнял свежестью грудь, и такая встреча показалась ей, как ни странно… приятной неожиданностью.
Магали захотелось увидеть, каким он был двадцатью минутами раньше, потным и грязным, всеми силами преодолевавшим бремя спортивной нагрузки.
Она с трудом перевела дух. Несмотря на то что она перестала бежать, ее сердце колотилось все быстрее.
Или десятью минутами раньше, когда он выходил из душа, и его разгоряченное тренировкой мускулистое тело поблескивало в каплях воды…
Согнувшись, Магали прижала одну руку к животу, а другой ухватилась за парапет. Возможно, она опять переусердствовала с дистанцией. У нее слегка закружилась голова.
Она почувствовала на своем плече его руку, и это ее остро потрясло. Кому-то захотелось коснуться ее разгоряченного потного тела? Чудеса…
– Зa va? [78] – озабоченно спросил он.
Она тряхнула головой, откинув «конский хвост» на спину, и посмотрела на него – смущенно и недоверчиво. Она не доверяла не столько ему, сколько самой себе. От доброго голоса этого светского льва, от его искренней участливости Магали вдруг окончательно лишилась сил. Нет, во всем виновата пробежка. Она совсем ослабела из-за дурацкого бега. Все ее тело стало каким-то… размягченным. Смягчилась даже ее мятежность.
– Non, не все, – ответила она, поразившись собственной честности.
78
Все в порядке, все хорошо? (фр.)
Нет, такая откровенность никак не может быть приятной.
К ее изумлению, она вдруг взлетела в воздух, а потом почувствовала под собой холод каменного парапета и объятия крепких рук, удерживающих ее в сидячем положении и оберегающих на тот случай, если она вздумает хлопнуться в обморок или свалиться в реку.
Не хотел ли он просто избавиться от нее, сбросив в воду? Еще бы, можно знатно повеселиться, одним махом покончив с врагом. Хотя она, скорее всего, не умерла бы, а только переохладилась.