Французская революция: история и мифы
Шрифт:
"Ты знаешь, моя дорогая подруга, заговорили о том, чтобы избрать г-на Ромма депутатом. Такой выбор сделал бы честь патриотам. Народ получил бы в его лице ревностного защитника. В ожидании того момента, когда его голос зазвучит с трибуны, он пользуется им для просвещения сограждан. Каждое воскресение он собирает вокруг себя множество крестьян, которым читает газеты и объясняет новые законы. Я присутствовала на нескольких таких встречах и была удивлена тишиной, в коей они проходят, и вниманием, с которым его слушают. Священники и дворяне высмеивают эти собрания. Они приписывают г-ну Ромму такие амбиции, каковых у него в действительности нет. Они не верят, что он творит добро ради самого добра.
Г-н Граф, пока его гувернер разглагольствует перед обитателями Жимо, пользуется моментом, чтобы развлекаться с юными селянками. Маблот мне говорила, что он обнимает и целует её всякий раз, как они остаются наедине. Он не осмеливается на подобную вольность со мной, но смотрит на меня такими глазами, что мне становится страшно. Он очень изменился со времени предыдущего приезда. Теперь это уже не ребенок, с которым можно играть, не опасаясь последствий" [888] .
888
Bouscayrol R. Op. cit.
Корреспонденция М. Тайан позволяет также по-иному, нежели это было сделано в ряде исследований, осветить историю с похоронами швейцарца Клемана, служившего у Строганова. Вот, например, как интерпретировал этот эпизод великий князь Николай Михайлович: «Преданный слуга молодого графа, Клеман, серьезно заболел и умер. Верного спутника многих лет не стало. Ромм не допустил к ложу умирающего священника, и Клеман скончался без утешения религии. Даже похороны были гражданские. Слугу похоронили в саду Роммовского домика (...) Весть об этих похоронах проникла в Париж, а оттуда дошла и до России. Конечно, это овернское "событие" вызвало в Петербурге больше удивления, чем негодования. Подпись русского графа, вместе с его псевдонимом, была обнаружена, а доверие графа А.С. Строганова к гувернеру его сына окончательно поколеблено» [889] . М. де Виссак также придал гражданским похоронам Клемана характер антирелигиозной демонстрации [890] . В действительности же, как можно понять из писем М. Тайан, дело обстояло гораздо проще. Уроженец Женевы, Клеман принадлежал к протестантскому вероисповеданию, из-за чего местный кюре и не разрешил похоронить его на католическом кладбище. Ну а поскольку протестантских кладбищ в окрестностях не было, Ромм и Строганов приняли решение устроить погребение в саду, напротив дома матери Ромма [891] . До сих пор в муниципалитете Жимо хранится книга записей за 1790-1791 гг., где зафиксировано официальное разрешение властей на захоронение покойного подобным образом. Акт скреплен подписями мэра, муниципальных должностных лиц, местных нотаблей, а также Ж. Ромма, "Поля Очера", А. Воронихина, Дюбреля, Ж.Б. Тайана, всего 20 человек [892] . Тем самым организаторы похорон постарались придать церемонии максимально легальный характер, дабы, насколько это возможно, компенсировать вынужденное отступление от её традиционного порядка. Иначе говоря, о какой-либо антирелигиозной демонстрации не было и речи.
889
Николай Михайлович, вел. кн. Указ. соч. Т. 1. С. 73-75.
890
Vissac M. de. Op. cit. P. 132-133.
891
Bouscayrol R. Op. cit. P. 111-112.
892
Municipalit'e de Gimeaux. Registre municipal. 1790-1791. F. 11.
Правда, существовала и такая область политики, к которой юный Строганов неизменно сохранял самый живой интерес. Его письма к отцу показывают, что и в Оверни, как прежде в Париже, он жадно ловил вести о международных делах России и, прежде всего, о её войнах с Турцией и Швецией. Так, 5/16 сентября он писал: "Я узнал с превеликою радостию, что Россия помирилась с Швециею, и весьма желаю, чтоб она также помирилась с турками" [893] . А вот строки из его послания от 4 ноября: "Я читал здесь в ведомостях, что было в Петербурге великое празднество на случай мира, заключенного со Швециею, и всегда с удовольствием слушаю, что радуются для одно [sic] примирения. Я ето больше люблю, нежели радования, которых иногда делают для одной победы, в которой по большой части побеждающий теряет столько же, сколько и побежденный. Я слышал также, что помирились с турками, что весьма желательно" [894] .
893
РГАДА. Ф. 1278. Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 164.
894
Там же. Л. 168.
В начале ноября, после трех месяцев отсутствия вестей из России относительно будущей судьбы юного Строганова, до Риома дошли первые отголоски реакции русских властей на действия Ромма и его ученика. Эти тревожные новости поступили из Страсбурга от Демишеля, который остался там жить после возвращения из Петербурга. 27 октября он сообщил Ромму, что встретил знакомого гувернера, получившего накануне из России письмо от друга, где говорилось следующее: "Один француз, имя которого я забыл и который путешествовал с молодым графом Строгановым, был здесь всеми уважаем, но теперь его весьма порицают за поступок, предпринять каковой он заставил своего ученика, а именно – подписать вместе с другими русскими обращение к Национальному собранию, дабы получить место на трибунах в день праздника национальной федерации. Говорят даже, что, если слухи подтвердятся, молодой граф не сможет вернуться в Россию: сей шаг вызвал крайнее недовольство Двора" [895] .
895
Biblioth`eque Nationale. Nouvelle Acquisitions Francaises. 4790.
Это предостережение Демишеля побудило Павла Строганова ответить ему пространным письмом со своего рода программным изложением собственных политических взглядов. Указанный документ был полностью опубликован великим князем Николаем Михайловичем [896] , что избавляет нас от необходимости подробного пересказа. Отмечу лишь, что послание обильно насыщено риторикой, характерной для революционной эпохи, в чем, несомненно, сказалось влияние той среды, в которой юноша вращался на протяжении предыдущих полутора лет. Тут и гневные тирады против "деспотизма", и прославление "народа,
поднявшего знамя свободы". И всё же ключевой для характеристики его воззрений в целом является, по моему мнению, следующая фраза: "В письме, которое я с частной оказией отправил отцу и где соответственно мог ему открыться, я сообщил, как я восхищаюсь Революцией, но в то же время дал ему знать, что полагаю подобную революцию непригодной для России" (выделено мною – А.Ч.).896
Николай Михайлович, вел. кн. Указ. соч. Т. 1. С. 301-304.
12 ноября в Страсбург прибыл Новосильцев, о чем Демишель двумя днями позже известил Ромма, как и о предрешенном отъезде Павла Строганова в Россию [897] . Получив эту весть, Ромм и его ученик направились в Париж навстречу Новосильцеву. Расставание стало нелегким испытанием и для учителя, и для ученика. Хотя их отношения складывались порой весьма непросто, всё же за те 12 лет, что воспитатель и его подопечный провели бок о бок, они крепко привязались друг к другу. Однако Павел не мог допустить и мысли о том, чтобы, оставшись, нарушить свой сыновний и гражданский долг. В начале декабря, уже на пути в Россию, он написал отцу из Страсбурга: "Я получил ваше письмо, и не без печали в нем читал, что мне надобно разстаться с господином Ромом после двенадцатигодового сожития, но сие повеление сколь ни тягостно для меня, вы не должны сумневаться о моем повиновении и будте уверены, что все пожертвую, когда надобно будет исполнить ваши повеления" [898] . И Ромм, надо отдать ему должное, поддерживал воспитанника в этой решимости. В первых числах декабря Новосильцев и младший Строганов покинули Париж. Пока путешественники добирались до границы, Павел и оставшийся в Париже Ромм ещё продолжали обмениваться письмами [899] . Однако их дороги уже разошлись навсегда...
897
См.: Ж. Демишель – Ж. Ромму, 14 ноября 1790 г. – BN. NAF. 4790.
898
РГАДА. Ф. 1278. Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 170. Датировка этого письма П.А. Строгановым ошибочна: "декабря с.ш. 11-го 1790 года, н.ш. 1-го". По-видимому, правильно – 1/12 декабря.
899
Опубликованы: Николай Михайлович, вел. кн. Указ. соч. Т. 1. С. 304-308, 311-318. См. также анализ этих документов: Galante Garrone A. Gilbert Romme. Histoire d'un r'evolutionnaire. P. 246-248.
Отколе Телемак к нам юный вновь явился.
Прекрасен столько же и взором и душой?
Я зрю уже, что ток слез радостных пролился
Из нежных отческих Улиссовых очей!
Се юный Строганов, полсвета обозревший,
В дом ныне отческий к восторгу всех пришел;
Граф юный, трудности путей своих презревший,
Родителя в дому во здравии обрел.
А что же Ментор с ним уж более не зрится?
Как Фенелонова Минерва он исчез.
Так баснь сия во яве совершится
И Телемаковых достоин будет слез. [900]
ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ВЕРСИЯ ИНТЕРПРЕТАЦИИ (вместо заключения)
Но есть ли что недостовернее в мире, нежели История, повествуемая в книгах, где два автора описывают одно сраженье, но столь несоразмерны несоответствия двух рассказов, что кажется, будто речь ведется о двух битвах, не об одной.
900
Надпись, сочинённая в 1791 г. на случай приезда из чужих краев в Петербург графа Павла Александровича Строганова. – РГАДА. Ф. 1278. Строгановы. Оп. 1. Д. 348. Л. 173.
Занимаясь не один год выявлением мифологического характера определенных стереотипов, связанных с историей Французской революции, я неоднократно слышал от коллег дружеские сетования: "Ладно, допустим, убедил, что и это было не так, и то было не так, но лучше бы уж написал, как оно, по-твоему, было на самом деле". Думаю, после прочтения этой книги у её читателей вполне может возникнуть аналогичный вопрос. Предвосхищая его, я предлагаю вместо заключения свою версию событий – краткий очерк истории Французской революции, подготовленный для вузовского учебника, который, надеюсь, увидит свет в ближайшие годы.
Франция накануне революции
В последнюю четверть XVIII в. Франция вступила, будучи одной из самых богатых и многолюдных европейских стран. По численности населения (27 млн человек в 1775 г.) она лишь относительно немного уступала России (30 млн), находилась в более или менее равном положении с Австрией и значительно превосходила Испанию (чуть более 10 млн), Англию (около 10 млн) и Пруссию (6 млн человек).
Продолжавшийся во Франции на протяжении всего столетия демографический подъем в значительной степени был обусловлен устойчивым экономическим ростом с 20-х по 80-е годы XVIII в. Особенно быстро развивались сектора экономики, связанные с колониальной торговлей. По её общему объему, выросшему за этот период в 4 раза, Франция вышла на второе место в мире после Англии. Причем разрыв между двумя странами в данной сфере постепенно сокращался, поскольку французская внешняя торговля росла более высокими темпами. Сотни французских судов курсировали в "атлантическом треугольнике": из Франции они везли в Африку ром и ткани, там наполняли трюмы чернокожими рабами для плантаций Вест-Индии, откуда возвращались в метрополию груженые сахаром-сырцом, кофе, индиго и хлопком. Колониальное сырье перерабатывалось на многочисленных предприятиях, окружавших морские порты, после чего готовые продукты частично потреблялись в самой стране, частично продавались за рубеж. Атлантическая торговля стимулировала развитие судостроения, текстильной и пищевой промышленности.