Французская защита

— А ты думаешь, я — болтун? — раздраженно спросил Юрок.

Чуть помолчав, он добавил:

— Я в таких передрягах бывал, тут никому не снилось. Разборки еще те в Красноярске были. Как видишь — выжил. Потом затихло. Стали бизнесом ворочать. Но слишком большой кусман проглотили. Думали — отобьемся, как обычно. Не вышло. Пришлось свалить, лечь на дно.

Он хотел еще что-то сказать, как в зал вошла Женевьева и сразу направилась к их столу.

Подойдя, остановилась и молча разглядывала новичка.

— Бонжур, мадам! — чуть привстал из-за стула Одинцов.

— Бонжур, — ответила женщина.

— Кто это? — удивленно приподняв брови, спросил Юрок.

— Она начальник тюрьмы, — коротко бросил Виктор.

— Есть проблемы? — по-русски, с заметным акцентом спросила Женевьева, обращаясь к новичку.

— Никаких проблем, мэм! — почему-то на американский манер ответил двухметровый блондин и раздвинул зубы в улыбке.

— А это что? — взгляд женщины указал на валяющиеся осколки под ногами Темплера.

— Это я нечаянно задел, вот он и полетел случайно на пол, — ответил Юрок, кротко глядя на начальницу.

— Приятного аппетита! — сухо сказала Женевьева, и быстро вышла из зала.

Юрок проводил ее внимательным взглядом:

— А ничего бабенка! Никогда бы в жизни не сказал, что она начальник французской тюряги! — засмеялся красноярец.

Одинцов помолчал.

— И она весьма странно на тебя смотрела, — продолжал Юрок.

— Как странно?

— А вот так. Обычно бабы так смотрят на мужика, которого хотят.

— Брось, Юрка, не до шуток мне…

— Ну, хватит грустить, зёма! Вылезем отсюда, такой пир закатим мы с корешами! С тобой непременно! Вздрогнем так, что долго помнить будут французики нас!

…Сильнейший удар пришелся прямо в переносицу Темплера. Француз резко упал навзничь, ударившись головой о землю.

Мишель Лернер, находившийся рядом, громко закричал, выражая свое возмущение.

— А что? Я ничего! — спокойно оглядывался Юрок. — Я ж не хотел, так получилось!

Игроки сгрудились вокруг фиолетоголового. Тот лежал без сознания. Футбольный мяч, тяжелый после прошедшего дождика, далеко отскочил от места столкновения с лицом наркомана.

Игра между заключенными была прервана.

Подбежавшие охранники с трудом приподняли Темплера и, закинув его руки к себе на плечи, поволокли с поля.

— Врача! Он без сознания! — раздались выкрики.

Минутой раньше Юрок пушечным ударом вогнал футбольный снаряд в ненавистное лицо.

Одинцов понял: специально.

Женевьева ничего не могла с собою поделать.

Этот русский нравился ей все больше. Она несколько раз за последние две недели вызывала Виктора к себе в кабинет под предлогом часового шахматного занятия.

Одинцов терпеливо разъяснял француженке тонкости дебютной стратегии черных в ее излюбленном дебюте.

Французская защита.

Она — как сжатая пружина. Противник наседает, всё быстрее приближая свои редуты к окопам черных фигур и пешек. Вот он уже почти врывается туда по флангу. И уже хозяйничает на чужой территории.

И, о чудо!

Пружина с силой разжимается.

Хлестко, резким, болезненным контрударом.

Теряя завоеванные позиции, белые спешно отступают. Но всё — кончено. Если, конечно, слишком увлечься и забыть о собственной безопасности. Опытные игроки никогда не забывают о ней.

Но их — мало.

Зажатый в узкий коридор, красноярец Юрий Тарасов, медленно отступал.

Рассекая воздух тонкими заточками, Жан Темплер и двое его подельников неторопливо загоняли противника в угол.

Французы были уверены в победе.

Они не знали, кто стоит перед ними.

Если бы знали — никогда не пытались убить русского.

Отдавший несколько лет жизни изнурительным тренировкам в секции карате, Юрий Тарасов специально вызвал огонь на себя.

И он отомстил.

Никто не видел, как четверо заключенных, словно сговорившись, уединились в отдаленном тюремном коридоре.

Через три минуты Юрок вышел оттуда, потирая ушибленный кулак.

В темноте, на бетонном полу остались лежать три безжизненных тела. Горло Жана Темплера было проткнуто насквозь заточкой, зажатой в холодеющем кулаке его подельника. У того тонкий металлический шпиль торчал прямо из левого соска.

Третий, со сломанными шейными позвонками, лежал в трех метрах поодаль.

Жизнь стремительно покидала его тело.

Он не успеет рассказать прибежавшим охранникам о случившемся. Месть состоялась.

— Ты знаешь, кто их убил? — задумчиво проговорила Женевьева, пристально глядя в глаза Виктору.

— Нет! — твердый ответ.

Такой же уверенный взгляд.

Темные оливки чуть смягчились:

— А предполагаешь?

— И не предполагаю. Мне, если честно, наплевать на это.

Женевьева опустила голову, потрогала тонкими пальцами острый конус на фигурке черного короля.

— Наплевать?

— Да, мне все равно.

— Но ведь они тоже люди, — со странной интонацией в голосе проговорила француженка.

— Для меня — нет.

— Ясно.

В воздухе повисло молчание.

Одинцов изучал последствия возможного рейда белого ферзя в тыл противника.

— Как ты думаешь, не погибнет твоя главная фигура в моем тылу? — с легкой иронией спросила Женевьева.

Недвусмысленный намек.

Одинцов думал, как ответить правильно.

Интуитивно он чувствовал нависшую над ним опасность.

Женевьева не хотела отпускать его.

Она могла представить Виктора в качестве подозреваемого по убийству трех заключенных.

И тогда он был бы в ее распоряжении еще минимум на полгода, пока идет следствие.

Одинцов решил идти ва-банк.

— Ты влюблена? — такой вопрос в этих стенах еще никем не задавался. Тонкая кисть едва заметно вздрогнула.