Французские лирики XIX и XX веков

Насильников последнего столетья клал на чашу

Весов, проверенных в теченье сорока веков?

«Им вдоволь времени хватило множить всю их мерзость.

Покуда ангел мщения дремал у грани мира,

Они загадили своим пометом все вершины жизни

И небеса забрызгали блевотиной своей.

«Послушай, как теперь они из сил последних лгут:

Паническою ложью наводняя все дома,

Они клянутся в том, что жили лишь для Правды вечной,

Для Мысли лишь святой и для Поэзии бессмертной,

«Пускай хоть помолчат, оставив идеал в покое!

Когда они вершили торг и в банках и в конторах,

Железным ломом спекулируя, зерном и кожей,

Когда, пресытясь золотом и чуя зуд в карманах

Они влекли свои жиры на кресла мюзик-холла

Иль ужинали в комфортабельнейшем ресторане,

Попробовал бы кто напомнить им об идеале.

«Но может быть, им даруют прощенье мертвецы,

Быть может, искупленье стало делом всенародным,

На радость торгашам и в посрамление поэтам?

Иль десять девственниц пришли торжественным посольством

Облобызать следы плевков на праведном челе?

«Не надо стонов, незачем ни головою никнуть,

Ни устремлять глаза туда, где блещет влажный отсвет:

Прекрасней молния, чертящая свой приговор.

Что значит для тебя, паломника в харчевне века,

Землетрясение, крушенье самых крепких стен,

Пеньки фундаментов, торчащие из десен почвы?

Впивай в себя, как музыку, весь треск и грохот ломки,

Испытывай в своих костях все прелести удара,

Свергающего время, осужденное тобой!

Безумным хаосом пьяней, вдыхая запах серы,

Что вырывается из зыбких складок катаклизма!

Взгляни: абсурд и мрак тебе покорствуют, как псы.

Веленья гнева твоего исполнят их клыки.

Ты движешь бурей, мир срывающей с его устоев.

Возрадуйся же! Облекись в блуждающее пламя

И выкрои себе дорожный плащ в огне небесном!»

ШАРЛЬ ВИЛЬДРАК

ПЕСНЬ ПЕХОТИНЦА

Я хотел бы на дороге

Старым быть каменотесом;

Он сидит на солнцепеке

И булыжники дробит,

Широко расставив ноги.

Кроме этого труда,

Нет с него иного спроса.

В полдень, удаляясь в тень,

Он съедает корку хлеба.

* * *

Знаю я глубокий лог,

Где укрылась в дикой чаще

Старая каменоломня,

Позабытая людьми.

Там и солнца луч не светит,

Не накрапывает дождик,

Там залетная лишь птица

Вопрошает тишину.

Это — древняя морщина

На лице земли суровом,

Небом проклятая щель.

Съежившись под ежевикой,

Я хотел бы там лежать!

* * *

Я хотел бы быть слепцом,

Что стоит у входа в церковь:

Звучной ночью окружен,

Он поет, в себе лелея

Время, плещущее в нем,

Как под сводом чистый воздух,

Потому что он на берег

Выброшен рекой угрюмой,

И его уж не увлечь

Мутной ненависти волнам.

* * *

Я хотел бы быть солдатом,

Наповал убитым первой

Пулей в первый день войны.

ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР

СУМЕРКИ

В саду где привиденья ждут

Чтоб день угас изнемогая

Раздевшись догола нагая

Глядится Арлекина в пруд

Молочно-белые светила

Мерцают в небе сквозь туман

И сумеречный шарлатан

Здесь вертит всем как заправила

Подмостков бледный властелин

Явившимся из Гарца феям

Волшебникам и чародеям

Поклон отвесил арлекин

И между тем как ловкий малый

Играет сорванной звездой

Повешенный под хриплый вой

Ногами мерно бьет в цимбалы

Слепой баюкает дитя

Проходит лань тропой росистой

И наблюдает карл грустя

Рост арлекина трисмегиста

ОТШЕЛЬНИК