Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Французский поцелуй
Шрифт:

Глаза Сутан сверкнули.

— Пусти меня! — крикнула она, оскалившись, как дикий зверек. Зубки белели в лунном свете. — Что ты переполошился? Все равно у него ничего не выйдет. Я знаю про его Красных Кхмеров. Шелупонь, не имеющая никакой поддержки в народе.

— Они куда более влиятельны, чем ты думаешь, — возразил Крис. — Я подслушал разговор Салот Сара с твоим отцом. Слабость Красных Кхмеров — это уже из области мифа. Насколько я понял, раньше у них и оружия-то не было. Теперь твое семейство позаботилось об этом. — Она стояла с каменным лицом, и ее невозмутимость еще больше подлила масла в огонь: гнев прямо-таки клокотал в нем. — В любом случае,

можем ли мы рисковать, полагаясь на то, что у него ничего не выйдет? Неужели ты хочешь, чтобы это было у нас на совести? Что мы знали о намечающемся путче и помалкивали в тряпочку?

— Мели себе что хочешь. Мне до этого никакого дела нет.

— С тобой или без тебя, — сказал Крис, — но я пойду к властям и все им расскажу.

— Ты полный дурак, если думаешь, что я позволю тебе бросать тень на мою семью, — отчеканила она. — Кроме того, с их связями им ничего не стоит спрятать концы в воду. Я сомневаюсь, что даже в американском посольстве кто-нибудь станет слушать твой бред. Ты ничего не добьешься, только поставишь себя в идиотское положение.

Она, конечно, права, подумал Крис. Но мысль эта еще больше разозлила его.

— Ну и пусть! — крикнул он. — Я не могу сидеть, сложа руки. Я должен сделать что-то, хоть как-то попытаться остановить это безумие.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — закричала и она. — Если ты начнешь ходить куда не надо и болтать лишнее, то мой отец быстренько организует тебе скорую смерть!

— Ты не можешь говорить такое серьезно. — Но она не шутила. Он понял это со всей ужасающей отчетливостью. Тебе еще надо так многому научиться в жизни,mon coureur cycliste.

Он понял, что он здесь так же бессилен, как Сутан — безразлична. Он понял, что в своей бесполезности они равны. Дурак же он был, когда бежал сюда — от жизни, от войны. Потому что война преследовала его по пятам, как гончий пес, до самой Франции. Все это время она пряталась за углом, таилась в тенях, чтобы обрушиться на него, когда он меньше всего ожидает: противопехотная мина на тропинке, рвущая на части не только плоть и кости, но и саму объективную реальность.

Глядя на внезапно посуровевшее лицо Сутан, он подумал, что ему бы сейчас в руки гром и молнию, или хотя бы бомбу какую-нибудь, чтобы взорвать эту ночь к чертовой матери! Но ничего у него не было, ничего. Он абсолютно не был готов ни к чему, как голый человек на голой земле.

Но главное даже и не в этом. Главное, что он не только не готов к тому, чтобы взять на себя труд бороться с отголосками войны, докатившимися и до Франции, но даже и не желает в душе делать это.

Ненависть к себе за то, что он опять увиливает от ответственности, распространилось и на нее. Не в силах решить свой внутренний конфликт каким-либо иным способом, он бьет Сутан по лицу так, что она кубарем летит на землю.

Сутан так поражена, что даже не заплакала. Она только молча лежит на земле, прижав руку к горящей щеке, и смотрит на него.

— Никому не позволено так обращаться со мой. — Ее голос стегает, как хлыст. — Убирайся. Видеть тебя больше не хочу.

* * *

Охристые и темно-зеленые квадраты полей проносятся мимо, ветер обтекает по бокам его все подавшееся вперед тело. Крис нажимает на педали, наращивает скорость, увеличивает нагрузки, проходя вдвое, втрое большие расстояния, по сравнению с его ежедневной нормой того месяца, когда он только что приехал во Францию. Все его мысли посвящены Тур де Франс, вся энергия расходуется

с прицелом на гонку, потому что она теперь — это все, что у него есть. Стоит ему отвлечься от нее, как его тут же одолевает такая черная меланхолия, что от нее леденеет сердце.

Во время этих долгих и утомительных тренировок на дорогах Горного Прованса ему кажется, что он изгнал Сутан из памяти, но каждую ночь, стоит его усталому телу расслабиться и позволить ему провалиться в сон, как она уже тут как тут.

Он встречается с ней в снах, полных латиноамериканских ритмов, которые заманивают его в ослепительно освещенный дом. Ее удивительные каре-зеленые глаза гипнотизируют его, ее сладостные объятия влекут. Он тянется к ней руками, он входит в нее с тихим стоном, чтобы обнаружить, что это в Селесту, а не в Сутан, вонзился он с таким слепым, таким яростным отчаянием.

После таких снов он пробуждается с такой кошмарной эрекцией, что аж в паху ломит. Сердцебиение и сухость во рту прогоняют остатки сна и он лежит в скомканной постели, пока горечь, переполняющая все его существо, не заставит его подняться, молча одеться, выкатить свой велик и умчаться во тьму навстречу брезжущему рассвету.

Он тоскует по Сутан. Но то, что он потерял радость общения с ней, ее любовь, ее теплоту, не могло не случиться. Это, как Салот Сар говорил о своей победе, — неизбежность. Как приход муссонов.

Несмотря на то, что он говорил Сутан тогда в саду, он так и не рассказал никому о подслушанном разговоре между Селестой Вогез и Салот Саром. Он очень тоскует по Сутан, но эта тоска, как он понимает, вряд ли может быть достаточным наказанием для него за то, что он все еще держит про себя свою тайну. В душе он знает, что ему не хочется подвергать себя опасности. Он мучается сознанием собственной трусости, но не может ее отрицать перед самим собой.

Солнце устало нещадно палить и забежало за черную тучу. Полил дождь. Крис прибавил скорости и поравнялся со своей командой, с ребятами, с которыми он разделит победу или поражение в Тур де Франс. Завтра они вылетают в Париж. Слазят на Эйфелеву башню, посмотрят собор Парижской Богоматери, увидят площадь Бастилии, сходят в Лувр. Обычно достопримечательности только утомляют его, вместо того, чтобы вселять благоговейное почтение к себе. Он как-то всегда теряется в них, как Иона в чреве кита. А особенно в его теперешнем состоянии.

В Париже его продолжает мучить беспокойство. Плохо спит по ночам. В голове постоянно какой-то звон, как в потревоженном улье. Мысли, как пчелы, маются в бесполезной суете. Наконец решается сходить в американское посольство. Посол, как назло, в отъезде, а первый секретарь занят какими-то делами.

Прождав полтора часа, Крис заходит в комнату, полную громоздкой мебели, напоминающей чудовищной величины детские кубики. В комнате господствует полумрак, словно внезапно наступили сумерки. Самым примечательным предметом является вентилятор, и Крис догадывается, что это, конечно, не кабинет самого посла.

Он рассказывает о Салот Саре и Камбодже какому-то прыщавому юнцу, сидящему за столом. Он вряд ли старше меня самого, думает Крис. Когда рассказ уже приближался к середине, юнец вдруг перебил его словами: «Извините, так как, вы сказали, вас зовут?» Когда Крис ответил, прыщавый кивнул с умным видом. Все время он держал в руке перо и водил им по бумаге, но, когда Крис туда ненароком заглянул, он увидал, что тот рисует девку с большими грудями.

Мне надо поговорить с первым секретарем Посольства, закончил Крис.

Поделиться с друзьями: