Французский «рыцарский роман»
Шрифт:
Однако это небольшое произведение (уже много раз издававшееся на русском языке в переводе М. Ливеровской или А. Дейча) — сложнее еще одной простой идиллической истории о двух нежных любовниках, сначала разлученных, прошедших ряд тяжких испытаний, но потом соединившихся. Применительно к этому произведению упорно говорят о пародии [137], о высмеивании, травестировании популярного жанра.
Прежде чем обратиться к этому вопросу, вопросу чрезвычайно существенному, так как решение его поможет определить место произведения в литературе его эпохи и одновременно затронуть проблему направления развития романного жанра в первой половине XIII столетия, займемся этой небольшой повестью и присмотримся к ее внешней структуре.
Возникшая где-то в районе Арраса (Пикардия), «Окассен и Николетт» — это тоже рассказ о беззаветной любви двух юных сердец, любви, преодолевающей все преграды и препятствия. Но преграды
Есть в повести бегства, погони, скрывания в лесной хижине, нескончаемые морские странствия, переодевания и т. д., т. е. все то, что было столь характерно для позднегреческого романа (о сюжетно-временной структуре которого так точно и хорошо сказано у М. М. Бахтина36). Использование данной сюжетной схемы определило и характер повествования (в данном случае мы имеем в виду, конечно, не единственное в своем роде в литературе средневековья чередование стихов и прозы), и обрисовку образов героев. Один из современных исследователей повести, французский медиевист Жан Дюфурне, считает основного протагониста «антигероем» и «антирыцарем» [138]. С этим трудно согласиться. Окассен, действительно, больше плачет и печалится, чем скачет по бранному полю и работает копьем или мечом. Он может сражаться, он умеет сражаться. Но он не хочет сражаться. Он не хочет сражаться, так как весь поглощен своей любовью. Так как в проблеме соотношения любви и подвига его выбор определен и бесповоротен: он выбирает любовь. Но и Флуар оказывался, как мы помним, удалым рыцарем чисто номинально — сражаться ему не приходилось. Поэтому дело здесь не в отрицании рыцарственности, не в пародировании рыцарских «авантюр», а просто в ином романном жанре.
Окассен и подруга его Николетт тоже проходят через цепь «авантюр», но характер их совсем иной, чем в романе кретьеновского типа. Они, эти приключения, никак не воспитывают героев, не раскрывают их характеров, не обогащают их духовно. Как очень тонко заметил М. М. Бахтин применительно к позднегреческому роману (Лонга, Татия и т. д., но что приложимо и к нашей повести), если бы, например, в результате пережитых приключений и испытаний первоначальная внезапно возникшая страсть героев окрепла, испытала бы себя на деле и приобрела бы новые качества прочной и испытанной любви или сами герои возмужали бы и лучше узнали друг друга, то перед нами был бы один из типов весьма позднего... европейского романа» 38. Т. е. приключения эти, а точнее превратности судьбы, для существования героев не переломны. Любовь остается единственной доминантой их поведения, их переживаний, их чувств.
Лирический характер повести отозвался не только в предпочтительном изображении любовного чувства. Он и в самом характере повествования, с его чередованием стихов и прозы, где авторское присутствие постоянно чувствуется. Несомненно лирично восприятие природы. О ней — о деревьях, цветах, травах, о всевозможных птицах — говорится исключительно много и заинтересованно. Причем это не красочные вставки, не безразличный фон действия. Природа созвучна переживаниям героев. Поэтому одно из самых ярких, поэтичных описаний женской красоты во всей французской средневековой литературе, описание красоты юной Николетт, подано не просто на фоне прекрасной лунной ночи, но как бы неотделимо от образов природы:
Ele avoit les caviaus blons et menus recerceles, et les ex vairs et rians, et le face traitice, et le nes liaut et bien assis, et le levrctes vremelletes plus que n’est cerisso ne rose el tans d’este, et les dens blans et menus; et avoit les mameletes dures qui li souslevoient sa vesteurc ausi con ce fuissent deus nois gauges; et estoit graille par mi les flans qu’en vos dex mains le pcuscies enclorre, et les flors des margerites qu’ele ronpoit as ortex de ses pies, qui li gissoient sor le menuisse du pie par deseure, estoient droites noires avers ses pies et ses ganbes, tant par estoit bianco la mescinete.
(XII, 1. 20—30)
Николетт столь прекрасна, столь юна, светла, лучезарна, что от вида ее обнаженной ножки излечивается калека, что пастухи принимают ее за фею (см. гл. XVIII). Поэтому с образом
девушки связана в повести лирическая апология любви. И женщины. Николетт не только красива и обаятельна. Она умна, находчива, решительна. Она связывает из простынь и одеял веревку и смело спускается с ее помощью из окна. Она отыскивает в ночной городе башню, где томится Окассен. Она бесстрашно пускается одна по лесным дебрям, где на нее могут напасть дикие звери. Она заговаривает первая с пастухами, сама строит лесной шалаш и т. д.На долю Окассена приходится меньше действия и больше страданий. Он одержим любовью. В этом отношении знаменателен эпизод из главы X. Вняв увещеваниям отца, юноша садится на боевого коня и вступает в бой. Но он настолько погружен в свою любовь, что забывает, где он и зачем, и враги без труда берут его в плен и хотят повесить. И тут он приходит в себя:
Li valles fu grans et fors, et li cevax so quoi il sist fu remuans. Et li mist le main a l’espee, si comcnce a ferir a destre et a senestre et caupe hiaumes et naseus et puins et bras et fait un caple entor lui, autresi con li senglers quant li cien l’asalent en le forest, et qu’il lor abat dis cevaliers et navre set et qu’il se jete tot estroseement de le prese et qu’il s’en revient les galopiax ariere, s’espee en sa main.
Li quens Bougars de Valence 01 dire c’on penderoit Aucassin son anemi, si venoit cele part; et Aucassins ne le mescoisi mie: il tint l’espee en la main, se le fiert par mi le hiaume si qu’i li enbare el cief. II fu si estones qu’il cai a terre; et Aucassins tent le main, si le prent et l’en mainne pris par le nasel del hiame et le rent a son pere.
(X, 1.25—39)
Как видим, герой прекрасно сражается и поэтому его вряд ли можно назвать «антирыцарем». Все дело в том, что «песня-сказка» «Окассен и Николетт» — это не рыцарский роман. Хотя в книге описываются и поединки, и затяжные феодальные войны, и яростные штурмы крепостных стен, и не менее ожесточенные оборонительные мероприятия (см., напр., гл. VIII). И вот еще одна характерная деталь. Вспомним, как яростно и бескомпромиссно рубились герои авантюрных рыцарских романов, какие сокрушительные удары наносили они друг другу, какие страшные раны покрывали их сильные тела. Эпизод лечения рыцаря после жестокого боя, лечения, растягивавшегося порой на многие недели, встречается почти в каждом романе кретьеновского типа. А от каких ран страдает Окассен? — От царапин и ссадин, полученных после скачки по густому лесу. От вывихнутого плеча, которое растирает герою его верная любящая подруга. Нет, поведение Окассена не героично. Но если это роман нерыцарский, это не значит, что он антирыцарский. Просто герой выбирает иную стезю. В этом отношении весьма знаменателен эпизод пребывания героев в загадочной стране Торлор, этакой феодальной «антистране», где король испытывает родовые муки, в то время как его жена ведет войну. Но войну тоже весьма своеобразную:
...la bataille de poms de bos waumonnes et d’ueus et de fres fromages.
(XXX, 1.17—18)
Il avoient aportes
des fromages fres asses
et puns de bos waumones
et grans canpegneus canpes.
(XXXI, v. 5—8)
He случайно в этой странной «антирыцарской» стране герои проводят дни в веселии и радости, ибо могут беспрепятственно любить друг друга. He-рыцарская повесть «Окассен и Николетт» остается повестью куртуазной. Тонкость чувств, радость, веселость, песни и музыка, узорчатые изделия из золота, вообще все прекрасное оказывается в повести мерилом истинного. В этом отношении весьма показательны рассуждения Окассена о рае и аде:
c’en paradis ne vont fors tex gens con je vous dirai. II i vont ci viel prestre et cil viel clop et cil manke qui tote jor et tote nuit cropent devant ces autex et en ces vies croutes, et cil a ces vies capes ereses et a ces vies talercles vestues, qui sont nu et decauc et estru- те1ё, qui moeurent de faim et de soi et de froit et de mesaises. Icil vont en paradis: aveuc ciax n’ai jou que faire. Mais en infer voil jou aler, car en infer vont li bel clerc, et li bel cevalier qui sont mort as tornois et as rices gueres, et li buen sergant et li franc home: aveuc ciax voil jou aler. Et s’i vont les beles dames cortoises que eles ont deus amis ou trois avoc leur barons, et s’i va li ors et li argens et li vairs et li gris, et si i vont herpeor et jogleor et li roi del siecle.