Франкенштейн: Мертвый город

Я попытался помочь.

– Он уже не будет социальным изгоем после того, как я с ним поработаю, Амалия. И здесь живут дедушка Тедди и моя мама, а для них он всегда желанный гость.

Покончив с пудингом, мы так и не вернулись к музыке. Говорили, пока прибирались на кухне, потом сели за стол и снова говорили, а время летело очень быстро.

И одно, из сказанного Амалией о Малколме, мне не забыть никогда:

Он думает, что музыка в нем лишь благодаря моему присутствию рядом, поскольку он всегда видел меня с кларнетом в руках, но это неправда. Музыка, которую я играю, обусловлена железной решимостью и многочасовыми занятиями, и она – наперсток слюны в сравнении с океаном врожденного таланта Малколма. Ты слышал, как я играю, Иона. Моего мастерства вполне хватит для оркестра, выступающего на танцах в доме ветеранов зарубежных войн или даже в Лосином зале, но у Малколма, как, впрочем, и у тебя, настоящий талант, и он поднимется на самую вершину. Папу и маму музыка интересует не больше чемпионатов по шахматам, поэтому Малколм не верит, что каким-то образом его музыка доходит до их сердец, но она доходит, так же как доходят слова моих рассказов.

– Теперь ее лаймово-зеленые глаза смотрели на брата. – Без меня никто не будет поддерживать тебя и твою музыку. Вдруг я вернусь на Рождество и увижу, что ты забросил саксофон и завел себе попугая?

– Если ты не уедешь в сентябре в колледж, я вышибу себе мозги, – повторил Малколм.

– Даже если бы ты смог это сделать, где двенадцатилетний пацан добудет оружие?

– В таком городе, как наш, полно плохишей и нет недостатка в дегенератах, которые продадут ребенку что угодно.

– И ты знаешь многих этих дегенератов, так?

– Я их ищу, – ответил Малколм.

Они взяли в руки инструменты, чтобы уйти домой, около четырех часов, но мне не хотелось, чтобы они уходили. Я не хотел, чтобы уходила Амалия. И в равной степени не хотел, чтобы уходил Малколм.

Стоял на крыльце, наблюдая, как они пересекают улицу. Когда впервые увидел Амалию, подумал, что она симпатичная, но не красавица. Теперь не сомневался, что она суперкрасивая. Корил себя за то, что из-за одежды сравнил ее с Джиджет, пусть и не сказал об этом вслух, потому что теперь видел, с каким вкусом она одета. В сине-белой полосатой блузке и белых клешах с красным ремнем выглядела она замечательно. Иногда девушка может не обладать классическими лицом и фигурой, но одевается с таким вкусом, что, глядя на нее, ты не заметишь и дюжины красавиц, которые пройдут мимо обнаженными. Такой и была Амалия. А еще умной. И веселой. И заботливой.

Я влюбился. Само собой, в мои десять лет речь не могла идти о романтической любви. Я не начал откладывать деньги на обручальное кольцо и размышлять об идеальном месте для проведения медового месяца. Я полюбил ее точно так же, как любил дедушку Тедди и мою маму, как мистера Иошиоку. Я говорю о любви чистой и платонической, но такой сильной, что мне хотелось стать хозяином этого мира и положить его к ее ногам.

55

Тем временем в Чарльстоне, штат Иллинойс, Сецуко Нозава доказала, что слова у нее не расходятся с делом. Собственно, она сама так заинтересовалась расследованием, что не только доложила о результатах по телефону, но и написала мистеру Тамазаки из «Дейли ньюс» подробный отчет, который отослала по почте, и мне он оказался весьма полезным при восстановлении в памяти тех событий. Среди прочего, миссис Нозава посещала писательский семинар в университете, надеясь, что когда-нибудь сумеет написать книгу о годах, проведенных в лагере для перемещенных лиц, и она подумала, что составление этого отчета послужит ей хорошей практикой.

В компании своей собаки, Тосиро Мифунэ (названной в честь японского актера), она поехала на ярко-красном «Кадиллаке-Эльдорадо» в соседний город Мэттон. Будучи женщиной миниатюрной, ей приходилось класть на сиденье надувную подушку, чтобы возвышаться над рулем. Тосиро Мифунэ, большому шоколадному лабрадору-ретриверу, никакой подушки не требовалось.

В военной академии она припарковалась позади здания библиотеки кампуса, оставила оба левых окна открытыми, чтобы собака не перегрелась в жаркий июльский день. Она слышала всякие истории о студентах-хулиганах, но не боялась, что у кого-то из них возникнет идея проехаться на «Кадиллаке». Тосиро Мифунэ мягкостью характера не отличался от других собак этой породы, но миссис Нозава научила его рычать на манер разъяренного самурая и скалить огромные зубы, если кто-то пытался подойти к «Эльдорадо». Она знала, каких усилий воли это требует от ее пса: он предпочел бы не пугать людей, а лизать им руки. Но по возвращении она собиралась наградить его добрым словом и двумя печеньями.

Не так уж много студентов – кадетов, как называл их библиотекарь – находились в зале, когда миссис Нозава подошла к главной стойке. Несмотря на не самые приятные воспоминания о войне, она не боялась людей в форме, но ее тревожил вид тринадцатилетних мальчишек, одетых, как настоящие солдаты. Она сказала библиотекарю, мистеру Теодору Кеклу, что один из выпускников академии несколькими годами раньше оказал ей и ее мужу неоценимую услугу, и она всегда сожалела о том, что недостаточно отблагодарила юношу. Поэтому у нее возникло желание найти его теперь и выразить свою искреннюю благодарность.

К сожалению, пусть она и знала, что кадет закончил академию в пятьдесят девятом году, она не могла вспомнить его имя. Но даже восемь лет спустя ее не покидала уверенность, что она узнает его по фотографии. Она полагала, что в библиотеке должны храниться ежегодники с фотографиями выпускников. Мистер Кекл – позднее она описала его, как «длинную макаронину с торчащими, как пики, усами» – подтвердил ее предположение и отвел к полкам, на которых хранились все материалы, связанные с историей уважаемого учебного заведения, которое уже пятьдесят лет формировало у своих учеников бойцовский характер и вдохновляло на подвиги.

Открыв ежегодник с фотографиями выпускников 1959 года, она уже через минуту нашла Лукаса Дрэкмена и ксерокопировала его фотографию. Уходя, сказала макаронине с усами, что хочет показать ксерокопию мужу, чтобы получить подтверждение, что память ее не подвела.

Истомившийся на переднем пассажирском сиденье Тосиро Мифунэ принялся вилять хвостом и повизгивать от радости, увидев приближающуюся миссис Нозаву. Она осыпала пса добрыми словами, и печенья с ее пальцев он взял очень мягко, будто кролик, щиплющий траву.

Вернувшись в Чарльстон, она пошла в магазин канцелярских товаров, который принадлежал Кену и Бетти Норберт. Они с Бетти работали в некоммерческой организации по спасению бродячих собак и состояли в одном клубе рукоделия. Кен Норберт и мистер Нозава вместе играли в теннис и являлись членами торгово-промышленной палаты Чарльстона. Если бы этим магазином владели не Норберты, а кто-то еще, миссис Нозава все равно бы их знала.

Помимо канцелярских товаров магазин предлагал абонентские ящики. Тогда эта услуга еще не получила широкого распространения. Альтернатива состояла в отправке почтовой корреспонденции «До востребования». Ее получали, отстояв очередь к клерку за стойкой, который тратил немало времени на поиск каждого письма или бандероли. Абонентские ящики пользовались спросом, потому что далеко не всем хотелось проводить время в одном из местных почтовых отделений. Именно здесь на имя Дугласа Атертона арендовали абонентный ящик, куда круизная компания направила билет на тот рейс по Карибскому морю.

Для того, чтобы исключить использование абонентского ящика для противоправной деятельности, у тех, кто хотел его арендовать, Норберты требовали два документа, удостоверяющие личность. Однако в те невинные времена принимались чуть ли не любые документы, по большей части без фотографии.

Кен в день прибытия миссис Нозавы не работал, но Бетти была на месте, с двумя сотрудниками и лабрадором-ретривером Спенсером Трейси.

В магазине имена абонентов, их адреса, представленные документы и подтверждения платежей заносили в специальную книгу, причем старые Кен никогда не выбрасывал. На всякий случай. Склонившись над книгой 1961 года, обе рукодельницы выяснили, что Дуглас Атертон арендовал ящик первого июня, заплатив наличными за год. В качестве документов представил карточку социального страхования и студенческий билет Восточного Иллинойского университета, расположенного в Чарльстоне.

Миссис Нозава переписала всю эту информацию и показала приятельнице страницу ежегодника с восемью фотографиями. Ни одного из выпускников, само собой, не звали Дуглас Атертон, и, по прошествии шести лет, ни в одном Бетти не опознала человека, который арендовал абонентный ящик.

Когда миссис Нозава вернулась к «Кадиллаку» и села за руль, Тосиро Мифунэ принялся обнюхивать ее руки, потому что в магазине она несколько раз погладила Спенсера Трейси.

Подошло время кормежки Тосиро Мифунэ, после чего псу полагалась получасовая прогулка. Поскольку миссис Нозава всегда отличала главное от второстепенного, она не собиралась ни смещать время кормежки, ни лишать Тосиро части отведенного на прогулку времени. Потом ей требовалось переодеться к обеду с мужем и еще одной парой.