Франсуа де Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры

«Характеры» Лабрюйера, принадлежащие по своим жанровым особенностям к описательно-моралистической прозе, преемственно связаны с «Опытами» Монтеня, «Мыслями» Паскаля, «Максимами» Ларошфуко. Говоря о более широких, внежанровых связях, нельзя не указать на их близость ко многим произведениям Мольера и Лафонтена. Эта близость объясняется не столько общностью тем, разработанных в комедиях Мольера, баснях Лафонтена и «Характерах» Лабрюйера, сколько основной направленностью творчества этих писателей, их стремлением как можно правдивее изобразить жизнь французского общества и его пороки.

Говоря о «Характерах» Лабрюйера, известный французский критик Сеит-Бев замечает: «Луч века упал на каждую страницу этой книги, но лицо человека, державшего ее в руках, осталось в тени». Действительно, биография писателя мало известна, Жан де Лабрюйер родился в августе 1645 года близ Парижа. Отец его, Луи де Лабрюйер, генеральный контролер рейт Парижского муниципалитета, с трудом содержал большую семью. Лишь благодаря материальной помощи дяди Лабрюйеру удалось получить превосходное для своего времени образование. О деятельности Лабрюйера в качестве адвоката ничего не известно. В своих «Характерах» он не раз говорит об адвокатах, их положении в обществе. «Тот, кто при разделе наследства с братьями получил достаточно, чтобы стать адвокатом и жить, не зная тревог, жаждет сделаться судьей;, судья метит в советники, а советник – в президенты парламента. То же происходит с людьми любого звания: сперва они тщетно пытаются возвыситься, взяв, так сказать, судьбу за горло, а потом томятся в скудости и стесненных обстоятельствах…» («О житейских благах», 62). В ироническом замечании о том, что судейская знать вымещает на адвокатах обиды, которые «наносит ее самолюбию презрительное высокомерие двора» («О столице», 5), симпатия Лабрюйера явно принадлежит адвокатам, то есть тем, кто занимает низшую ступеньку на этой своеобразно очерченной писателем социальной лестнице. Многочисленные высказывания Лабрюйера, не проливая света на историю его деятельности, дают представление об особенностях профессиональной жизни и социального положения судейских чиновников различных рангов.

В 1673 году Лабрюйер купил должность генерального казначея в финансовом бюро округа Кан. Об этом периоде его жизни известно не больше, чем о предыдущем. Исследователи творчества Лабрюйера считают, что говоря о «некоей приморской провинции», где «крестьяне любезны и обходительны, горожане же и чиновники напротив… отличаются грубостью» («О суждениях», 22), писатель имеет в виду Кан и его чиновничество, с которым он не нашел общего языка. По-видимому, Лабрюйер продолжал жить в Париже, мало занимаясь делами своего ведомства и рассматривая свою должность как своеобразную синекуру. В 1686 году, спустя год с лишним после того, как он получил место учителя герцога Бурбонского, он ее продал.

Чем занимался Лабрюйер в эти годы? Как бы отвечая на этот вопрос, он говорит в своей книге о том, что «было бы справедливо, если бы эти занятия, состоящие из чтения, бесед и раздумий… именовали бы не праздностью, ^ трудом мудреца» («О достоинствах человека», 12). По свидетельству его друга, именно в эти годы писатель начинает «изучать на скамейках Люксембургского сада и Тюильри нравы города и двора». Деля свое время между чтением, наблюдениями над столичным обществом и беседами с друзьями, Лабрюйер приобретает серьезные знания в области истории, философии, литературы.

В 1684 году, по рекомендации Боссюэ, Лабрюйер получил место воспитателя в семье знаменитого полководца, одного из крупнейших вельмож своего времени, принца Конде. Занятия с титулованным учеником мало удовлетворяли Лабрюйера. Не лишенный ума и способностей, внук Конде герцог Бурбонский отличался тяжелым характером. Аристократическая спесь убивала в ием все живое, человеческое. Перу Сен-Симона принадлежит замечательный портрет герцога, написанный в период, когда тот был уже немолодым: «Это был человек значительно более низкого роста, чем самые низкие люди. Не будучи толстым, он был очень крупным. Особенно крупной была его голова. Лицо его синевато-желтого цвета внушало страх. Выражение лица было почти всегда злобным и в то же время настолько гордым и вызывающим, что трудно было к нему привыкнуть. В нем чувствовались остатки превосходного воспитания, он был остроумен, начитан, даже вежлив и изыскан, когда он хотел этого, но хотел он очень редко… Извращенность казалась ему высшей добродетелью, странная мстительность… достоянием величия…» В «Мемуарах» Сен-Симона мы находим ряд портретов фамильной галереи Конде, написанных с тем же не знающим пощады искусством. Гордость и непомерное властолюбие Конде, возглавившего в середине века аристократическую оппозицию абсолютной монархии, были унаследованы и сыном его и внуком. В характерах младшего поколения они выродились в спесь, страсть к интригам, домашнее и семенное тиранство.

Жизнь Лабрюйера в доме Конде, несмотря на уважение, которое писатель завоевал благодаря уму и такту, была не лишена трудностей.¦ «Вельможи обладают одним огромным преимуществом перед остальными людьми. Я завидую не тому, что у них есть все: обильный стол, богатая утварь, собаки, лошади, обезьяны, шуты, льстецы, но тому, что они имеют счастье держать у себя на службе людей, которые равны им умом и сердцем, а иногда и превосходят их» («О вельможах», 3). В замечаниях такого рода проскальзывает обида человека, познавшего в силу своего зависимого положения горечь унижения. Однако даже тогда, когда личное чувство писателя придает определенный оттенок описываемым явлениям, оно не лишает их присущей им типичности.

В загородном дворце Конде в Шантильи, так же как в Париже и Версале, где Конде проводили много времени, Лабрюйер получил возможность великолепно изучить аристократическое общество и круг придворных Людовика XIV. Заняв, по выражению Сент- Бева, «угловое место в первой ложе на великом спектакле человеческой жизни, на грандиозной комедии своего времени», Лабрюйер не остался бесстрастным зрителем. Наблюдая парадную жизнь двора и знати, вызывавшую восхищение, зависть и настоящую манию подражания в Париже, провинции и далеко за пределами Франции, Лабрюйер сосредоточил свое внимание не на внешнем блеске, а на внутреннем содержании этого спектакля, на его действующих лицах.

Годы раздумий потребовались Лабрюйер у для того, чтобы написать свое замечательное произведение. Книга Лабрюйера создавалась в тот период, когда исторически прогрессивная роль монархии Людовика XIV, завершившей национальное объединение Франции, была полностью исчерпана. После смерти генерального контролера финансов Кольбера (1683), много сделавшего для развития торговли и промышленности, дворянско-католическая реакция одерживает победу над правительственной политикой, которую французская знать презрительно называла буржуазной. Под влиянием наиболее реакционных сил французского общества Людовик XIV развязывает разорительные войны, отказывается от поощрения торговли и промышленности, экономически укреплявших верхушку третьего сословия- буржуазию, н усиливает гонения на протестантов и религиозные секты, не угодные господствующей католической церкви. Переход абсолютной монархии к политике полного подавления прогрессивных сил в обществе вызывает оппозицию, которая в литературе находит свое выражение в «Приключениях Телемака» Фенелона и других произведениях позднего классицизма XVII века. В 1697 году выходит «Исторический и критический словарь» Бейля, в котором история философии признала «первую ласточку» просветительской мысли. В атмосфере растущей тревоги за судьбу Франции создавалась и книга Лабрюйера. В 1688 году вышло первое ее издание – «Характеры Теофраста, перевод с греческого, и Характеры, или Нравы нынешнего века», за которым последовал ряд новых, значительно расширенных в своей оригинальной части изданий. Последнее из них, девятое издание, подготовленное Лабрюйером, появилось в 1696 го- году, после его смерти.

В первое издание вошло 418 характеристик Лабрюйера, и они служили как бы дополнением к книге Теофраста. В девятом издании «Характеры» Теофраста становятся своеобразным приложением к книге Лабрюйера, включающей 1120 оригинальных характеристик. О значении произведения Теофраста в истории создания «Характеров» Лабрюйера много спорили. Не подлежит сомнению то, что моральный трактат греческого философа IV века до н. э., в котором Лабрюйер нашел мастерские зарисовки людей, наделенных различными пороками, сыграл известную роль в концепции «Характеров». У Теофраста Лабрюйер заимствовал прежде всего сам жанр бессюжетного произведения, в котором литературные портреты скреплены между собой рассуждениями автора. Однако в жанровом отношении «Характеры» Лабрюйера значительно разнообразнее не только трактата Теофраста, но и произведений, принадлежащих перу французских моралистов XVII века. Наряду с жанром портрета* или, точнее, характера, Лабрюйер использовал жанры максимы, эпиграммы, размышления, трактата, новеллы, диалога и другие. Жанровое богатство «Характеров» объясняется тем, что, излагая свои мысли, Лабрюйер стремился «показать открывшуюся ему истину в таком свете, чтобы она поразила умы» («О творениях человеческого разума», 34).

Художественный метод Лабрюйера значительно отличался от метода Теофраста. В своей «Речи о Теофрасте», предпосланной изданию «Характеров», Лабрюйер отзывается с большим пиететом о писателе, с именем которого он связал судьбу своей книги. Однако в тон же речи он подчеркивает то новое, что он стремился внести в изучение и изображение человеческого характера. В большей степени, нежели Теофраст, он хотел «проникнуть во внутренний мир человека, изучить недостатки его ума и раскрыть тайники его сердца. «Характеры» Теофраста, – продолжает он, – демонстрируя человека тысячью его внешних особенностей, его делами, речами, поведением, поучают тому, какова его внутренняя сущность; напротив, новые «Характеры», раскрывая вначале мысли, чувства и побуждения людей, вскрывают первопричины их пороков и слабостей, помогают легко предвидеть все то, что они будут способны говорить и делать, научают более не удивляться тысячам дурных и легкомысленных поступков, которыми наполнена их жизнь».

Если в первых изданиях книги Лабрюйера можно найти характеры, которые, будучи построены' по принципу Теофраста, представляют собою как бы иллюстрацию к определению человеческих пороков, то в характерах, включенных в последующие издания, чрезвычайно усиливается стремление описать людей своего времени в их социальной среде и специфических для этой среды условиях жизни. Обращение Лабрюйера к античному источнику для создания своей книги было закономерно в период, когда классицистическая эстетика еще не стала предметом ожесточенных споров между защитниками древних писателей, отстаивавших принцип подражания античному искусству, и теми, кто отрицал этот принцип литературы французского классицизма. Лабрюйер остается сторонником эстетики классицизма и тогда, когда разгорается спор о древних и новых авторах. Он утверждает вслед за Буало, что классицизм благодаря проникновению во вкусы древних одержал победу над искусством, навязанным веками варварства французскому народу. В принципах Перро Лабрюйер не видит движения вперед, к литературе, связанной с фольклором и народными традициями, он находит в них лишь отказ от подражания древним, с помощью которого можно достичь совершенства в литературе и даже «превзойти древних». Поэтому Лабрюйер выступает, так же как Буало, Расин и Лафонтен, против принципов, которые выдвигали сторонники новой литературы во главе с Перро и Фонтенелем.