Фрау Маман

— Есть. Какой-то ухажер мне диск подогнал. Впечатлить хотел, — она попробовала засунуть руку и схватить паршивца, но тот умело уворачивался.

— Мира, прокатишься с этой горки, тогда пойду, — засмеялся маленький демон, а она стиснула зубы от злости.

— Пашка, у меня уши отмерзнут. Не май месяц. Вылазь, изверг, — просила, понимая, что это не первый раз, когда придется идти на поводу у малолетнего соседа. Прошлый раз, когда того уговаривали прополоскать горло противным фурацилином, потому что подхватил ангину, пришлось проделывать это с ним. А если вспомнить более далекие времена, то и говорить стыдно: не каждый отважится пробовать суп из песочницы.

— Будешь кататься или нет? — не унимался Павел.

— Ладно! — прорычала Мира и полезла на лестницу.

Перспектива сунуть голову в пластиковую хрень выглядела, мягко сказать, отвратительной. Преодолев все ступени, она крикнула коронное: «Поберегись!» — и сунула башку в дыру, проталкивая тело как тюлень.

Горка узкая, с изгибом, и едва она дошла макушкой до поворота, как поняла, что дальше не пролезет. Абзац! Ситуация требовала вмешательства папы Геры, как минимум, и службы спасателей, как максимум. Безуспешно попытавшись вытолкнуться обратно или попытать счастья впереди, Мира окончательно застряла. Встряла, если точнее.

— Пашка, — испуганно кряхтела она, — беги срочно домой и скажи, что я в беде. Меня надо вытаскивать.

— Ну ты и толстая, — рассмеялся виновник происшествия. — Пойду людей позову. У тебя так смешно ноги болтаются.

— Иди дядю Геру позови, пакость мелкая! — разозлилась девушка, но Павел лишь смеялся.

— Помощь нужна? — насмешливый знакомый голос резанул Миру по живому.

— Нет, — отозвалось из трубы.

— Не удивила. Я тебя за ноги подтяну обратно, только не дергайся, — хмыкнул Горин.

Спасение оказалось быстрым и безболезненным, но очень позорным. Пока Костя тянул ее из западни, успел наложить свои лапы на все ее части тела, извиняясь, но обосновывая простым: «Иначе никак».

— Спасибо, — буркнула раскрасневшаяся Мирослава, крепко ухватив Павлика за руку.

— Обращайся, — улыбнулся Костя и заправил ей за ухо выбившуюся прядь.

Обычная забота, казалось бы, но какая-то личная, волнительная, и Мира запаниковала.

— Хороших праздников, — выпалила и поспешила скрыться в подъезде, волоча за собой сопротивляющегося ребенка.

А дальше все пошло по накатанной с неизбежным постоянством: увидела — сбежала.

Время до Нового года пролетело незаметно. В канун праздника лестничная площадка превратилась в общежитие, где все входили друг к другу без стуков и предупреждений. Женская половина шинковала салаты и мучила духовку запеченным мясом и картошкой, а мужская половина таскала столы, бегала по магазинам и прикладывалась к чарке «горячительного» при любой возможности.

В своей комнате, без энтузиазма к происходящему, Мирослава разговаривала по телефону с Иркой. Родители обещали, что сразу после праздников отвезут ее в деревню, и эта новость стала лучшей за последний месяц.

— Дочерь! — ворвалась в комнату Фрау Маман, держа початую банку соленых помидоров. — Ноги в руки — и в магазин. У нас кончились огурцы.

— Мам, — закон подлости всегда имел место, особенно перед грандиозными пьянками взрослых, — пусть папа сходит, или дядя Миша.

— Ты время видела? Они уже в той стадии, когда уважение от опьянения не отличают. Вперед и с песней!

— Иду я. Иду, — обреченно насупилась дочь, доставая джинсы из шкафа.

Улицы значительно опустели. В окнах домов горел свет, а где-то переливались гирлянды разными цветами, пахло морозом и хвоей. Слушая, как скрипит снег под ногами, девушка брела в соседний круглосуточный магазин, расположенный на углу следующего дома.

— Иванова! — обернувшись на окрик, она увидела Горина, улыбающегося открытой белозубой улыбкой, спешащего к ней.

— Откуда тебя-то черти принесли? — буркнула себе под нос Мира.

— Привет, — весь его вид говорил, что к новогодней ночи он готов на все сто. Безупречный во всем: одежда, прическа, парфюм приятный, ненавязчивый, но свежий, ощутимый.

— Как отвадить тебя, дай совет, — фыркнула и пошла дальше.

— Куда ты идешь? — не отставал от нее Костя, шагая заложив руки за спину.

— Ты мне кто, чтоб я отчитывалась? — рядом с ним ощущалось беспокойство, это как осознавать свое несовершенство перед истинным величием.

— А кем ты хочешь, чтобы я стал? — наклонив голову к плечу, он улыбнулся, заглядывая ей в лицо.

— Прохожим, — не заметив накатанного снега, она поскользнулась, и Костя быстро поймал ее за локоть, не дав упасть.

— Колючка.

— Слушай, тебе что, девочек мало? Что ты ко мне прикопался? — собрав все свое самообладание, остановилась и посмотрела на него в упор.

— Нравишься, — пожал плечами Костя и подтолкнул ее вперед.

— А ты мне не нравишься. Так доступнее? — отчеканила, ускоряя шаг, чтоб быстрее скрыться за дверями магазина.

— Это ненадолго, Слава, — услышала она за спиной смех, едва дернула за ручку спасительного помещения.

Возвращалась домой Мирослава не торопясь, наслаждаясь одиночеством и мыслями о предстоящей поездке.

У подъезда ненавистного соседа остановилась черная иномарка, нарушая тишину громкой музыкой, и оттуда вывалилась веселая компания, препираясь и подталкивая друг друга. Девушки блистали серебром и золотом, а кавалеры, которых оказалось двое против трех, галантно указывали дорогу, зажав в руках бутылки с шампанским.

«Опять к Горину пожаловали», — разозлилась Мира и тут же себя одернула. В подобном ключе думать более чем неправильно.

Если она Ромку считала бабником, то Костя являлся конкретной блядью. Когда поблизости раздавался женский смех, то точно рядом с ним. Внешне, конечно, он красавчик, и вполне в ее вкусе, но подцепить триппер в первую брачную ночь желания не возникало. Папа Гера всегда говорил, что гулящие мужики доводят только до венеролога.

Наконец под бой курантов всем отдали команду: расслабиться, и довольные родители с соседями принялись пить и танцевать. Зная положенный ритуал, Мира не спешила вставать из-за стола, чтоб не нарваться на Фрау Маман, которая вытащит ее из комнаты любым способом и прикажет рассказывать стихи или петь песню. Унизительным являлось не само действие, а то, что это обязательно надо было делать перед гостями. Такое непонятное и странное проявление хвастовства своим ребенком.

Едва часы показали два часа ночи, она ускользнула в свою комнату. Лежа на кровати, закинув ногу на ногу, рассматривала на фото в сотовом дурашливые лица друзей, их покрасневшие на морозе щеки и вытоптанную надпись на снегу: «Мира, мы тебя любим!» Улыбка сама собой растягивала губы, а на душе становилось тепло.

— Мира! — громкий голос Фрау Маман в подпитии перекричал МС Вспышкина и Никифоровну в динамиках. — Komm zu mir!

— О нет, — простонала в подушку дочь, зная последствия. — Иду!