Фрейд
Шрифт:
В том же феврале он сообщает Флиссу, что прекратил заниматься самоанализом и целиком погрузился в написание книги о снах. Но весной, на Песах, он решил сделать перерыв и снова отправился с братом в Италию, на адриатическое побережье, где с удовольствием бродил по руинам античного периода. Естественно, он не мог не обратить внимания на статуи Приапа, увидев в этом греческом боге символ «исполнения желаний, противоположность психологической импотенции».
Тогда же Зигмунд и Александр Фрейды посетили сталактитовые пещеры, в одной из которых столкнулись с лидером венских антисемитов Карлом Люгером. В другой пещере внимание Фрейда привлекли не столько сталактиты, сколько проводник, в поведении и манере разговора которого он обнаружил все признаки невроза. Но больше всего Фрейду, разумеется, запомнился ответ проводника на вопрос брата, насколько глубоко можно спуститься в пещеру. «Это как с девственницей — чем глубже проникаешь, тем приятнее!» — ответил проводник, и формируемая Фрейдом коллекция символов, которые в сновидениях означают женские гениталии, пополнилась еще одной позицией.
Вообще, по меткому замечанию Пола
Часть летнего отдыха 1898 года Фрейд провел с Мартой, а часть — с Минной, с которой снова отправился в Далматию, нынешний Дубровник.
В Боснии и Герцеговине с Фрейдом опять произошла забавная история: разговаривая с неким немецким адвокатом о живописи, Фрейд упомянул о поразивших его фресках в соборе итальянского города Орвието, но при этом не мог вспомнить имени художника. «Вместо искомого имени — Синьорелли — мне упорно приходили в голову два других — Боттичелли и Больтрафио; эти два подставных имени я тотчас отбросил как неверные, и когда мне было названо настоящее имя, я, не задумываясь, признал его. Я попытался установить, благодаря каким влияниям и путем каких ассоциаций воспроизведение этого имени претерпело подобного рода сдвиг… и пришел к следующим результатам…» [113]
113
Фрейд З.Избранное. С. 126.
Результаты своего самоанализа Фрейд, вернувшись домой, поспешил изложить в статье «К вопросу о психическом механизме забывчивости», которую тогда же и опубликовал. Впоследствии эта статья почти полностью вошла в книгу «Психопатология обыденной жизни».
Суть анализа Фрейда сводится к тому, что слово «господин» («герр» на немецком и «сеньор» на итальянском) несколько раз промелькнуло в разговоре его спутников, когда речь шла о национальном характере боснийских турок — в том числе и о их представлении, что без секса жизнь лишена смысла. Это утверждение наложилось на воспоминание, о котором Фрейд хотел бы забыть — о том, что, когда он был в Трафои, один из его пациентов покончил с собой, так как Фрейд так и не сумел вылечить его от полового расстройства. В результате первая часть имени художника — «Сеньор» — выпала у Фрейда из памяти, и вместо Синьорелли ему пришло в голову имя Боттичелли, а затем — в качестве напоминания о вытесненном в Трафои воспоминании — и Больтрафио.
Понятно, что о научности и даже логичности этого объяснения можно спорить. Однако сам факт обращения Фрейда к такому действительно хорошо знакомому феномену, как забывание собственных имен, которые «так и вертятся на языке», показывает, что Фрейда всё больше начинал интересовать весь круг проблем психики человека, а не только невротики.
Он искал объяснение феномену забывания с точки зрения своей теории подавления и вытеснения в бессознательное всего, что человеку неприятно знать или не хотелось бы вообще знать и помнить, — и находил их. Его вывод о том, что «забывание знакомых собственных имен происходит не случайно, а потому, что сложились некоторые условия, благоприятные для забывания, незадолго до того имела место попытка подавления неких неприятных воспоминаний и установление ассоциативной связи между забытым именем и подавленным воспоминанием» [114] , вне сомнения, по меньшей мере заслуживает внимания. А статья 1898 года, безусловно, представляет собой еще один шаг к построению психоанализа как глобальной теории, охватывающей все виды психической деятельности.
114
Фрейд З.Избранное. С. 129.
После этой статьи Фрейд целиком и полностью сосредоточился на работе над книгой «Толкование сновидений», ставшей самым большим по объему его произведением.
Глава пятая
СНОВИДЕЦ
Хотя сам Фрейд утверждал, что «Толкование сновидений» было почти полностью написано едва ли не к 1897 году, на самом деле годом ее написания, безусловно, является 1899-й. До этого Фрейд накапливал данные, делал наброски, но весь этот материал требовал систематизации, более глубокого анализа и обобщения, и по-настоящему он засел за книгу именно в 1899 году. Работа захватила его настолько, что он стал посвящать ей большую часть времени, сведя частную практику к минимуму и начав расходовать отложенные на черный день сбережения. В письмах Флиссу Фрейд не скрывает, что во время работы над книгой «приобрел новый порок» — каждые два часа он чувствовал потребность выпить хотя бы одну рюмку вина, чтобы взбодриться и обрести вдохновение.
Летом 1899 года он вывез семью на дачу в живописную баварскую деревушку Берхтесгаден, но это время вряд ли можно назвать отдыхом. Пока Марта и дети гуляли по окрестностям, Фрейд сидел в комнате на первом этаже большого сельского дома один на один с бутылкой своей любимой марсалы — и пил и писал, писал и пил, затем снова пил и писал. «Ни одна работа до сих пор не была настолько моей, моей кучей компоста, моим саженцем», — признавался он в письме Флиссу.
Не исключено, что его затворничество объяснялось еще и тем, что в тех же местах в это время отдыхали и Брейеры. Причем если Марта охотно общалась как с Матильдой, так и с Йозефом,
то Фрейд категорически не желал видеться со старым другом, превратившимся в ненавистного врага. Встречи с Брейером (а избежать их полностью он не мог) невольно напоминали Фрейду о том, скольким он тому обязан, а потому были ему особенно неприятны. Сам Брейер не мог понять, что же произошло, и однажды, увидев идущего ему навстречу Фрейда, распахнул руки для приветствия, однако Фрейд тут же перешел на другую сторону улицы. Возможно, для символического мышления Фрейда это означало, что они теперь оказались «по разные стороны» и их пересечение отныне невозможно, как пересечение параллельных прямых.Закончив часть книги, Фрейд отсылал рукопись машинистке в Вену, а получив отпечатанные экземпляры, отсылал один из них на суд Флиссу. К концу августа он приступил к работе над последней, самой сложной главой книги, и в первые недели сентября она была в целом закончена.
Вернувшись в Вену, Фрейд садится за редактирование и вычитку корректуры и признаётся в письме Флиссу, что прекрасно видит недостатки книги, но у него уже нет сил для работы и он не желает что-либо менять в книге, «будь в ней даже 2467 ошибок».
Но Фрейд не был бы Фрейдом, если бы не задался вопросом: почему он назвал именно это число? А задавшись, стал искать объяснение и в итоге вышел на новую идею — о том, что те самые цифры, которые вроде бы человек называет случайно, таят в себе скрытый смысл, значение которого следует опять-таки искать в его бессознательном.
«На скорую руку еще маленькое сообщение на тему психопатологии повседневной жизни, — спешит он написать Флиссу. — Ты найдешь в письме цифру 2467; ею я определяю произвольно, в шутку, число ошибок, которое окажется в моей книге о снах. Я хотел этим назвать любое большое число и в голову пришла эта цифра. Но так как в области психического нет ничего произвольного, недетерминированного, то ты с полным правом можешь ожидать, что здесь бессознательное поспешило детерминировать число, которое в моем сознании не было связано ничем. Непосредственно перед этим я прочитал в газете, что некий генерал Е. М. вышел в отставку в звании фельдцейхмейстера. Надо тебе сказать, что этот человек интересует меня. Когда я еще отбывал в качестве медика военную службу, он — тогда еще полковник — пришел однажды в приемный покой и сказал врачу: „Вы должны меня вылечить в неделю, потому что мне нужно выполнить работу, которую ждет император“. Я поставил себе тогда задачу проследить карьеру этого человека, и вот теперь (в 1899 году) он ее закончил — фельдцейхмейстером и уже в отставке. Я хотел высчитать, во сколько лет он проделал этот путь, и исходил при этом из того, что я видел его в госпитале в 1882 году. Стало быть, в 17 лет. Я рассказал об этом жене, и она заметила: „Стало быть, ты тоже должен быть уже в отставке?“ Я запротестовал: Боже меня Избави от этого. После этого разговора я сел за стол, чтобы написать тебе письмо. Но прежний ход мыслей продолжался, и не без основания. Я неверно сосчитал; о том свидетельствует имеющаяся у меня в воспоминаниях спорная точка. Мое совершеннолетие — стало быть, 24-й год — я отпраздновал на гауптвахте (за самовольную отлучку). Это было, значит, в 1880 году — 19 лет тому назад. Вот уже цифра 24, заключающаяся в числе 2467! Теперь возьми мой возраст — 43 — и прибавь к нему 24 года, и ты получишь 67. То есть на вопрос, хочу ли я тоже выйти в отставку, я мысленно прибавил себе еще 24 года работы. Очевидно, я огорчен тем, что за тот промежуток времени, в течение которого я следил за полковником М., я сам не пошел так далеко, и вместе с тем испытываю нечто вроде триумфа по поводу того, что он уже конченый человек, в то время как у меня еще всё впереди…» [115]
115
Фрейд З.Избранное. С. 221–222.
Впоследствии, как уже понял читатель, Фрейд разовьет эту мысль о детерминированности всего, что нам кажется случайным, а пока обратим внимание на то, что строки этого письма весьма характерны для того душевного состояния, в котором он тогда пребывал. С одной стороны, он считал, что добился к сорока трем годам куда меньше того, о чем мечтал в молодости — и прежде всего в том, что касается мировой славы, и эти мысли постоянно ввергали его в подавленное состояние. Чтобы выйти из этой парализующей его хандры, Фрейд утешал себя тем, что у него еще есть время — по меньшей мере до шестидесяти семи лет — возраст, который он считал уже стариковским.
4 ноября 1899 года венский издатель Дойтике отпечатал 600 экземпляров книги «Толкование сновидений» и выставил ее на продажу в своем книжном магазине. В качестве года выпуска он поставил 1900-й — понимая, что за оставшиеся до конца года месяцы распродать книгу нет никаких шансов.
Биографы Фрейда отмечают, что первые экземпляры «Толкования…» были отпечатаны Дойтике еще в октябре. Проходя мимо его витрины с сыном Оливером, Фрейд указал мальчику на книгу и не без гордости заметил: «Вот та книга, которую я заканчивал летом».
Надо сказать, что, несмотря на всю спорность этой работы, Фрейду и в самом деле было чем гордиться.
Фрейд изначально строил «Толкование сновидений» как солидную научную монографию, стремясь если не избежать, то по меньшей мере снизить пафос неизбежных попыток критиков сравнить эту книгу с банальным сонником. Поэтому первую главу книги он построил как фундаментальный, составляющий едва ли не пятую ее часть обзор научной литературы, посвященной проблемам сновидений. Эта глава показывает, что Фрейд и в самом деле «перерыл» все труды по данному вопросу, начиная с Аристотеля. Таким образом, никто не мог упрекнуть автора «Толкования…» в том, что он не знаком с тем, как подходили к этой проблеме ученые и философы с древности до современных ему дней.