Фрилансер. Абсолютный хищник
Шрифт:
— Но тебе не интересны сами сеньоры главы кланов, тебе должна быть интересна только молодёжь. Во-первых, главы уже состоялись, и их трудно свалить прегрешениями против быдлян в далёком прошлом. Но вот и ух отпрысков всё впереди, и именно через них можно бросить тень на империю родителей.
— Продолжай, — попросил я. Хороший подход, правильный. Пока всё верно. И не скажешь, что ей нет шестнадцати.
— Да всё просто, Хуан, — усмехнулась она и начала рисовать ряд блоков действия. — Ты узнаёшь, что есть некто… Пусть будет сын известного родителя. У которого в багаже прегрешение. Желательно кровавое — изнасилования тут мало, лучше убийство. Пусть даже не специальное, случайное, но чтобы кровяки побольше.
Вспомнился принц Эдуардо и два десятка сбитых
— Ты предупреждаешь родителя, что утопишь отпрыска с дерьмом если он… — Новый ромбик условия. — И тут ветвление. Это настолько крутой чел, чтобы грохнуть тебя? Это настолько крутой чел, чтобы ответку ему тебе помешала сделать королева? Если да — не связывайся. А потому основатели отпадают. Ну, и ещё кто-нибудь из первой сотни — скорее всего. Но у нас ещё две сотни имён. И тут, если условия удовлетворяют, и папочка некто не сможет просто так тебя убить, ты выдвигаешь условия. Плати за проступок отпрыска, иначе — Варфоломеевская ночь.
И тут, Хуан, твой просчёт. Ты хочешь пытаться заставить платить, но понимаешь, что это — вымогательство. Мир сплотится против тебя, и вас съедят.
Каррерас предложил повысить ставки. Но он всё равно лишь советовал сновастать робингудом, просто увеличив выплаты, «сливая» деньги в «стиральные машины» вроде благотворительных фондов.
— Он не так сказал, — покачал я головой. — Он просто намекнул про некие «стиральные машины». Про фонды — это мои мысли.
— Всё так, Хуан. Но повторюсь, вы с ним недоработали, хотя и находитесь на верной стезе. Ты путаешь понятия ГРАБЁЖ и НАКАЗАНИЕ. Только и всего. — Она поставила блок с оной надписью, «наказание», в самом низу салфетки, после чего ромбик вывода данных с пояснением «искупление», и завершила алгоритм. Довольно откинулась назад.
— Не понимаю, поясни? — попросил я.
Она перешла на доверительный шёпот.
— Хуан, люди оперируют в основном абсолютными величинами средств. Кто-то сотнями империалов, кто-то тысячами. Кто-то миллионами. Но на самом деле роль играют проценты. Не важно, сколько у тебя денег, главное какую часть от них ты можешь потерять. Для тебя миллион это много. — Я вспомнил Селену Маршалл и её родственничка по имени Эскобар, отчего захотелось выругаться. Она чертовски права. — Но для Феррейра, например, это сумма, которую она готова потратить на платье для рождественского бала. Однако если прийти к тебе и к ней и забрать у вас… Скажем так, по трети всех ваших имеющихся средств — вы станете беднее ОИНАКОВО, понимаешь? Пусть ты лишишься тысяч империалов, а она — миллиардов. Но вы будете ОДИНАКОВО более бедными! — воскликнула она, и глазки у неё радостно сияли, что те фейерверки.
— Так, я понял. Дошло. — Я отвалился на спинку кресла и потёр виски. Она же ещё более довольно пририсовала тоненькую чёрточку от искупления в сторону, подписав: «На операционные расходы» — и провела её в овал «начало».
— А вот эта стрелочка должна быть настолько маленькая, — пояснило чудовище, — что… — Вздох. — Даже не знаю насколько маленькая. Доли процента? Сотые? Тысячные? Вообще ни о чём — вот какие должны быть на общем фоне! Чтобы вам только-только хватало на хлеб. Чтобы вы НЕ СМОГЛИ стать за счёт этих денег богатыми. Не наоткрывали счетов, не напокупали хороших машин и недвижимость. Иначе, если мир аристо увидит, что вы обогащаетесь — и вас прихлопнут.
— Забирать триллионы, оставаясь аскетами? — Я невесело хохотнул. — Ты юмористка.
— Я реалистка. — В голосе показная обида. — Это способ самозащиты, Хуан, ничего личного, — покачала она головой. — Вы должны создать амплуа идейных борцов, а не грабителей. Грабитель грабит для себя. Он — угроза для твоих капиталов и твоего имущества. Которую, угрозу, легко купировать, уничтожив источник.
Идейному борцу же плевать на то, сколько он забирает. Миллион? Триллион? Без разницы. Для него главное свершение абстрактной
справедливости. И он не хочет крови — он хочет… Да-да, СПРАВЕДЛИВОСТИ, в худшем смысле этого слова.Ты можешь открыто, всему миру аристо, озвучить таксу — за убийство — скажем, треть общей капитализации. Или четверть. А за изнасилование — одну десятую. Но только в зачёт идёт ВСЁ. Счета в банках. Счета в оффшорах — если раскопаете. Недвижимость. И, конечно, стоимость акций. Отец нашего некто должен продавать бизнес, занимать огромные суммы, разоряться, выплачивая искупление. А потому следующий момент — в качестве слива могут быть только суперпупермегаизвестные фонды, действия которых могут быть подконтрольны королеве или общественности. Вся планета должна видеть, что условный сеньор Лопес, чадо которого пришило контрактницу, проигнорировав стоп-слово, жертвует в фонд помощи жертвам насилия, а ещё детям-сиротам и инвалидам горячих точек не просто офигенно много; он вынужден продать часть бизнеса, что было нажито непосильным трудом трёх-четырёх поколений их предков. И всё ради того, чтобы произошло наказание, чтобы был усвоен урок и следующие поколения их семьи прививали чадам такой атавизм, как ответственность, что забыл привить сыну сеньор Лопес.
— Сильно! — поднял я палец вверх. — Сиби, я вчера тебя назвал соломинкой… — Я сбился и тяжело вздохнул, ибо понял, что «сам дурак». Я… Зашорился. Перестал видеть дальше своего носа, начал почивать на собственных лаврах, которыми сам себя наградил «за былое». И слава всевышнему, что он послал мне девочку, открывшую глаза на реальный мир: я закостенел, по сути только начав развиваться.
— Я назвал тебя соломинкой, — усмехнувшись мыслям, продолжил я, — и это так. Ты не сказала и не сделала ничего нового, что мы и я бы не знал/не знали.
Изабелле лишь подлила масла в огонь, заставив пылать пожаром то, что тлело в груди. Оно тлело, пожар — дело времени, и все те же вопросы были бы заданы потом. Но они заданы сейчас, когда ещё много можно переиграть.
Парням ты тоже перешибла их самомнение. Открыла глаза, заставила видеть дальше своего носа. Есть мир творчества за пределами их носа, и копать там — не стыдно, раз сам не можешь. Да ещё реально станешь нашим автором, со всеми положенными отчислениями — я прослежу, а старик тем более проконтролирует.
После этих слов она зарделась.
— Ну и мне глаза открыла на то, на что я и без тебя давно смотрел. Смотрел и не понимал. Я не видел широты замысла, глубины охвата! И это я, привыкший последние полгода удивлять всех той самой широтой и глубиной, сто раз макавший в дерьмо ребят, дескать, вы просто недостаточно далеко видите и недостаточно большой размах планируете. Смелее надо.
Снова сбился. Она не перебивала, но и не улыбалась. Отнеслась ко всему серьёзно.
— Сиби, соломинка моя… Спасибо! — Я встал, обошёл стол и чмокнул её в раскрасневшиеся-таки щёчки. — И раз так получилось, что ты помогла мне… Я также помогу тебе. Доедаем пиццу и поехали к одному сеньору. Будем изучать ядерную физику у профессионалов.
— У тебя есть знакомые учёные-ядерщики? — снова загорелись её глаза.
— Ядерщики, — согласно кивнул я. — Но не совсем учёные. Но они могут найти среди этих учёных тех, кто тебе сможет помочь. Лучше них в Альфе этого не сделает никто. — Палец уже нажал на скрытый контакт. — Марго, солнышко, что ты сейчас делаешь? Скажи, а чем таким важным в этот момент занят твой брат Адриано?
Глава 5. Резервная наследница
Сразу уехать не получилось. Пока доели пиццу… А Сиби, несмотря на то, что принцесска, воспитывалась простолюдинами, и ей была кощунственна мысль оставить недоеденные куски, «на выброс», как и мне. Хотя настоящая аристо этого бы не заметила. Пока доели, собрали вещи — она разложилась и что-то писала в бумажном блокноте, в зал кафешки с улицы стали заходить брутальные девочки в стильной строгой деловой форме и AEG-шниками на боку. Во главе с неизменной Оливией.