Фрилавщик
Шрифт:
– Ника, давай встречаться.
Ошарашенно смотрю ему в глаза.
– Сережа, но мы только познакомились, я тебя не знаю, а ты меня. Это, как – то быстро.
– Давай попробуем. Мы ведь хорошо провели день. Ты мне нравишься, и это не к чему тебя не обязывает.
У всех моих подружек уже был парень, почему бы и нет. Разбежаться всегда сумеем.
– Хорошо.
Он притягивает меня за талию и целует, но это уже по – взрослому. Я не знаю, как и что делать поэтому повторяю за ним.
– Пошли, а то мы столько зрителей собрали.
Оглядываюсь, из окон на нас смотрят мои соседки. Прекрасно, теперь
На крыльце стоит Ник, расстреливая меня взглядом. На его лице гуляют желваки, руки сжимаются в кулаки.
– Что это с ним? – он пугает меня своим воинственным видом.
– Да он всех девчонок перебрал. А тут я оказался первым. – самодовольно улыбается.
Меня кольнула эта его улыбочка, как – будто я ему нужна, как трофей.
– Теперь, ты только моя девочка. – обнимает за плечи и ведет к входу.
– А я думал ты другая, а ты такая же, как все. Что, прыгнула в койку к первому встречному парню. – Ник, выплюнул слова, как помоями меня облил.
У меня от негодования дар речи пропал. Стою и как рыба хлопаю ртом. Да, как он посмел! Кретин!
– Завидуй молча Ник. Мы с Вероникой встречаемся, так, что это МОЯ девочка.
Никита разворачивается и уходит.
– Зачем ты так говоришь? Я вроде твоя девушка, а не собственность. Я для вас с Ником какой – то приз?
– Эй, Бэмби, ты чего? Я просто поставил на место. Нечего смотреть на тебя таким похотливым взглядом.
– Он и не смотрел. И ты не на место его поставил, а пометил территорию.
– Глупышка, – целует в лоб, – ты такая чистая, наивная.
– Я не наивная. Да тут даже двенадцатилетние больше знают о парнях. Ты ведь не с кем не встречалась?
– Нет, – опускаю глаза, ковыряю дорожку белыми кроссовками. – У меня и поцелуй первый был. – шепчу я.
– Серьезно? Как так вышло, что такую красивую девушку, никто не захомутал.
– Ой, перестань, мне ведь не тридцать. Что за предрассудки. Это Джульетте было четырнадцать, и она считалась старушкой, что ей уже давно нужно было быть замужем и детей рожать. А сейчас двадцать первый век! И по законодательству интим запрещен. Куда торопиться, мне семья не к чему. А то, таким образом малолетки и обзаводятся потомством, мозгов нет просто еще. Мне нужно сначала закончить школу, институт.
– Странно, а у нас практически все девчонки хотят поскорее выскочить замуж, родить детей. Ни у кого из нас не было семьи, нормальных родителей. У большинства пьяницы, то спились, и из – за этого опека детей забрала, то от пьянки умерли. У твоей соседки, вообще мама торговала ее телом. Но самое страшное знаешь что?
– Что?
– Мы все до одури их любим и все прощаем. Я умом то понимаю, что не за что прощать, но так хочется почувствовать, что ты кому – то дорог. Мы, как бракованные игрушки, нас взяли и выбросили на помойку. Все, храбрятся, строят из себя крутых и независимых, а в душе хотят, чтобы пришли родители, и на коленях вымаливали прощение за наши разрушенные судьбы.
– А, что с тобой случилось?
– У меня банальная история. Мама пила, без остановки рожала. Нужно было, что – то есть. Ходил по улицам, просил милостыню, по кладбищам собирал то, что приносили умершим родственникам.
– Ты не один ребенок в семье?
– Нет, нас шестеро. У меня шесть братьев. И все
они раскиданы по разным детдомам. Но, знаешь, все равно, как трудно не было бы, самые счастливые дни были с мамой. И самый вкусный хлеб, пускай и подгнивший, был дома. Ты заметила, что никто из детдомовских не ест то, что готовят в столовой?– Да.
– Это потому, что нам дома так никто не готовил. Хорошо если был хлеб, Доширак это вообще была роскошь. Посмотри, после довольно вкусного обеда, приготовленного по ГОСТу, никто не ест, а только прячут хлеб, как дети блокадного Ленинграда. А потом, в своих комнатах жуют, или едят сухие бич пакеты, даже не заваривая. Потому, что это вкус из детства. Мы так привыкли, так мы ближе к дому. Ты сразу видно, домашняя девочка. И мама тебя любила, заботилась.
Я расслышала в последней его фразе гневные нотки.
– Да, любила, заботилась. И я не понимаю, как вы можете любить таких родителей, которые предали, выкинули, променяли вас на водку.
– Может ты свою маму не любила? Может наша любовь к родителям белее совершенная, чем твоя. Нам не нужно было никаких доказательств, мы любим, просто так. Не за дорогой айфон, не за путевку в теплые края и даже не за новые шмотки. Это все нам дает детдом. А любим мы вовсе не заботливых нянечек и воспитателей, а пьяниц и моральных уродов, по сути, которые по недоразумению зовутся родителями.
– Я любила свою маму. Ты не можешь так говорить. Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, но не нужно выплескивать всю свою злобу на весь мир на меня.
Я совсем не знаю этого парня. Он мне показался чистым, искренним, но на самом деле в нем легион демонов. Сейчас я их увидела.
– Прости, Бэмби. – он пришел в себя, расплылся в улыбке. На его щеках заиграли ямочки. – Я обидел тебя, я не хотел. Просто, когда, кто – то плохо говорит о моих родителях, я взрываюсь.
Я немного остываю, но все равно, мне кажется, что зря согласилась быть его девушкой. После одного дня знакомства! Верх идиотизма. Это при том, что я никогда не с кем не встречалась, хотя желающих было много. Раньше мне никто не нравился.
У дверей моей комнаты он целует меня, но в этот раз я чувствую, что далека от него, и его поцелуи меня не привлекают так, как раньше. Как говориться, ложки нашлись, а осадок остался.
Глава вторая
– Ты с Сережей мутишь? – Оля сидит на кровати, ноги и руки скрещены, взгляд обещает скорую расправу.
– Я не знаю. Мы просто в кино сходили.
– Ты только появилась, и свела с ума самых крутых парней. Ты совсем не ангелочек, хоть многие так думают. Под этой шкуркой невинной овечки живет шакал.
– Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Я никогда не претендовала на роль ангела. Не знаю, почему ты так подумала.
– Не я, наши парни. Они так считают. Я сразу увидел твою сущность. Когда они наиграются, ты будешь самой последней швалью, на которую уже никто не посмотрит.
– Я не собираюсь выслушивать весь твой бред. Обратись к мозгоправу. Кстати, он здесь есть.
Она резко вскакивает, подходит слишком близко ко мне. От ее сладковатого парфюма начинает подташнивать.
– Дрянь, ты нарываешься! Я обещаю тебе жизнь здесь покажется адом. – сжигает меня глазами полными призрения.