Фронтир
Шрифт:
Когда всё утряслось, и я успел проделать, что мог, с Отрядом, своей машиной и всем остальным, начали поступать свежие данные о полётной программе, так что я тут же углубился в изучение, краем уха вслушиваясь в то, как один из сержантов в общем канале травит байки. Боевой настрой нулевой. Мне это не нравилось — мы летели не в отпуск, а к линии фронта.
Прервав рассказчика, я сперва хотел парням сказать что-то бодрящее, потом плюнул, приказал всем спать, а сам вернулся к плану.
Спустя час уснул и я. Нужно беречь силы. Если что, автоматика нас разбудит.
Глава I. Небесный гость. Часть 3
Изолия Великая была миром, полным противоречий.
В периоды межсезонья, тянущееся порой годами, количество её жителей могло не достигать и пары миллионов. И вместе с тем — ажиотаж в остальное время, наплыв туристов, почитателей, учёных-социологов и представителей множества Галактических Служб, переполненные залы Колизеев и Пантеонов. Брызги смеха и скрежет зубовный. Море эмоций. Огромное множество зданий всех немыслимых форм, размеров и расцветок, соперничающих порой по величине и великолепию с самим ирнским И-Сто, были разбросаны безо всякого смысла и цели по всем континентам, — вы бы ошиблись самым ужасным образом, если бы подумали, что это и есть знаменитые Двадцать Три изолийских Театра. Во-первых, вне всякой логики, их насчитывалось куда больше, а во-вторых, это на самом деле были музеи на потеху приезжим, а то и вовсе — самые обыкновенные, прозаические жилые дома Творцов. Одни тут предпочитали жить в сотворённых собственными стараниями палатах, другие — чуть не в соломенных хижинах.
А Театры… присмотритесь, маленькое такое, чуть в сторонке. Вот это один из них. Не перепутайте.
Творцы жили в башнях, пилонах, пагодах. Жили, отделясь друг от друга сотней метров высоты, что пролегали меж этажами или предпочитая чисто мнимое соседство, например, традиционной таёжной разрозненности постиндустриальных миров. Всё это смотрелось странно, непонятно, где-то и вовсе чуждо, но Творцы для меня, по очевидной причине, были теми самыми людьми, которые до конца оставались чужды даже сами себе, кроме того, однажды некоторые из них вообразили, что я сам им почему-то интересен. Я, изгой без дома и семьи, без вкуса к жизни и без интереса к творчеству, всей своей жизнью опровергающий их ценности, смысл их жизни…
Если вы думаете, что я понимаю, почему, то вы ошибаетесь.
Мы довольно часто здесь бывали до того, последнего моего визита, так всё время получалось, я уж и не помню точно, каким образом удалось меня сюда затащить в первый раз. По-моему, это было ещё в бытность нашу кадетами. Но лишь в последний раз я прилетел на Изолию сам, по собственной воле, без уговоров с чьей-то стороны и ответных проклятий — с моей. Пусть почти всегда это было в шутку, на этот раз шутить было некому. Три года меня здесь не было, и вот, сама судьба принудила нанести этому миру прощальный визит. Раньше же всё выглядело не настолько фатально, бывали и моменты ближе к жанру фарса.
«Не могу я больше видеть этих фигляров! Митрон опять со мной шутки будет шутить, пока не выведет из себя, а потом мне же в жилетку будет плакаться, шмыгая носом. Надоело!» Надо мной потешались, меня уговаривали, меня стращали небесными карами. Как давно это было. В который уже раз, будто в прошлой жизни. Некому уже меня уговаривать.
Воспоминания, воспоминания… не успел я выйти на платформу Пересадочной, не успел глянуть на изборожденный разводами лик планеты, как тут же они меня захлестнули с головой.
— Что вы меня всё время одёргиваете?!!
Это голос одного из пассажиров, ожидавших, как и я, открытия шлюзов. Маленький, лысоватый, с хаотичными порывистыми движениями.
Он всю дорогу нервничал, словно первый раз в космосе, и при этом старательно сбрасывал излишки эмоций в сторону окружающих. Его явно выводила из себя кажущаяся беззащитность перед лицом великой пустоты. Да, на открытой террасе Пересадочной у неподготовленного человека возникает ощущение, близкое к агорафобии. Только вместо многолюдности здесь пустота. Ничего, или пройдет, или просто парень больше никогда этого не увидит, его будут перевозить, как багаж. В закрытой таре.— А вы тоже в первый раз?
О, Вселенная, только этого не хватало. Я так надеялся, что меня хотя бы в этот раз оставят в покое. Мечты не сбылись. Прицепился.
Я постарался дать ему понять, насколько сильно я не хочу ни с кем разговаривать, и разворачивался нему со всей возможной, в пределах приличий, медлительностью. Как главная орудийная башня на флагшипе.
— А похоже? Нет, не в первый.
— На концерт Селив прилетели? Сейчас вроде ничего приличного и не идёт. Только не говорите, что вы на эту ужасную выставку Зелёных Волос? Это же не искусство, а маразм старческий, мне кто-то сказал, что чуть не половина этих дедуганов не совсем сохранна психически, и, к тому же…
Слова полились из этого маленького лысоватого человечка непрекращающимся потоком, он тут же, совершенно не нуждаясь в моих ответах на его реплики, принялся излагать мне всё, что думал о разнообразных течениях и направлениях современного искусства, и, в особенности, искусства Творцов.
— И главное, я им говорю…
— Подождите секунду, послушайте.
— Да? — он аж потянулся ко мне, встав на цыпочки. Не ожидал, что я ещё и разговор поддержу. Заранее радовался собеседнику. Кошмар.
— Я очень устал после перелёта. Я бы очень был рад, если бы вы перенесли то внимание, которое вы мне так любезно уделяете, на кого-нибудь другого. Заранее благодарен.
Надо было видеть, как он сник.
— Извините, я не должен был…
Зря, но тогда я действительно едва сдержался, чтобы попросту на него не наорать. Полёт мне стоил последних сил.
Отправляющимся вниз просьба пройти к четвертому доку для посадки на пар о м. Орбитальная гостиница в настоящий момент исчерпала все возможности по размещению, поэтому всем прибывшим настоятельно рекомендуется не задерживаться на Пересадочной. Спасибо за понимание.
О, Творцы, вы даже в голос бездушного демона оповещения постарались вложить нечто пассивно-агрессивное, сходу вызывающее у меня жестокую головную боль.
Спустя полчаса я уже пристально наблюдал за разворачивающейся на эрвэ-экранах грандиозной картиной ринувшейся на нас планеты: как постепенно шар превращается в необъятную плоскость, как пропадает атмосферный налёт, видимый лишь из пустоты Пространства, как становятся различимы отдельные горы, реки, озерца. Наконец, как перед самым моментом касания грунта становится виден каждый трепещущий на ветру листок знакомых эвкалиптов, высаженных до самого горизонта вокруг посадочной площадки. В этом была такая высокая поэзия, что злосчастный инцидент совершенно забылся.
Прибыли.
Мы благополучно прошли к поджидавшему нас вагончику монорельса, мерно тронувшемуся спустя пару минут в направлении приземистого здания космопорта. О, эти местные порядки, я помнил их до зуда в подмышках, Творцы отнюдь не страдали галакто- или тому подобным центризмом, после космологического представления, продемонстрированного нам при посадке, они предпочитали преподнести нам то, что они понимали под прекрасным. Спектакль начинался сразу после прилета. И, поверьте мне, продолжится до самого конца. Творцы.