Фронтир

Её Погружение ещё состоится. Несмотря ни на что, пусть перевернётся Вселенная, пусть боль разорвёт на части помертвевшее сердце, пусть вытравит жар Галаксианина последние частички её души, без того утонувшей во мраке Большого Космоса. Её Погружение… единственное, что ей обещано. Единственное, что делает её снова человеком на краткий дарованный миг.

Лет на двести, или сколько там отведено человеку.

Сегодня этот миг стал реальней, чем когда бы то ни было. Она не могла отказаться, когда Первый отправил их с ирном «Лебедь» в Сектор Ню-Файри. Бортовые инфобанки подсказали остальное.

Рэдди стоял рядом с ней, скользя взглядом по мраку за окном. Её ладонь снова покоилась на его плече, он вслушивался в интонации её голоса, всё яснее и отчётливее чувствуя то облегчение, что наполняло сейчас его израненную душу.

Их разговор… что могли сказать друг другу два существа из иллюзорного мира могущества и яростной боли? Он шёл к ней навстречу, как на казнь, предчувствуя страдание. Её или его, не важно. Или же серой бесчувственности, что присуща лишь мёртвому камню. Быть может — его сознание уже настолько далеко зашло в своём стремлении сбежать из реального мира?

Нет.

Теплота в груди, свобода и лёгкость вместе с её голосом наполняли его. Ощущение полёта, вот что он потерял тогда, в юности, в его жестокой юности. Тяжесть огромного груза за плечами прижимала его вниз даже тогда, когда ему приходилось управлять сотнями мчавшихся на полной тяге кораблей. Сейчас она возвращалась. Оживляла.

Касаясь тёплой ладони, Рэдди чувствовал, как с каждой уходящей секундой их мимолётной встречи тает последний неоплаченный его долг. Он их все вернул без остатка. Своим служением, своим отчаянием и своей злостью. Своими победами и своими поражениями. Оплатил, вырывая зубами куски собственной плоти и швыряя их на съедение жадной пасти бесконечной Вселенной. Он отдавал себя без остатка. И отдал.

Мёртвые покойны, живые всё понимают и не жалеют больше ни о чём.

А что же он? Рэдди осознал, что Оля давно замолчала. Что вот уже сколько часов под этими сводами разносится только мёртвая тишина его мыслей и легкий шёпот его чувств. Он стоял рядом с Олей, скользя взглядом по мраку за окном.

Секунды истекли. Она каменной статуей замерла поблизости, не желая расставаться. Оля просто ушла. Как уснула. Как засыпала сотни раз до того. Впервые — не одна.

Он осторожно, чтобы не разбудить, отпустил её руку, отступая назад, в тень.

Спи, милая. Спи, Оля. Тебе так нужно было отдохнуть.

Ей, видно, снилась Пентарра. Безэмоциональный лик Ксил мешал убедиться, однако он был уверен, что прав. Могучий шнур энергоразряда, несущего через неё информационные потоки, уже был отчётливо различим, когда позади него захлопнулся люк.

Их время ушло.

Ирн напряжённым не мигающим взглядом продолжала следить за крошечной точкой на самом краю гемисферы. Пока остальные корабли без устали накручивали петли и зигзаги, суетливо исполняя свой сложный танец, этот продолжал двигаться просто и безыскусно, будто уже заранее простившись с этим пространством и не желая тратить силы на последний брошенный себе за спину взгляд.

Кандидат уходил, как уходят из дома, не оборачиваясь и больше ни о чём не жалея. Не давая себе шанса на последнюю слабину.

Одинокая звезда напоследок мигнула и пропала, растворившись в пустоте.

Всклокоченный клубок пинн у неё за спиной тяжко засопел, неловко переминаясь с ходули на ходулю. Летящему как будто по-прежнему было неловко здесь находиться.

— Надеюсь, у неё получилось.

Соорн-инфарх в ответ ещё сильнее нахохлился, вздыбив оставшиеся пинны на лысой макушке и разве что не зашипел.

— Я уже говорил тебе, всё это совершенно бесполезно.

— И неоднократно. Впервые, если я всё ясно помню, на борту вашего флагшипа, сразу после выхода на орбиту Муны, там, на Старой Терре. Ты ещё повторял, что человечество в любом случае обречено.

Соорн-инфарх снова вздохнул и затих, огромная нескладная глупая птица. Ирн могла лишь догадываться, что творится в голове у летящего. Странные создания, дальние родственники слизевиков, единственной группы простейших, что способны проходить лабиринты. Они, а ещё смертельные опухолевые колонии. Они по сути такими и были. Воинами пустоты, вечно гоняющимися по космосу за неуловимой Железной Армадой. И почему-то этому вечному врагу всего живого совершенно не интересные. Те, напротив, охотились за артманами, как их упорно именовали летящие. За людьми. И немного ирнами.

— И я по-прежнему остаюсь при своём мнении. Этот вид не приспособлен к выживанию в нашей несчастной Метагалактике. Артманы слишком привязаны к своей биологической природе, слишком увязли на дне собственных гравитационных колодцев. Они слишком легко подчиняются врождённому инстинкту смерти, для этого их достаточно оставить ненадолго одних.

И тут настала пора хмыкнуть ирну.

— Ненадолго? И тут прибываете вы, во всей своей грозной красе. Вечные спасители. Возмущённые до глубины души уже тем фактом, что никто вас о спасении не просил. Неужели ты думаешь, что я не знаю, почему ты здесь?

Клубок пинн в ответ даже не пошевелился.

— Это же не первая твоя попытка повлиять на выбор Кандидата. И даже не вторая. Так почему же ты продолжает твердить, как заведённый, что всё бесполезно? Однажды кто-нибудь из них всё-таки выберет тот путь, который сведёт вас воедино. Ведь вы так близки с людьми, вы почти одинаковы, несмотря на все отличия в анатомии, истории и галактографии.

— Первый бы с тобой не согласился.

Ирн внезапно почувствовала, что начинает злиться.

— Первый вообще не склонен ни с кем соглашаться. Но мы-то с тобой знаем, соорн-инфарх, насколько в реальности не важно ничто из перечисленного. Важна только наша искра. Её природа. Её история. Её путь во Вселенной. Мы — Избранные своих рас, а значит — мы ближе друг другу, чем к любому из представителей наших видов. Ты же утверждаешь, что нам проще договориться с далёким и безмолвным Галаксианином, чем между собой.

— Это всё лишняя софистика. И никакие «договорённости» тут делу не помогут. Кандидат — не Избранный. Ещё нет. Он куда ближе к личности случайного носителя, чем к тому макрокосму, куда открывает путь наша искра. Только открывает, но не прокладывает. Мы же как раз и тщимся все эти бессчётные круги попробовать проложить очередному Кандидату курс. А он, неблагодарный такой, всё никак ступать на чужую тропу не желает, предпочитая собственную, ту единственную, которая никого не устроит.

— Ты злишься, похоже, что все твои усилия снова пропадут втуне. А ты так старался, сорн-инфарх, ночей не спал, спасал, направлял, лелеял.

Но тот лишь тряхнул иссохшим рострумом.

— Ты тоже в этом всём затянувшемся спектакле принимала участие. Кто меня сюда притащил, не Ксил же, признай уже, тебе не всё равно, чем всё кончится. И похабная сцена в Секторе ирнов — тоже ведь не случайна?

— Как и подозрительная засада после трансгрессии. Не думаешь же ты, что вообще всё в судьбе Кандидата было подстроено? Гибель Пентарры, ловушка Аракора, планетарное самоубийство Альфы, чужеродное влияние Элдории, прорыв врага у Второго Барьера, всё это, по-твоему, один грандиозный спектакль, поставленный ради единственного зрителя? Прости меня, соорн-инфарх, но если наш Кандидат додумается до подобного, мы его точно потеряем.