Фрося. Часть 3

– Фросенька, это не в знак благодарности, а в память нашей долгой бескорыстной дружбы.

Тут золотые побрякушки, которые мы не можем взять с собой, есть ограничения, а тебе это пригодится, хочешь носи, хочешь продавай, что хочешь, то и делай, они твои.

– Ицек, ты с ума сошёл, почему мне...

– Потому, что здесь, в этой стране, у меня не остаётся человека, дороже тебя.

Фрося открыла шкатулку, там было несколько колец и серёг с дорогими камнями, Фрося уже знала им цену, то есть, знала, что они весьма дорогие.

В глаза бросилось своей красотой и размером изящной выделки колье, и знакомая брошь, которую она отдала некогда Соломону на продажу.

Скорей всего, хитрый старый еврей её оставил у себя, а Ицеку она досталась по наследству.

Фрося с удивлением обратила внимание, что в шкатулке лежало четыре ордена и несколько медалей, явно полученных Ицеком во время войны:

– Ицечек, а это зачем ты отдаёшь мне?

– Ах, Фрося, Фрося, кровь проливать можно было, а вывозить за границу награды категорически запрещено.

Сохрани, пожалуйста, мне они очень дороги, каждую из этих наград я получил после тяжёлого боя или ранения.

Может быть, благодаря тебе, они ко мне когда-нибудь ещё вернутся...

Ни ко мне, так к детям или внукам, получив их, может быть мои потомки будут чувствовать гордость за своего предка...

Милая Фросенька, всё может в жизни ещё поменяться, надеюсь, что и встретиться мы ещё сможем с тобой, я бы этого очень хотел...

Старые друзья крепко обнялись и оросили щёки друг друга слезами.

глава 23

Фрося с Ицеком разомкнули дружеские объятия:

– Ицечек, я в жизни уже потеряла столько дорогих мне людей и твой отъезд для меня сравни тяжёлой потери, что не говори, но кто знает, свидимся мы ещё или нет...

– Фросенька, ты же знаешь, что я не очень дружу с религией, но всё же скажу, что всё в руках божьих, хотя и от нас кое-что зависит...

Фрося ласково провела рукой по мокрой от слёз щеке своего такого долгие уже годы, надёжного и преданного друга:

– Ицечек, по всей видимости, в Вильнюсе скоро у меня не останется ни одного близкого человека, но не будем пока об этом, главное, чтоб тебе там повезло, чтоб всё сложилось так, как ты этого хочешь.

– Ах, Фрося, ты же знаешь, что мне и здесь было совсем неплохо, ведь у меня есть хорошая профессия, которая приносила неплохой доход, при желании я мог бы и квартирные условия улучшить, но уверенности в завтрашнем дне никакой не было, особенно для моих детей.

Во многом ради них я и еду туда.

Я же не врач, учитель или инженер, вот им трудно устроиться на новом месте без знания языка и другого подхода к специальности, а набойки на туфли везде нужны, так, что не пропаду.

Чувствуя мрачное настроение друга, Фрося решила резко поменять тему, тем более, это было необходимо сделать:

– Послушай Ицек, это очень важно, и для меня тоже.

Марк мне предложил участвовать в его, как вы говорите, гешефтах.

Ты, можешь свести нас с нужными людьми в торговой сфере, здесь в Литве...

– Конечно, могу, надо немножко подумать и с кое с кем переговорить, но это уже завтра.

Фросенька, ты ввязываешься в опасные игры.

Ты знаешь, насколько этот человек надёжный и ответственный, в таких делах нужно полное доверие друг другу, поверь, я это знаю, ведь мне много приходилось крутиться, на одних набойках далеко не уедешь.

Надо было доставать кожу, импортные подошвы и заготовки, да, чего я тебе буду рассказывать, моя Кларочка и дня не работала, а деток подняли, ничего себе не жалея, да сама видишь, сейчас не знаю, куда деньги потратить.

Хотя с твоей помощью эту задачу практически выполнил.

И он невесело рассмеялся.

Они вернулись в квартиру, где обычно спокойный Марк, уже начал заметно нервничать:

– Уважаемые, посмотрите на часы, дело уже к ночи, а мы ещё должны в гостиницу устроиться.

Фрося, ты ведь знаешь, что я провёл за рулём больше десяти часов, мне бы уже хотелось принять душ и перекусить.

– Марк, мы не просто болтали, а обсуждали важные дела, в том числе, и о тех вещах, о которых ты меня уполномочил спросить.

Ицек готов завтра свести тебя с нужными людьми, договаривайтесь с ним о деталях сами, а я позвоню пока дочери.

Фрося поймала на себе настороженный взгляд Ицека, прежде чем они с Марком спустились обратно в мастерскую.

Фрося волнуясь набрала номер телефона Ани.

Та сама подняла быстро трубку и, узнав мать, не выказала особой радости.

В её голосе ощущалась напряжённость и глубокая растерянность.

Сердце Фроси сразу почувствовало не ладное:

– Доченька, не тяни, говори сразу, что случилось, кто-то заболел из детей?

– Нет, мама, дети здоровы, вчера арестовали Мишу.

– Ладно, подробностей сейчас не надо, я звоню от Ицека. Мне ещё надо устроиться в гостиницу, а уже очень поздно, поэтому встретимся завтра и поговорим.

– Мама, а почему в гостиницу и почему...

Фрося не дала дочери договорить:

– Анютка, научись думать, а потом уже говорить, а нам всем есть о чём подумать.

– Мамочка, прости, я такая расстроенная, что сама не понимаю, что делаю и говорю.

– Спокойной ночи доченька, завтра, как только освобожусь, тут же тебе позвоню и приеду.

Марк, стоящий уже около дверей, в любую минуту готовый покинуть квартиру Ицека, внимательно наблюдал за расстроенным лицом и тоном разговора Фроси с дочерью.

После того, как она положила трубку, не о чём у неё не стал спрашивать, и она не стала ничего говорить в присутствии семьи друга, хотя до неё дошло сейчас, почему Ицек при встрече с ней вначале отводил глаза.