Фрося. Часть 7

Наконец Майя оглянулась и, увидев Фросю, улыбнулась бабушке:

– Ой, прости, у нас тут семейные разборки. Представляешь, детям уже давно пора в постель, а они ещё не ужинали, ждали мамочку, когда она им, беспомощным, под нос еду подсунет. Папочка называется, он им бы всё позволил, лишь бы они не мешали ему смотреть свой паршивый футбол.

Муж, смеясь, обнял рассерженную жену и подставил губы, они поцеловались, - мир был установлен.

После лёгкого ужина, отлично понимая, насколько Фрося устала за сегодня, Майя отвела бабушке спальню, где раньше, скорей всего, ночевали Рива с Майклом. Было хорошо видно, что после того, как хозяйка перебралась в дом престарелых, в комнате постарались ничего не трогать.

Здесь во всём царила атмосфера прошлых лет. Особо подчёркивали этот факт развешанные по стенам фотографии в рамках, из которых Фрося сразу же для себя выделила те, которые она когда-то присылала Риве ещё из Постав. Анютка была всюду, она улыбалась с фотографий одна и вместе с братьями, с Фросей и с раввином Пинхасом, с маленькой Майечкой и даже с Михаилом Шульманом...
– её доченька смотрела на неё со всех стен, постепенно взрослея и отдаляясь от неё, потому что на других фотографиях она уже была в компании Ривы, мало- и совершенно незнакомых людей.

Фрося медленно перебиралась взглядом от одной фотографии к другой и мыслями уходила в далёкое прошлое, где она была молодой женщиной, не знающей усталости и хандры, где подрастали и обретали взрослый вид и характер её дети.

Вот она уже разменяла девятый десяток, а кажется, что ещё совсем недавно молодые врачи Меир и Рива самоотверженно бились над ней, чтобы сохранить при родах жизнь матери и ребёнку.

Фрося вздохнула, ей было тогда всего двадцать лет. Неожиданно ей вспомнилось, как она пришла в сознание после недели беспамятства и увидела рядом с собой беременную на восьмом месяце женщину с бледным лицом и с красными от усталости и недосыпания глазами, которая все эти дни, пока она была без сознания, почти не отходила от неё, смачивая страдалице пересохшие губы. Всю неделю Рива заботливо ухаживала за ней: насильно кормила, перестилала постель и подносила к Фросиной груди новорожденного мальчика.

Фрося стряхнула с себя наваждение и оглянулась. С одной стороны кровати вдруг заметила на тумбочке маленький портрет в изящной инкрустированной рамке. На нём была изображена Анечка уже в зрелом возрасте. Скорей всего, это была её последняя фотография.

Фрося прижала к губам фотку и покрыла поцелуями. Наверное, так делала Рива каждый день, отходя ко сну, пока не перебралась в своё нынешнее жилище. Невольно подумалось - а почему она не забрала портретик в дом престарелых? И тут же сама себе ответила: Рива велела внучке поставить портрет их дочери здесь для неё.

Утром проснувшись, Фрося почувствовала, что совершенно за ночь не отдохнула. Ныло тело, в глазах было такое ощущение, что будто туда песку насыпали. Нет, так не годится, надо брать себя в руки. Хорошо, что на сегодня никаких особых мероприятий ими не было намечено, - вначале они съездят с Майей на кладбище к Анютке, а оттуда поедут в дом престарелых к Риве. Фрося для себя уже твёрдо решила, что они с Ривой отпустят внучку по своим делам, а сами проведут целый день в компании друг друга.

Анютка была похоронена на Масличной горе, где обычно провожают в последний путь всех израильских знаменитостей. Внучка сразу же обратила на это бабушкино внимание, но та отмахнулась:

– Прости меня, моя девочка, но я сюда пришла не в музей и не на экскурсию, пусть будет пухом для них всех земля, но я хочу навестить только свою доченьку...

Они медленно поднимались в крутую гору по хорошо асфальтированной дорожке. Вокруг царила невероятная тишина, только слышно было, как на окраине кладбища на высоких деревьях каркали неугомонные вороны.

Фрося в сопровождении внучки подошла к памятнику, больше похожему на обелиск. На нём были выбиты буквы на двух языках - иврите и английском - и такие горькие понятные цифры - дата рождения и смерти. Фрося ничего не могла понять из написанного, её английского для этого было не достаточно.

Майя быстро перевела бабушке: "Здесь покоится Ханна Нехемиа, которой Господь и праведница мира даровали пятьдесят лет интересной, направленной на благо людей жизни".

Побледневшая Фрося стояла, окаменев, глядя на белый мрамор, прижимая к груди охапку бардовых роз, любимых цветов дочери...

– Бабушка...

От резко прозвучавшего в тишине голоса внучки она вздрогнула, и на белую плиту могилы посыпались из её рук кровавыми пятнами цветы. Майя осторожно, чтобы не потревожить тихую скорбь дорогого ей человека, обошла Фросю, открыла с задней стороны памятника маленькую решётчатую железную дверцу и подала ей новую свечу и зажигалку:

– Бабушка, прости, что мешаю тебе поздороваться и пообщаться без свидетелей с дочерью. Пожалуйста, поставь тут свечу и подожги, у нас так положено...

Руки у Фроси дрожали, порывистый ветер раз за разом гасил слабенькое пламя зажигалки. Майя также прикрыла своими ладонями огонёк, и свеча наконец зажглась. Фрося установила её на положенное место, и Майя затворила дверцу:

– Ну вот, мы мысленно соединились с душой мамы, чтобы ты могла с ней спокойно пообщаться.

Фрося огляделась - все могилы были без оград и рядом стоящих скамеек.

Она отодвинула от края надгробной плиты цветы и уселась на холодный мрамор:

– Оставь, пожалуйста, нас, моя хорошая, на несколько минут одних, я хочу по душам поговорить со своей доченькой...

Майя, не говоря ни слова, тихо отошла от могилы матери и медленно побрела по кладбищу, читая надписи на памятниках знаменитостей, которые обрели здесь вечный покой.

Фрося осталась наедине с памятником и могилой, под плитой которой покоилась её любимая доченька. На протяжении всех десяти лет с того страшного сообщения о гибели Анютки она представляла, как склонит свою голову перед могилой любимого человека, как омоется слезами, но почему-то не плакалось. Фрося прикрыла глаза и ушла глубоко в себя, вспоминая свою дочурку с момента, когда она приняла из рук Ривы свёрточек с двухмесячной девочкой, и до печального прощания на станции Чоп, когда Анютка покидала Советский Союз.

Тридцать лет её дочурка прожила в непосредственной близости от неё, затем почти двадцать в разлуке, когда только письма, а затем телефонные разговоры связывали их. И вот уже десять лет, как её дорогая доченька покоится на этом кладбище под мраморной холодной плитой.

Мысленно, как в детстве и в более взрослом возрасте, усадила к себе на колени милую доченьку и осыпала поцелуями её лицо и жёсткие чёрные кучерявые волосы:

– Анюточка, моя несравненная Анюточка, кто бы мог подумать, что ты десять лет назад ценой своей жизни отыщешь мне моего мальчика, а я до сих пор с ним так ещё и не встретилась. Ах, доченька, встречусь ли вообще и какой будет эта встреча, даже представить трудно.