Фуа-гра из топора

Итак, Ванда пришла к нам, рассказала, что узнала об отравлении Кауф, попросила нас найти убийцу своей обожаемой Ксюши, доведенной до суицида, и вернулась домой. Но вместо того, чтобы через пару дней вновь приехать в офис и предоставить нам какие-нибудь «внезапно найденные» улики против Резникова и натравить членов бригады на Владимира, Комиссарова на следующее утро отправилась к Волчьей яме и тоже распрощалась с жизнью.

Согласитесь, логики тут мало. Конечно, существуют гиперэмоциональные люди, совершающие необдуманные поступки под влиянием минуты. Они способны кинуться с обрыва, но письмо с рассказом о своих душевных страданиях не оставят. Нет, не так. Это, конечно, возможно, но пока истероид станет писать послание, он передумает отправляться на тот свет. Скорее всего такой тип побежит со своим творением к родственникам с воплем: «Вот, почитайте и узнаете, как мне плохо. Я даже решил утопиться из-за беспросветной черноты жизни». А Ванда не только исписала несколько листов, но и поставила подпись, сидя над омутом. Вся округа знает, что живущий неподалеку Никита Трофимов приглядывает за местом, откуда сигают в омут глупые дачники. Зачем Ванде понадобился свидетель ее самоубийства? Почему она сняла платье, прежде чем нырнуть в воду? И еще платок! По какой причине Комиссарова его повязала?

Я взбила подушки, снова легла и попыталась уснуть. Но мысли по-прежнему не давали задремать.

Почему Олимпиада Вирова согласилась жить в квартире, купленной убийцей ее дочери? Отчего Владимир, Алина и Ванда возненавидели Ивана и в конце концов засунули парня на зону? Ведь нет сомнений, что вся история с кражей чашки инициирована родственниками Беатрисы, то есть Ваню элементарно подставили. Хм, талантливый, но бедный провинциальный мальчик показался Ванде и компании неподходящей парой для дочери Кауф, а красавчика Сашу Кошмарова, зарабатывающего проституцией, милое семейство сочло прекрасным женихом. Вам это не кажется бредом? Кстати, Александр тоже, как Иван, прибыл в столицу из маленького городка и был гол, как сокол. Ванда старательно объясняла «сыночку», что в случае женитьбы на Беатрисе у него исчезнут материальные проблемы, Саша и Триси безбедно заживут на деньги Кауф.

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок.

Деньги Кауф… Вот вам следующий сюрприз. Как оказалось, Ксения не зарабатывала никаких миллионов. Она написала (а может, и не она!) всего три песни, которые исполняет исключительно группа Алины. Где семья черпает средства? Владимир вообще не работает, Алина иногда выступает на корпоративах, но вовсе не надрывается по гастролям. Брат и сестра Резниковы таскаются по тусовкам, ведут жизнь богатых бездельников.

Я повернулась на бок, и в моей голове внезапно возник вопрос на иную тему. Каким образом чашка из коллекции Альберта Яковлевича Ванюшина оказалась в их особняке?

Меня вдруг стало подташнивать. Я хотела встать, пойти на кухню и сварить себе какао… Но в ту же минуту меня окликнули.

– Танюшенька, вы не заболели? Извините, если я зря вас побеспокоила, но вы всегда встаете ровно в семь, а сейчас уже…

Я подпрыгнула.

– Что? Который час?

– Одиннадцать, – огорошила меня Эмма Гавриловна.

Меня как ветром сдуло с постели.

– Черт побери! Проспала!

– Я сварила вам геркулесовую кашу, – пискнула няня, когда я, чуть не сбив ее с ног, кинулась в ванную. – Непременно позавтракайте перед уходом, вредно весь день гонять на голодный желудок.

Быстро приняв душ, я прибежала на кухню и начала большими глотками пить кофе.

– Танечка, вы не возражаете, если сегодня вечером к нам придет подарок от Димы? – спросила Крокодиловна.

Я поперхнулась.

– Конечно нет, всегда рада Коробку. А что, он уже вернулся в Москву?

– Нет-нет, – ответила няня, – Коробков пока в командировке. Курьер привезет презент малышам. У них день рождения.

Я чуть не выронила чашку.

– Разве деткам уже год?

Эмма Гавриловна рассмеялась.

– Танюша, младенцам отмечают не годы, а месяцы. Умненькому с Веселеньким сегодня два стукнуло.

– Не знала о такой традиции, – пробормотала я.

– Значит, вы не против прихода посыльного? – обрадовалась Эмма.

– Чем он может мне помешать? – крикнула я, уносясь в прихожую. – Скорей всего я вернусь за полночь.

– Ой, жалко, – расстроилась няня, – а я собралась тортик испечь, думала, мы вместе чайку вечером глотнем.

– Ради вашего бисквита постараюсь примчаться пораньше, – опрометчиво пообещала я, распахнув входную дверь.

– Какой больше любите, шоколадный или безе? – поинтересовалась Крокодиловна.

– Полагаюсь на ваш вкус, – ответила я, бросаясь к лифту.

Глава 28

В подъезде дома Вировой сидела строгая консьержка.

– Вы к кому? – бдительно спросила она.

– Иду к Олимпиаде Сергеевне, в сорок вторую, – ответила я.

Лифтерша окинула меня оценивающим взглядом.

– Из собеса? Можете не ходить, Олимпиада никого к себе не пускает. Очень подозрительная женщина, дверь посторонним не открывает. Ступайте в ДЕЗ, найдите Марьяну, пусть она с вами поднимется. Вирова бдительна сверх меры. Нам недавно Интернет тянули, так на четырнадцать дней работы застопорились. Олимпиада через домофон отвечала: «Уходите подобру-поздорову, иначе полицию вызову. Знаю вас, мошенников, хотите у пожилого человека квартиру отнять. Давайте сюда Марьяну! Только в ее присутствии открою». А работница коммунальной службы как назло в отпуск ушла. Да вот, насмотрится народ телевизора и умом плывет. Конечно, хорошо, когда пожилой человек настороже, но у Олимпиады прямо шиза.

Консьержка по-птичьи склонила голову набок и зачирикала еще быстрее.

– Намедни она свою дочь не узнала. Та постриглась, покрасилась и прям помолодела! А Вирова…

Я сделала строгое лицо.

– Простите, как вас зовут?

– Тамара Николаевна Зуева, – представилась она.

Я нахмурилась.

– Вы правы, я представитель социальной службы. Пришла по поводу заявления Вировой на материальную помощь. Такая оказывается только одиноким гражданам. Олимпиада Сергеевна указала, что не имеет родственников, а вы говорите, что у нее есть дочь.

Консьержка понизила голос.

– Вы ей не верьте. Ну, народ! Лишь бы чего у государства бесплатно урвать! Точно вам говорю, не нуждается Олимпиада ни в каком пособии. Она не на пенсию убогую живет и подрабатывать ей, как мне, на старости лет не приходится. Квартира трешка, мадам в ней одна жирует, зимой ходит в шубе, летом в платьях красивых, парикмахерскую посещает. Знаете, всегда у нее лак на ногтях красный, а по-моему, развратно старухе с таким цветом щеголять, пора о душе думать, а не о кокетстве. И дочь у нее есть. Зовут Вандой, раз в неделю к матери наведывается, полные сумки продуктов тащит. Причем пакеты из «Территории еды», мне в этом супермаркете даже на батон хлеба денег не хватит.

На лице Тамары Николаевны появилось выражение детской обиды.

– Значит, Вирова не узнала Ванду? – уточнила я. – Странно.

Консьержка кивнула.

– Я сама сначала обозналась, спросила: «Куда вы направляетесь?» Дочка у бабки очень неприветливая. Никогда не поздоровается по-человечески, шмыгает мимо молчком, даже не кивнет. Но в тот раз на мой вопрос процедила: «К Олимпиаде Сергеевне, вы же меня знаете». Я внимательно посмотрела и от удивления брякнула: «Да вы здорово изменились! Помолодели, похорошели, новый цвет волос и короткая стрижка вам очень к лицу». Ванда исподлобья глянула на меня и осадила: «А раньше что, я выглядела ужасно?» Я прямо растерялась. Хотела возразить, но дочь Вировой уже в подъемник вошла и укатила. А минут через десять, гляжу, выходит она из лифта с теми же пакетами. Я догадалась, что произошло, и говорю: «Мама вас в новом имидже не узнала? Идите за Марьяной». Ванда потопала из подъезда. Вернулась с коммунальщицей, и Олимпиада дочь впустила. Когда она ушла, не знаю, меня сменила Наталья Евгеньевна, которая по ночам тут дежурит. У нее сын женился, невестка свекрови веселую жизнь устроила, вот она и предпочитает в чужом подъезде на раскладушке спать, чем…

– Ванда всегда приходила к матери поздно? – остановила я поток пустой болтовни.

– Нет, обычно к полудню прибывала, – ответила Тамара Николаевна. – Потом мать на прогулку водила. Возвращались они всегда с покупками. Везет некоторым на детей заботливых. Не то, что мой сын. Вечно у меня тысчонку-другую до зарплаты стреляет и должок не возвращает.

– А в последний раз дочка появилась вечером? И была с новой стрижкой? – перебила я лифтершу.

– В двадцать три пятнадцать в подъезд вошла, – отрапортовала Зуева. – Время я точно запомнила, потому что постоянно на часы посматривала, надеялась, что сменщица пораньше явится. Когда дверь открылась, обрадовалась, думала, она, ан нет, пришла Ванда. Сколько она тогда на себе пакетов приперла! Штук десять. И все битком, с дорогими харчами. Прямо удивительно, неужели Олимпиада столько ест в преклонном возрасте и у нее ни печень не болит, ни желудок? Я вон глазированный сырок проглочу, сразу правый бок скрючивает. Кстати, Ванда не только постриглась, но еще волосы осветлила и брови. Кто бы мог подумать, что это так лицо изменит! Марьяшу она из дома вытащила, та ведь в соседнем подъезде живет.