Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера. 1904–1940
Шрифт:
Я попытался найти объяснение этой главной черте его характера. Влияние окружающей среды и образование едва ли объясняют ее, но я могу предположить – хотя я абсолютный дилетант в вопросах генетики, – что биологически брак между родственниками в семье должен был зафиксировать определенные черты, и, вероятно, эти «задержавшиеся комплексы» дали такой характер. Именно эта несгибаемость причиняла матери Адольфа Гитлера такие бесчисленные горести.
И еще раз материнское сердце жестоко испытала судьба. Через пять лет после рождения Адольфа, 24 марта 1894 года, она родила пятого ребенка, сына Эдмунда, который также умер ребенком 29 июня 1900 года в Леондинге. Если Адольф, разумеется, не мог помнить рождений первых троих детей в Браунау и разговаривать с ними, то своего брата Эдмунда он помнил хорошо, так как к моменту его смерти Адольфу было уже одиннадцать лет. Однажды он сказал мне, что Эдмунд умер от дифтерита. Самый младший ребенок, девочка по имени Паула, родившаяся 21 января 1896 года, выжила.
Таким образом, безвременная смерть лишила Клару Гитлер четверых из шестерых детей. Наверное, эти ужасные испытания разбили ее материнское сердце.
Адольф действительно любил мать. Я клянусь в этом перед Богом и людьми. Я помню много случаев, когда он проявлял любовь к матери, которая была глубже и трогательнее всего во время ее последней болезни. Он всегда говорил о матери только с глубокой нежностью. Он был хорошим сыном. Он не в силах был исполнить ее самое заветное желание – увидеть, как он пошел по надежной жизненной стезе. Когда мы вместе жили в Вене, он всегда носил портрет матери при себе в медальоне. В «Майн кампф» он решительно написал о своих родителях: «Я чтил своего отца, но любил мать».
Глава 5
Портрет его отца
Хотя его отец уже почти два года как умер к тому моменту, когда я впервые повстречался с Адольфом, он по-прежнему был «всегда присутствующим» в его семье. Мать всячески сохраняла память о нем, так как она, имея такой уступчивый характер, почти полностью потеряла собственную индивидуальность. А все то, что она думала, говорила и делала, было в духе умершего отца. Но ей не хватало силы и энергии, чтобы осуществлять волю отца. Матери, которая все прощала, в воспитании сына мешала ее безграничная любовь к нему. Я мог себе представить, насколько абсолютным и продолжительным было влияние этого человека на своих домочадцев. Это был настоящий патриархальный отец семейства, чей авторитет непререкаем и почитаем. Теперь его портрет висел на самом почетном месте в комнате. На кухонных полках, как я помню, располагались аккуратно разложенные длинные трубки, которые он курил когда-то. В семье они были почти символом его абсолютной власти. Много раз, разговаривая с ним, фрау Гитлер подчеркивала свои слова, указывая на эти трубки, словно они должны были засвидетельствовать то, насколько верно она следовала традициям, заведенным ее мужем.
Адольф отзывался об отце с величайшим уважением. Я ни разу не слышал, чтобы он сказал что-то против него, несмотря на их расхождения во мнениях относительно его карьеры. Причем со временем он уважал его все больше и больше. Адольф не осуждал то, что его отец, пользуясь своей властью, решил будущую карьеру своего сына, потому что считал, что это отцовское право, даже его долг. Совершенно другое дело было, когда Раубаль, муж его единокровной сестры, этот необразованный тип, который был всего лишь мелким служащим департамента государственных сборов, присвоил себе это право. Адольф, безусловно, не позволял ему вмешиваться в свои личные дела. Но авторитет отца продолжал жить и после его смерти, и в борьбе с ним Адольф развил свои собственные способности. Позиция его отца побудила его сначала к тайному, а затем и к открытому неповиновению. Происходили бурные сцены, которые часто заканчивались тем, что отец устраивал ему хорошую порку, как рассказывал мне сам Адольф. Но Адольф противопоставлял этому насилию свое собственное юношеское упрямство, и антагонизм между отцом и сыном становился все острее.
Таможенный служащий Алоис Гитлер все жизнь проявлял выраженную склонность к церемониалам. В результате у нас есть хорошие фотоснимки, на которых он изображен в различные периоды его жизни. Фотографии делались не столько на его свадьбах, которые всегда проходили под несчастливой звездой, а тогда, когда ему следовало продвижение по службе. На большинстве снимков мы видим благородное лицо государственного служащего в парадной форме, состоящей из белых брюк и темного кителя, на котором сияет двойной ряд начищенных до блеска пуговиц. Лицо этого мужчины впечатляет: большая, массивная голова, самая заметная деталь – бакенбарды, скопированные с бакенбард его высшего начальника, императора. Проницательные и неподкупные глаза, глаза человека, который, работая таможенным чиновником, обязан относиться ко всему с подозрением. Но на большинстве фотографий благородство преобладает над «пытливостью» взгляда. Даже снимки, сделанные в то время, когда Алоис Гитлер уже ушел в отставку, показывают, что этот человек был по духу своему по-прежнему на посту. И хотя ему было уже за шестьдесят, в нем не проявлялись какие-либо типичные признаки возраста. На одной из фотографий, вероятно последней, которую также можно увидеть на его могиле в Леондинге, Алоис Гитлер изображен как человек, чья жизнь состояла из службы и долга. Есть также и более ранняя фотография, относящаяся к периоду жизни в Леондинге, которая изображает его как спокойного, состоятельного горожанина, любящего хорошо пожить.
Возвышение Алоиса Гитлера от положения незаконнорожденного сына бедной служанки до должности уважаемого государственного служащего – это путь от ничтожества и низкого социального статуса до высшего ранга, открывшегося ему на государственной службе.
В «Майн кампф» Гитлер писал о своем отце: «Будучи сыном бедного, мелкого торговца, он никогда и не помышлял идти по стопам своего отца. Когда ему было лишь тринадцать лет, он покинул Вальдфиртель и, пренебрегая советом «опытных» селян, отправился в Вену, чтобы научиться какому-нибудь ремеслу. Это было в пятидесятых годах. Вероятно, это было отчаянное решение – отправиться в неизвестность лишь с тремя справочниками по ремонту. К семнадцати годам он уже закончил обучение, но это не дало ему удовлетворения, скорее, наоборот. Длительный период бедности и бесконечной нужды придал
ему смелости искать чего-то «повыше». Если когда-то деревенский священник казался беднякам воплощением самых высоких достижений, то в столице таким человеком был государственный чиновник. С упорством мальчика, который «повзрослел» в последние годы детства, семнадцатилетний юноша с головой ушел в осуществление своего нового плана и стал государственным служащим. Думаю, ему потребовалось двадцать три года, прежде чем он выполнил условия, которые он наметил для своего возвращения: он поклялся не возвращаться в свою деревню, пока не «сделает из себя кого-нибудь». Согласно приказу от 25 июня 1895 года он вышел на пенсию в возрасте пятидесяти восьми лет после почти сорока лет непрерывной службы».Его коллеги по таможенной службе отзываются о нем как о педантичном, исполнительном служащем, который был очень строг и имел свои слабости. Как начальник Алоис Гитлер не был очень популярным. Вне службы он считался человеком с либеральными взглядами, который не скрывает своих убеждений. Он очень гордился своим служебным положением. Каждый день он утром заходил в гостиницу с чиновничьей пунктуальностью. Товарищи, с которыми он обычно выпивал, считали его приятной компанией, но он мог вспылить из-за пустяка и нагрубить, проявляя врожденную жестокость и суровость, которую приобрел на работе.
Внешне карьера отца на государственной службе ничем не отличалась от карьеры тысяч других людей, которые подчинялись дисциплине австро-венгерской таможенной службы, но если взглянуть на ее неофициальный аспект, то возникает другая картина. «Майн кампф» была политической книгой, а не автобиографией, и в ней Адольф Гитлер рассказал о себе ровно столько, сколько считал подходящим для политических целей этой книги. Вполне понятно, что он мог захотеть оправдать тот факт, что он был ребенком от третьего брака своего отца, что его отец был незаконнорожденным, что его мать была дальней родственницей его отца, что он был потомком от брака между родственниками, что он был не первым, а четвертым ребенком своих родителей, одним из двоих детей, выживших из шестерых родившихся.
Незаконное рождение Алоиса Гитлера подтверждает церковная запись в приходе Штронес, согласно которой сорокадвухлетняя служанка Анна Мария Шикльгрубер 7 июля 1837 года родила сына, который при крещении был наречен Алоисом. Крестным отцом был ее хозяин, крестьянин Йохан Труммельшлагер из Штронеса. Насколько известно, ребенок был у нее первым и единственным. Имя отца ребенка мать не назвала.
Анна Мария Шиклырубер вышла замуж за фабричного рабочего Йохана Георга Хидлера в 1842 году, когда внебрачному ребенку было уже пять лет. В церковной книге Дёллерсхайма содержится следующая запись: «Нижеподписавшиеся подтверждают, что Георг Йохан Хидлер, который хорошо известен нижеподписавшимся свидетелям, признал отцовство в отношении ребенка Алоиса от Анны Марии Шикльгрубер и просит, чтобы его имя было занесено в журнал крещений».
Под этой записью стоят имена приходского священника и четырех свидетелей.
В 1876 году Йохан Георг Хидлер снова признал свое отцовство в официальном документе, касавшемся наследства, в присутствии нотариуса в Вайтре. Тогда ему было сорок восемь лет, мать ребенка к тому моменту уже более тридцати лет как умерла, а сам Алоис Шиклырубер в течение многих лет служил на таможне в Браунау.
Так как мальчик не был официально усыновлен после свадьбы его матери, его имя оставалось прежним: Шиклырубер. Он носил бы это имя всю свою жизнь, если бы Йохан Непомук Хидлер, младший брат Йохана Георга, не составил завещание и не завещал скромную сумму внебрачному сыну своего брата. Но он поставил условие, чтобы Алоис взял фамилию Хидлер. И 4 июня 1876 года имя Алоиса Шикльгрубера в регистрационном журнале прихода Дёллерсхайм было изменено на Алоис Хидлер, а местные власти в Мистельбахе утвердили это изменение 6 января 1877 года. С этого момента Алоис Шиклырубер стал называть себя Алоисом Гитлером, именем, которое значило так же мало, как и прежнее, но которое обеспечивало ему наследство.
Однажды, когда мы разговаривали о родственниках, Адольф рассказал мне историю о том, как его отец поменял фамилию. Ничто из того, что когда-либо сделал «старик», не обрадовало его так, как это, так как фамилия Шиклырубер казалась ему такой грубой, такой неучтивой, не говоря уже о том, что она была такой неуклюжей и непрактичной. Фамилию Хидлер он считал слишком скучной и простоватой, а фамилия Гитлер хорошо звучала и легко запоминалось.
Для его отца было характерно, что вместо того, чтобы принять фамилию Хидлер, как это делали остальные родственники, он придумал новое написание «Гитлер». Это было выражением его страсти к бесконечным переменам. Его начальники не имели к этому никакого отношения, так как за все сорок лет службы его переводили на другое место только четыре раза. Города, в которые он получал назначение: Зальфельд, Браунау, Пассау и Линц, были так удобно расположены, что они образовали идеальное место для карьеры таможенного служащего. Но едва он устраивался в одном из этих мест, как начинал менять место жительства. В период его службы в Браунау было отмечено двенадцать перемен адреса; возможно, их было больше. В течение двух лет работы в Пассау он менял место жительства дважды. Вскоре после своего ухода на пенсию он переехал из Линца в Хафельд, оттуда в Ламбах – сначала в гостиницу «Ляйнгарнер Инн», затем на фабрику при швайгбахской кузнице, то есть два переезда за год, – а затем в Леондинг. Когда я познакомился с Адольфом, он помнил семь переездов и учился в пяти разных школах. Неправильным было бы сказать, что эти постоянные перемены были результатом плохих жилищных условий. Безусловно, гостиница «Поммер Инн» (Алоис Гитлер очень любил жить в гостиницах), где родился Адольф, была одной из самых лучших и презентабельных гостиниц во всем Браунау. Тем не менее отец покинул ее вскоре после рождения Адольфа. В действительности он часто переезжал из приличного жилья в более скромное. Главным был не дом, а переезд. Как можно объяснить это странное стремление к перемене мест?