G.O.G.R.

Узрев спящего на нарах Грибка, Кругликов взвился, словно его припекли кочергой куда не нужно, и заголосил на весь изолятор:

– Чего вы мне здесь Ваньку валяете?! Да разве он похож на Эдуарда?? Этот алкаш похож на бомжа, а Эдуард погиб! Я сам его хоронил!!

Серёгин молчал и ждал, пока Кругликов выговорится, а Эвелина Кораблинская тем временем подобралась к Грибку поближе и внимательно так всматривается в его «раскрашенное» фукарцином лицо.

Выкрики Кругликова разбудили Грибка, и он разлепил глаза и уселся на нарах, вытаращившись на Эвелину Кораблинскую.

– Эля, пошли! – Кругликов вцепился в рукав Кораблинской и принялся оттаскивать её к двери, пытаясь покинуть камеру и вытащить дочку в коридор.

Но Эвелина вдруг вырвалась и снова вернулась к Грибку.

– Э-эдик?.. – пробормотала она, разглядывая Грибка всё внимательней. – Эт-то ты?..

Грибок глуповато моргал и тихонько ухал.

– Какой он тебе Эдик?! Эля, пошли! – не унимался Кругликов, топчась около тяжёлой железной двери камеры. – Я понимаю, ты в стрессе, но не хватало ещё, чтобы ты начала собирать бомжей! Всё, Эля, идём!

– Подождите! – вмешался Серёгин, вставая между Кругликовым и Кораблинской.

– Что с тобой, Эдик, скажи хоть слово! – требовала заплаканная Кораблинская от Грибка.

А Грибок посучил ногами, понюхал стенку, и выдавил:

– Э-эля? – так робко, вопросительно, словно изо всех сил боролся со своими забитыми гипнозом мозгами. – Эля…

Услыхав от сидящего на нарах существа имя «Эля», Кругликов наконец-то «выключил фонтан», притих и замер.

– Но он мог за мной повторить! – он всё же, попытался опровергнуть тождество между Грибком и Эдуардом Кораблинским.

А Грибок уже безо всяких напоминаний выговорил:

– Настя…

Теперь замолчали все. Сидоров даже рот раскрыл: Настей звали маленькую дочку Кораблинских, которую они с Петром Ивановичем и с пропавшим майором Синицыным спасали от Крекера и Додика! О Насте ещё никто не говорил при Грибке, но Грибок назвал именно это имя! Значит, он что-то вспомнил из своей жизни, и он – Кораблинский!

====== Глава 127. Тайна взломщика сейфа. ======

«Воскресшего» Эдуарда Кораблинского в сопровождении жены и Кругликова отвезли в психиатрическую больницу и оставили там, на попечение врача Ивана Давыдовича. Осмотрев нового пациента, врач Иван Давыдович сделал свой любимый оптимистичный и обнадёживающий вывод:

– Вылечим!

На этот раз охранять Кораблинского оставили четверых бойцов спецназа, которых природа щедро одарила силушкой и ростом; ну, и лейтенанта Никольцева – надо же, чтобы кто-то направил силушку в нужное русло! Кругликов тоже остался в палате – хотел окончательно убедиться, что полудикий, покрытый «боевой раскраской» из фукарцина человек действительно Эдуард Кораблинский. Эвелина же схватила» такси и рванула домой – за постельным бельём и домашним супом для вновь обретённого мужа.

Убедившись, что Кораблинский устроен, Пётр Иванович и Сидоров возвратились назад – к блеющему Интермеццо, ржущему Соколову, вскипающей чайником Маргарите Садальской и эфемерному взломщику, «осчастливившему» их сейф.

Маргарита Садальская, довольная удачной работой с Грибком, решила ещё раз попробовать заставить Соколова говорить по-человечески и объяснить, кто же, всё-таки похитил Шубина. Муравьёв отнёсся к очередной попытке «исцеления бесноватого» скептически. Но, зарабатывая зарплату, в который раз уселся над пустым протоколом.

Проходя по коридору к своему кабинету, Серёгин снова услышал из кабинета по соседству, где базировалась Садальская, безудержное игривое ржание молодого резвого жеребца. Тянувшийся в хвосте у Серёгина Сидоров хихикнул. Оба знали, что там, за закрытой дверью с надписью «Доктор медицинских наук профессор психиатрии Маргарита Садальская», нет никакого жеребца, а заливистое ржание издаёт Соколов. Да, кажется, «доктора медицинских наук профессора психиатрии» постигает одна неудача за другой… Петру Ивановичу было не до смеха: его ждала «охота за привидениями» – кроме «исчадья подземелья» Тени, нужно ещё разыскивать и «мистического» медвежатника.

С медвежатником Серёгин и Сидоров провозились до вечера. Убили столько времени, а тайна сейфа так и не раскрылась – наоборот, возникло ещё больше мистического и непонятного. Тщательно изучив все накопленные за полдня материалы «дела о сейфе», Серёгин смог сделать только то, что пожал плечами: выходило, что «визитёр» упал с неба, или прилетел с Марса, или же материализовался из параллельного мира. Но такого же не бывает! Ржание Соколова очень мешало думать, а в конце рабочего дня Маргарита Садальская вломилась к Петру Ивановичу в кабинет и на повышенных тонах заявила, что её «доводят до мигрени». Серёгин, чтобы водворить ущемлённую тишину, отпустил Садальскую домой – пускай отдохнёт, а завтра начнёт сначала. Садальская с благодарностью выдавила улыбку и уползла прочь. А потом заглянул Муравьёв и отдал Петру Ивановичу очередной протокол допроса Соколова и Борисюка. Серёгин пробежал его глазами. Муравьёв не стал переводить слова Соколова с лошадиного языка на человечий и написал просто: «Соколов: на все вопросы: «Иго-го», Борисюк: 72 карикатуры и молчание».

– Эх, – вздохнул Пётр Иванович, положив протокол в папку «Дело № 37».

Маргарита Садальская дошла до остановки «Улица Разенкова». Покрутившись там немного, пропустив несколько маршруток и проигнорировав два троллейбуса, киевская «колдунья» огляделась так, будто бы что-то у кого-то украла, а потом – пошла по снегу вдоль проспекта Ильича в сторону школы номер девяносто пять. Погода была неважная, небо бросалась снежком. Солнце давно уже отправилось спать, переложив свою обязанность светить и освещать на «плечи» уличных фонарей. Дойдя до школы, Маргарита Садальская остановилась под ярким оранжевым фонарём. В школьном дворе было людно: недавно закончилась вторая смена, и родители забирали домой детей-семиклассников. Поглазев немного, как мамы и папы выводят из школьного вестибюля и уводят своих «двоечников и отличниц» по домам, Маргарита Садальская совершила крутой поворот на девяносто градусов и бодро зашагала по улице Восточной к парку. Но до парка Маргарита Садальская не дошла. Пройдя где-то половину улицы, она завернула в пустынный тёмный двор. Потом – подобралась к одному из подъездов. Железная дверь оказалась заперта. Кодовый замок остановил её движение, Маргарита Садальская приблизилась к микрофону домофона и нажала кнопки «1» и «3», то бишь, собиралась прорваться в тринадцатую квартиру. Домофон испускал монотонные отупляющие гудки, а снежок постепенно заносил Садальской воротник и шапку. Наконец, кто-то внял её «мольбам», и микрофон забурчал недовольным голосом, не поздоровавшись:

– Тебя что, впустить?

– А ты как думаешь? – угрюмо огрызнулась «доктор медицинских наук профессор психиатрии», отряхивая с шапки снежную пыль.

– Я думаю оставить тебя на улице, – невозмутимо отпарировал житель тринадцатой квартиры. – Выроешь себе в снегу берлогу, и будешь там спать, как полярный медведь.

– Ещё одно слово и считай, что отправился кое-куда и безвозвратно… – змеёй зашипела Маргарита Садальская, заставив обитателя тринадцатой квартиры быстренько вжать в корпус внутреннего домофона кнопку «Open», и открыть ей дверь.

Маргарита Садальская взлетела вверх по лестнице и ворвалась в квартиру, словно некое стихийное бедствие, грубо спихнув с дороги неказистую коричневую дверь. Она набросилась на хозяина, который вышел к ней в прихожую в халате и в домашних шаркающих тапочках. За рабочий день у Маргариты Садальской накопились тонны негатива. Вот она и принялась выплёскивать его, пытаясь поколотить хозяина тринадцатой квартиры кулаками.

– На кой чёрт тебе понадобилось влезать в сейф Серёгина?!! – вопила Маргарита Садальская, стараясь прорваться сквозь глухую боксёрскую оборону человека в тапочках и подбить ему глаз.