G.O.G.R.

– Вы знаете, кто это? – спросил он, не спеша и с расстановкой.

Интермеццо помолчал, а потом открыл рот и сказал:

– Ме-е-е-е!

– Что?? – изумилась Маргарита Садальская, растеряв свою колдовскую самоуверенность и самоуверенную чёрствость. У неё даже волосы взъерошились!

– Ну, вот, он и у вас блеет, – обыденно сказал Муравьёв, подперев щёку правой рукой, потому что записывать в протокол было нечего.

– Что значит – и у меня?! – заметно свирепела Маргарита Садальская, изминая в руках свой аккуратный серый блокнот.

– До вас с ним Лисичкин занимался, – так же обыденно сообщил Муравьёв. – Тоже и спать заставлял, и цитировать учебники. Только он литературу заставлял, а вы – математику. Так он и у Лисичкина тоже мегекал и бекал. Лисичкин из-за этого и уволился. Вот и у вас он тоже заблеял.

– Ух! – фыркнула Маргарита Садальская, согнув серый блокнот пополам, но взяла себя в руки и сказала:

– Давайте продолжать. Повторите ещё раз.

– Ладно, – пожал плечами Муравьёв. – Только вы не расстраивайтесь, если он опять забекает – для него это нормально.

Старший лейтенант снова предложил загипнотизированному Интермеццо опознать «Поливаевского мужика».

– Бе-е-е-е! – ответил Светленко.

– Да что с ним такое?! – вскипела Маргарита Садальская. – Надо заново в транс ввести! Проснись! – крикнула она и щёлкнула длинными пальцами над Колиным ухом.

Интермеццо вздрогнул, заморгал и сел.

– Я вам что-нибудь сказал? – осведомился он голосом только что проснувшегося человека.

– Не переживайте, кроме «бе» и «ме» – ничего, – хихикнул Муравьёв – не столько над Колей, сколько над Маргаритой Садальской.

– Спать! – скомандовала между тем Маргарита Садальская, и Коля вновь повалился, как мешок картошки. – Запомните, – напёрла она на Муравьёва. – Человеческий мозг никогда не забывает то, что когда-то видел и знал. Нужно только подобрать правильный метод гипноза, чтобы наладить считывание.

– Ме-е-е-е! – возразил Интермеццо.

Маргарита Садальская едва не чертыхнулась. В самый последний момент она проглотила слово «чёрт» глубоко в желудок и, не роняя достоинства, начала заново гипнотизировать Колю. Коля впал в сомнамбулический транс в третий раз. Но не успела Маргарита Садальская и рта раскрыть, чтобы задать ему вопрос, как Николай дёрнул головой и изрёк:

– Ме-е-е-е!

Маргарита Садальская второй раз проглотила слово «чёрт» и опять принялась колдовать над мозгами Светленко. А результатом «колдовства» явилось то, что Николай теперь издавал овечьи и козьи звуки постоянно, не замолкая ни на миг.

– Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! – блеял «король воров», дёргаясь на нарах, и едва не падая на пол.

Муравьёв молча сидел над пустым протоколом и наблюдал за тем, как звереет Маргарита Садальская. Она уже вся покраснела, стиснула кулаки, а её блокнот валялся в дальнем углу камеры, где обосновался солидных размеров пёстрый паук. Маргарита Садальская больше не глотала слово «чёрт», а позволила ему вырваться наружу. Интермеццо прекратил подражать голосам мелкого рогатого скота и перешёл на крупный:

– Му-у-у-у!!! – быком заревел преступник, после очередной попытки Садальской развязать ему язык.

– Чёрт! – выплюнула Маргарита Садальская.

– Му-у-у-у! – поддержал её Интермеццо.

Муравьёв молча нацарапал в протоколе всего одну строчку: «На допросе с гипнотизёром преступник блеет и мычит».

– Мне надо выпить кофе!!! – громовержцем громыхнула выведенная из терпения животным поведением преступника Маргарита Садальская и покинула камеру Николая Светленко, громко хлопнув дверью. Оттолкнув милиционера-охранника, она понеслась вперёд по коридору. Там она и столкнулась нос к носу с Серёгиным. Пётр Иванович специально её разыскивал – хотел, чтобы она посмотрела на Грибка.

– Маргарита Модестовна… – начал Серёгин.

– Мне надо выпить кофе! – рявкнула Маргарита Садальская в лицо Петру Ивановичу и унеслась на крыльях молний, словно фурия.

«Ну вот, и эта взвинтилась, – уныло подумал Серёгин, глядя, как Маргарита Садальская быстро удаляется, высекая каблучками-шпильками искры из бетонного пола. – Точно, придётся делать третий запрос в Киев…».

Не выведенный из транса Коля продолжал мычать и блеять. Муравьёв ничем не мог ему помочь, и поэтому он сделал только то, что вышел из камеры и сказал обиженному Садальской милиционеру-охраннику запереть дверь. Из-за железной двери по коридору эхом разносилось:

– Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Му-у-у-у! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Му-у-у-у!

В коридоре Муравьёв встретил Серёгина. Увидев составленный старшим лейтенантом протокол очередного допроса Светленко, Пётр Иванович покачал головой и невесело пробормотал:

– Да уж, теперь я понял, почему она такая взбешённая была. Как бы, не уволилась, а то Киев нам точно не вышлет третьего «оккультиста».

– Она его даже из транса не вывела, – сказал Муравьёв, кивнув головой назад, где в камере остался в животном состоянии Коля. – Так и продолжает мегекать, «Бемби». Я думаю, она успокоится и спасёт его, а то мне даже его жаль.

====== Глава 124. Все упирается в... Зайцева?? ======

На то, чтобы покрыть расстояние от посёлка Кременец до Калининского РОВД, Валерия Ершова потратила три часа и девятнадцать минут. Она вбежала в кабинет Серёгина, стряхивая с пушистой шапки и с воротника куртки мокрые комки снега. Во второй половине дня опять похолодало, подмёрзли лужи, а низкие серые облака начали плеваться огромными хлопьями сырого снега.

– Я не опоздала? – спросила она, запыхавшись – наверное, бежала бегом.

– Нет, нет, вы как раз вовремя, – успокоил её Серёгин.

Да, Валерия Ершова подоспела вовремя – потому что Маргарита Садальская только что пришла в себя после неудачи с Интермеццо. Нахлебавшись кофе – она в буфете проглотила не меньше, чем четыре чашки – «колдунья» «улетела» в отведённый для неё кабинет и заперлась там. Все три часа, пока Ершова тряслась по автобусам, Маргарита Садальская что-то там себе медитировала и курила некие благовония – Казаченко, когда проходил мимо её кабинета, слышал, как оттуда доносятся какие-то песнопения, и из-под двери сочится запах лавандового масла. Кажется, сейчас ей стало лучше – она уже покинула «затворническую обитель», причесалась и, наверное, собирается приступить к работе. Муравьёв хотел пойти к ней и напомнить про оставшегося в «нирване» Светленко – из-за его мычания и блеяния можно подумать, что в милиции занимаются разведением рогатого скота разной величины – но побоялся. А вдруг Маргарита Садальская ещё не до конца успокоилась и «заколдует» его самого?!

Валерия Ершова «Поливаевского мужика» не узнала. Она посмотрела на его фоторобот и сразу же его отвергла:

– Нет, это не Геннадий, Геннадий был другой.

И Пётр Иванович по спокойному лицу Ершовой даже не мог догадаться, что по настоящему её мысли звучали так: «Этот портрет ещё больше похож на Геннадия, чем предыдущий… Только я, почему-то не могу об этом сказать!».

Когда Серёгин предложил ей поработать с гипнотизёром – Валерия Ершова сразу согласилась, потому что хотела побыстрее избавиться от не своей воли, которая не давала ей и слова сказать про «милиционера Геннадия». С некоторых пор Валерия Ершова начала думать, что её загадочный знакомый Геннадий вовсе никакой не милиционер, а… Придумать, кем бы мог быть Геннадий у Валерии Ершовой почему-то не хватало фантазии. Валерия Ершова видела Геннадия только один раз – когда он спас её от киллеров Чеснока и отвёз к родителям в Александровку. Затем же Геннадий канул в неизвестность, и в ней растворился, не проявляя «признаков жизни» уже, наверное, полгода.