Г.Р.О.М.

Небольшой дождь хлынул, когда мы уже сидели в дребезжащем трамвае на сиденье в голове. Людей внутри немного — время уже позднее, все сидят дома, а вечерами в городе гулять было не принято. Опасное это дело, такие прогулки, да и освещение в Бекетовске мало где есть, у города огромные долги перед энергосетями. Только центральные улицы худо-бедно освещались, на остальных ночью всегда была кромешная тьма.

— Что-то задумалась, — проговорил я.

— Да всё об одном и том же, — начала она и повернулась ко мне. — Но… спасибо, Лёша, правда. А то даже не знаю, что было бы дальше.

Я вот тоже не знаю. Пока ещё не всё выяснилось на этот счёт, надо разбираться и с этим.

Вышли за одну остановку до старинного лютеранского кладбища и быстрым шагом добрались до старого панельного дома. Райончик-то хоть и опасный, но воздух хороший, совсем рядом — густой сосновый бор. Главное — держаться в стороне от бульвара неподалёку, где круглые сутки кто-то трётся, а драки бывают каждый день, иногда даже с ножами. Хотя бы раз в месяц да увозили оттуда очередного жмурика.

В подъезде пили пиво какие-то пацаны и играли на гитаре, распевая песни Цоя нестройным хором молодых поддатых голосов, но они были к нам неагрессивные, веселились сами с собой.

Юлькина квартира была на третьем этаже, я сразу вспомнил дверь, обитую кожзамом, или, как его называли в шутку «кожа молодого дерматина». Жили они втроём — Юлька, её младший брат и отец, дядя Лёша, мой тёзка.

Крутого нрава был дядька, никому спуска не давал. Помню, в детстве так и норовил меня наругать, а то и наподдать, чтобы я не крутился рядом с его дочерью. А один раз, когда мне было тринадцать, я был на даче, и там он выстрелил в меня солью из ружья, думая, что я своровал у него малину.

Синяк на заднице болел долго и сошёл нескоро, но самое неприятное — я эту малину не воровал, а честно купил у бабки на станции и просто шёл с ней мимо. Но дядя Лёша в итоге признал, дал мне немного покататься на своём тракторе, купил мороженое и подарил старую воздушку-переломку. Воздушка так до сих пор где-то лежит у дяди Юры.

Другие тогда времена были и нравы. Случись такое сейчас, шум бы подняли на всю страну. А тогда все махнули рукой, мол, с кем не бывает.

Но от того крепкого мужика осталась только тень. В инвалидном кресле с точками ржавчины на металлических частях сидел высохший бледный мужик. Разобрал его паралич после инсульта, и серьёзно, врачи ничего сделать не могли. Не говорил, почти не двигался, но взгляд ещё живой.

— Папа, привет! — сказала Юля, заходя в комнату, и затараторила: — Помнишь Лёшу? Вот он, в гости пришёл. Витя, ты чай будешь?

— Угу, — не сразу отозвался болезненно худой, бледный парень, сидящий за столом у стены, поправил очки и отложил учебник.

Они втроём жили в этой однушке. Ситуация у них непростая — отец парализован, младший сын, этот неразговорчивый пацан с тёмными синяками от недосыпа под глазами и с торчащими в беспорядке волосами, учится на втором курсе медакадемии, и учёба у него идёт трудно, поэтому Юлька крутится за всех.

Брат с сестрой ушли на кухню, я остался в комнате. Вдоль стены стояла вечная югославская стенка, у окна — привычный всем раскладной стол, но у него разложена только одна створка.

Телевизор включён, там показывали Аншлаг, на стене о чём-то беседовали и смеялись Петросян и Регина Дубовицкая. Стол завален учебниками, но есть пара художественных — чуть в стороне лежал «Дневник Лоры Палмер», который наверняка читала Юля, и советская книжка с потёртой обложкой «Повесть о настоящем человеке». Девушка явно читала её отцу вслух, это вроде была его любимая книга.

— Здрасьте, дядя Лёша, — сказал я. — Давно к вам не заходил.

Он очень внимательно посмотрел на меня и отвёл глаза. Взгляд усталый, но ясный, трезвый и умный. Я проследил, куда он так устало смотрит, и догадался.

— На другой канал переключить? — спросил я.

Ответа не было. Но когда я переключил с «Аншлага» на ОРТ, как тогда назывался Первый канал, в глазах мужика появилось оживление. Там показывали новости, но ему хватило и этого.

Заметил, что в левой руке, которая худо-бедно могла работать, дядя Лёша сжимал эспандер, ещё старый советский, который когда-то был красным, но уже сильно потемнел. Эспандер мягкий, но тот сжимал его с трудом, сил осталось мало.

Но воли ему явно не занимать, он всё равно хочет побыстрее вернуться к обычной жизни и помочь детям. Есть за что уважать.

— Лёша, тебе яичницу пожарить? — крикнула Юля с кухни. — Или лапшу китайскую заварить?

— Нет, только чай, — отозвался я, покрутив в руках толстый учебник анатомии. — Надо в общагу вернуться до одиннадцати.

Будет трудно успеть вовремя, потому что у меня осталось ещё одно дело. Хотя жильё стоит поменять, в общаге жить я не хотел, надо что-то более подходящее…

— Поняла, — произнесла она. — Но ты всё равно…

— Завтра позвоню, — пообещал я. — Кстати, меня тут на шашлыки приглашали в воскресенье. Поехали.

— Ну я…

— Да поехали, — немного настоял я, и Юля, помявшись для вида, согласилась.

Обратно я отправился на маршрутке, которая стоила дороже, чем трамваи и троллейбусы. У нас один из немногих городов, где расплачивались после поездки, а не до, вот на одной из остановок куча людей устроила затор у выхода. Кто-то сунул водителю купюру в 500 рублей, тот и ругался, отсчитывая сдачу, а остальные ждали.

Я глянул в окно, посмотреть, что это за здание через дорогу так ярко светится, как новогодняя ёлка. Ещё и окна во всю стену, ну а вывеска гласила, что это спортивный клуб «Восток». Уже открытый? И ещё не сожгли?

Угу, понял. Цель у этого клуба на первый взгляд была вполне себе благородная — чтобы дети из детских домов или неблагополучных семей занимались спортом и единоборствами, а не бродили по подворотням и не нюхали клей.

Вот только был нюанс. Держал это место Дядя Ваня и совсем не с целью помочь детям и подросткам. Он — интриган, и явно хотел оказаться в местной криминальной иерархии на ступеньку выше, а то и поселиться на самом верху. Уже подгаживал своему пахану, и так уже порядком задвинул его в тень.

А ещё он набирал и воспитывал себе бойцов заранее, смотрел, кто из пацанов самый способный, и брал под своё крыло. Нужна ему пехота, вот и готовит её себе сам. Далеко же он смотрел. И я знаю, как высоко он может забраться.

Но пока мне не до него, среди моих врагов он ещё не числится, и всему своё время. Я ехал и вспоминал, что мне известно про Ювелира. А известно многое, я же готовил материалы в суд, сам вёл его серию, и в итоге убийцу закрыли надолго. Правда, в последние годы, я опасался, что он всё-таки выйдет и сразу вернётся к своему делу. Будто перевоспитается он, как же.