Габриэла, гвоздика и корица
Шрифт:
На первый взгляд выбор именно этого романа для перевода на русский язык кажется нелогичным и случайным. Книга вырвана из контекста творчества Амаду: «Земля золотых плодов» – вторая часть трилогии, которая к 1948 году уже была закончена. Однако первой перевели именно вторую часть трилогии, а не более ранние романы байянского цикла, не первую часть трилогии и даже не книгу о генеральном секретаре Бразильской компартии Луисе Карлосе Престесе, и причина такого выбора вполне объяснима, поскольку главное в этой книге – её антиимпериалистический пафос. В недавно начавшейся «холодной войне» врагом номер один Советского Союза становится американский империализм. Поэтому произведение, раскрывающее механизм «захватнического натиска американского капитала, осуществляемого при угодливой поддержке трусливой и жадной правящей клики и несущего с собой ещё более бесчеловечную эксплуатацию», полностью отвечало идеологическим задачам советского руководства. Судя по рецензиям тех лет, «Земля золотых плодов» – не художественное произведение, а учебник политэкономии. На самом деле книга обладает огромной художественной силой. Золотые плоды – это плоды какао, но получили они это название не только из-за жёлтого цвета, но в первую очередь потому, что приносили баснословные барыши владельцам плантаций. Достигалось это богатство за счёт нечеловеческой эксплуатации батраков. В дождливый период какао-бобы сушат в специальной печи. Чтобы бобы не сгорели и фазендейро не понесли убытки, в печь посылают работника,
10
Кутейщикова В. Н. Фантазия земли и духа // Литературная газета. 1982. 11 августа.
В следующем, 1949 году на русском языке выходит вторая книга Амаду, «Красные всходы», которую читатели принимают с ещё большим воодушевлением. В то время в Советском Союзе отсутствовало само понятие «рейтинга продаж», однако о популярности книги свидетельствует тот факт, что томик «Красных всходов» имелся в любой сельской библиотеке. Истрёпанная, часто без обложки книжка – лучшее доказательство того, что Амаду был принят советскими читателями. И главная причина такого «принятия» – несомненный талант её автора. Как живые, встают перед читателем герои этого произведения: крестьянин Жеронимо, старая Жукундина, сумасшедшая Зефа, семилетняя Нока, так трогательно привязанная к своей кошке. Даже ослик Жеремиас – реальный, живой. Никого не могут оставить равнодушными страдания этих людей. Изгнанные из своих домов владельцем поместья, бредут они через пустынную каатингу [11] в поисках лучшей жизни и умирают один за другим: сначала дети, потом взрослые – от голода, укусов ядовитых змей, лихорадки, истощения. Тысячи гибнут на «дорогах голода», и тысячи каждый год пускаются в путь. Люди, согнанные с земли владельцами латифундий и засухой. Отовсюду с северо-востока они отправляются в это страшное путешествие. Тысячи и тысячи беспрерывно бредут друг за другом. Этот поход начался уже давно, и никто не знает, когда он кончится.
11
Каатинга – полупустыня с колючими кустарниками.
Без натяжки можно предположить, что советским читателям той поры, большая часть которых – недавние выходцы из деревни, описываемые события и судьбы героев не просто понятны и близки. Люди, пережившие коллективизацию и голод 30-х годов, военное лихолетье и послевоенную разруху, воспринимали «Красные всходы» как книгу о своей собственной жизни, о своей судьбе, находили в ней то, чего не было и не могло быть в современной советской литературе.
В том же 1948 году Жоржи Амаду впервые приезжает в Советский Союз. Впечатления от этой поездки, которые иначе, как восторженными, назвать нельзя, отражены в поэме «Песнь о советской земле» и книге очерков «В мире мира». Выход этих книг упрочил репутацию Амаду как верного друга СССР и неутомимого борца за мир.
Надо признать, что даже сегодня, несмотря на явную тенденциозность и невысокое качество перевода, стихи удивляют небанальной трактовкой темы, искренностью и не вызывают внутреннего неприятия. Даже если в 1949 году подобное произведение раздражало немногочисленных убеждённых диссидентов, оно не могло не польстить чувству патриотизма миллионов простых читателей:
Советская земля!.. О да, мы знаем:Бессмертна ты в веках, непобедима!Живёшь ты в сердце каждого из нас!Твои пределы шире рубежейЗемель твоих, обильных и счастливых.Народы мира – вот твои пределыБезбрежные. Им нет конца и края.И если мы живём ещё, то жизньюОбязаны тебе. И даже хлеб,Что мы едим, – он твой. Ты за негоТяжёлою ценою заплатилаМиллионов жизней. И вода, что пьём мы,—Она твоя… Её живой родникСвоим штыком открыла ты для нас.Ты, сыновья твои, твои солдатыНам подарили жизнь и то «сегодня»,Которым мы живём, и утро новой,Прекрасной жизни, о которой грезим.Советская земля! Ты – наша мать,Сестра, любовь, спасительница мира!Советский Союз и – мать, сестра, любовь – какое поэтичное видение мира, какой яркий живой образ, какое оригинальное раскрытие столь затёртой темы. Так официальные власти, исходя из посылок идеологических и политических, открыли многомиллионной советской читающей аудитории незаурядный и самобытный талант бразильского писателя.
В 1951 году Жоржи Амаду за «выдающиеся заслуги в деле борьбы за укрепление и сохранение мира» была присуждена международная Сталинская премия. Подобное событие не могло остаться не замеченным советской прессой. Практически все центральные издания опубликовали статьи о жизни и творчестве лауреата. Все они написаны в откровенно комплиментарном, восторженном тоне. Теперь для всех литературоведов и критиков на всех этапах и всех поворотах советской истории Жоржи Амаду останется самым знаменитым представителем современной латиноамериканской литературы, который сочетает крупный талант художника с неутомимой энергией выдающегося политического деятеля, посвятившего все свои силы великому делу мира, свободы и социальной справедливости, он певец бразильского народа, своими произведениями борющийся за лучшее завтра своей родины и всей Латинской Америки, за дружбу между народами всего мира.
В 1951 и 1952 годах на русском языке в журналах «Огонёк» и «Смена» публикуются отрывки нового романа Амаду «Подполье свободы». На первый взгляд событие кажется вполне заурядным, на самом же деле оно со всей очевидностью позволяет понять, какую роль отводила Жоржи Амаду советская идеологическая машина. Не так уж часто в Советском Союзе переводились произведения, ещё не изданные на родине автора, а уж незаконченные – и того реже.
Вероятно, причина такой оперативности в том, что это произведение в Советском Союзе давно ждали. Советским идеологам нужна была книга латиноамериканского писателя, овладевшего методом социалистического реализма. О необходимости такой книги Амаду намекали и говорили прямо, к созданию такой книги его подталкивали. Присуждение Сталинской премии было
одним из стимулов для создания такого произведения. Все творчество Ж. Амаду, предваряющее «Подполье свободы», рассматривалось советскими литературоведами как этапы овладения методом соцреализма, как некие подступы к созданию «правильного» романа. Наконец этот роман вышел и был встречен с единодушным восторгом, поскольку свидетельствовал о победе коммунистической идеологии во всемирном масштабе. Овладение методом социалистического реализма всеми прогрессивными писателями мира, по мнению советских идеологов, – такая же историческая закономерность, как и переход от капитализма к социализму. При этом национальные и культурные особенности конкретных стран не учитываются; скроенные по одной мерке, соцреалистические произведения заведомо лишаются любых национальных черт. Сам Амаду, однако, выступал против унификации и обеднения литературы, против её отрыва от национальных корней. Об этом он говорил на Втором съезде советских писателей: «Писателям-коммунистам Бразилии надо всегда помнить, что литература социалистического реализма является социалистической по содержанию и национальной по форме… Для того, чтобы наши книги – романы или поэзия – могли служить делу революции, они должны быть прежде всего бразильскими: в этом заключается их способность быть интернациональными» [12] . Как мы видим, о проблеме национальной самобытности Жоржи Амаду задумывается даже в период наибольшей политической ангажированности; такое понимание сущности литературы дало Амаду возможность создать через несколько лет подлинные шедевры бразильской и мировой литературы.12
Амаду Ж. Выступление на Втором съезде советских писателей // Литературная газета. 1954. 26 декабря.
В середине 50-х от Амаду ждут новых книг. Уже анонсировано продолжение трилогии: «Подполье свободы» оканчивается 1940 годом, в следующей части – «Народ на площади» – писатель должен рассказать о борьбе бразильского народа в годы Второй мировой войны. А в третьей части – «Агония ночи» – о борьбе в послевоенный период. Но в 1956 году состоялся знаменитый ХХ съезд, и трилогия так и не была закончена. Жоржи Амаду пережил глубокий кризис и в течение трёх лет ничего не писал. В 1990 году он так вспоминал об этом периоде: «Для меня этот процесс был чрезвычайно болезненным и таким ужасным, что я не хочу даже вспоминать. Потерять веру в то, во что верил раньше, за что боролся всю свою жизнь, боролся со всем благородством, пылом, страстью и отвагой. И всё это рухнуло. А тот, на кого мы смотрели, как на бога, не был богом, он был всего лишь диктатором… восточным деспотом» [13] .
13
Raillard A. Conversando com Jorge Amado. RJ, 1990. С. 141.
Мне было 18, когда я узнала об этом периоде в жизни писателя, и тогда Жоржи Амаду казался мне юным Артуром из «Овода», разбившим распятие: «Я верил в вас, как в бога, а вы обманывали меня всю жизнь». Однако теперь я понимаю, что обмануть сорокалетнего человека можно, только если он сам хочет быть обманутым. Во всей этой истории Амаду скорее соучастник, чем жертва, – в создании международного имиджа «отца народов» есть и его вклад. В конце концов, вряд ли кто-то заставлял его писать вот это:
Я скоро уезжаю из Москвы.Мне не придётся большеХодить по Красной площади,Смотреть на Мавзолей,Что светит, как маяк,Народам мира…Средь кремлёвских оконЯ не могу искать влюблённым взоромОкно той комнаты, где строит СталинГрядущее для сына моего,Для всех детей земли, для всей планеты… [14] На то была его добрая воля (но я всё равно его люблю).14
Письмо Луису Карлосу Престесу из Москвы. // Литературная газета. 1952. 25 января.
Да, Амаду пережил серьёзный кризис, но вопреки сложившемуся мнению он никогда не отказывался от идеалов юности, не пересматривал своё прошлое, никогда не выходил из компартии и не был из неё исключён. Жоржи Амаду отошёл от активной политической деятельности в качестве партийного функционера, но связей с компартией не прерывал. Никаких демаршей против Советского Союза Амаду не предпринимал, поддерживал отношения с советскими друзьями, и в 1957 году приезжал в Москву на фестиваль молодёжи и студентов. Об этом писатель неоднократно заявлял в статьях и интервью. Вот, например, что он говорил в 1987 году: «В течение многих лет я был членом партии, а свыше десяти – её активным борцом. Я счастлив и горжусь этим… Я перестал принимать активное участие в деятельности компартии, когда увидел, что не могу одновременно быть её высоким представителем и действующим в её же интересах писателем. Именно поэтому я решил сменить оружие борьбы, выбрав наиболее для меня подходящее, но я никогда не был ренегатом» [15] .
15
Амаду Жоржи: Я просто пишу жизнь. // Известия, 1987, 18 августа.
Нельзя не отметить мудрость советской власти по отношению к Жоржи Амаду: в его адрес не было высказано ни одного упрёка; о переживаемом писателем кризисе не упоминается вообще, так что советский читатель и понятия не имел о каком-то охлаждении Амаду к Советскому Союзу. В течение трёх лет в советской печати не появляется ни одной статьи об Амаду, вероятно, чтобы не касаться больной темы. А после 1960 года, когда Амаду с энтузиазмом приветствовал кубинскую революцию и наши успехи в космосе, о нём опять стали писать с тем же восторгом и восхищением, что и до 1956 года. Более того, если ранее в адрес Амаду иногда высказывались отдельные критические замечания, касающиеся в основном идеологической зрелости автора, то после 1956 года всякая критика, даже относительно художественных достоинств произведений Амаду, прекратилась. Создаётся впечатление, что советская власть, потеряв после разоблачений ХХ съезда значительную часть своих друзей за рубежом, боится оттолкнуть оставшихся критическими замечаниями в их адрес. Советские почитатели творчества Амаду не имели представления о том, какой разнузданной, злобной и несправедливой критике подвергался Амаду у себя на родине: правые клеймили его как «агента Кремля», левые – как ренегата, и одни и те же люди обвиняли его сначала в ангажированности, а затем в псевдонародности (в Бразилии это называется «макумба для туристов») и примитивном популизме. С другой стороны, критические замечания Амаду о нашей стране (например, протест против введения советских войск в Чехословакию) также не пропускались на страницы советской печати. Таким образом, у советского читателя складывается образ идеальных, ничем не замутнённых отношений Амаду с Советским Союзом. Доказательством развития этих отношений стала публикация «Издательством иностранной литературы» нового романа Жоржи Амаду «Габриэла, гвоздика и корица».