Гача-игры до добра не доводят

— Ну теперь хоть я знаю, кого буду избегать… — нашел я что-то хорошее в подобной ситуации. Когда я поднял голову и посмотрел на ворону Рейвен, что сверху вниз смотрела на меня с ветки дуба.

— Кажется, я придумал замену зеркалу… — устало произнеся, я мысленно сказал ей приземлиться напротив меня, после чего я решил посмотреть глазами птицы, и это было еще более необычное зрение.

Казалось, я вижу всё, что было вокруг, и причем мои черные волосы в ее зрении были разноцветными пятнами, из-за этого начинала болеть голова от совершенно другого обзора, вызывая даже тошноту, или всё из-за того, что мой мозг немного об стенки черепа побился.

Теперь, рассматривая себя, я казался одновременно большим для вороны и в то же время осознавал, насколько я мал. Смотреть птице в глаза, пока та смотрит в мои, ощущалось как попадание в зеркальный туннель. Определённо, нужно привыкать и не теряться, когда я переключаюсь на чувства существ.

Например, я ещё ни разу не смотрел глазами гадюки, тарантула или шмеля, не ощущал обилия запахов, используя обоняние лисы, не пробовал ходить или даже говорить, используя их способности.

— Вот как трепка голову прочищает, сразу же решил, в каком направлении стоит двигаться, — подумал я. Теперь Рейвен станет моими глазами на затылке, чтобы я больше не оказался в столь уязвимом и беспомощном состоянии.

Подумал я, поднимаясь и шипя от боли, поковылял домой. Когда меня впервые избили в моей новой жизни, и для себя решив, что должен сделать всё, чтобы это больше не повторилось.

По пути домой я всё же решил смыть грязь с моей одежды. Возле реки, кривясь от дёргающей боли в ушибах и синяках, я прополоскал одежду, как мог, хотя её определённо ещё придётся штопать. Продолжая прихрамывать и двигаясь как черепаха, я наконец дошёл до дома.

Марта, увидев меня, всплеснула руками и быстро подошла ко мне.

— На тебя что, стая варгов напала?! Что это с тобой случилось? Неужели дрался?! — она упёрла руки в бока и нависла надо мной ясным взглядом, подмечая каждую царапину, синяк и пару гематом.

— С ветки дерева сорвался, вот и пересчитал их своим телом, пока падал, — попытался я звучать убедительно, но опытный взгляд женщины, у которой достаточно детей, чтобы различать даже от какого предмета был нанесён синяк или фингал под глазом, не проведёшь.

— Вот, значит, как. С такой рукой ты не поработаешь, да и вообще, видимо, на слишком высокое дерево ты забрался и на каждую ветку целился. Придётся вести тебя к травнице! — она взяла меня за более целую руку, на которой я лежал, пока меня избивали. Неудивительно, что та пострадала меньше; в прошлой жизни у меня всегда страдала правая рука, и, видимо, ещё не раз я её себе отобью.

Дом травницы находился на некотором отдалении от деревни. Я мало что о ней знал, опасаясь её глубоких познаний в природе, магии и врачевании. Про неё ходили разные слухи, но в каждом из них веяло уважением, почитанием и страхом разгневать её. Ведь скоро осень, начнутся дожди, дети начнут болеть чаще, а злить единственную травницу — это всё равно что стрелять сначала лекарю в ногу, а потом себе и просить вылечить себя первым.

Прихрамывая на правую ногу, мы вскоре дошли до хижины травницы. Её дом казался в два раза больше нашего, и у неё единственной была глиняная обожжённая черепица. Дом стоял тут, видимо, очень давно, поскольку брёвна уже успели потемнеть.

Подходя к крыльцу, я почувствовал аромат трав, висевших перед входом, и глиняных горшочков с цветами, которых я не видел в здешних лугах. Запах трав был не удушающий, а успокаивающий. Сама дверь была расписана узорами, которые могли бы выглядеть как начертательная магия или оберег.

Тётя Марта, несмотря на свою силу, постучалась довольно аккуратно, и после этого мы начали ждать. Меня одолевало любопытство и страх снова вскрыть очередной рычаг маховика событий, который приведёт к плохому финалу.

Дверь открылась без единого скрипа, хотя её толщина была как у черенка от лопаты, подходящего под взрослую руку. Перед нами предстала женщина с явно интересной историей за плечами. Кто-то мог бы спросить, как я это понял, но это было очевидно: женщина, чьё тело с правой стороны было практически ровно наполовину обожжено, не могла не вызывать интереса.

Ожог выглядел таким свежим, что казалось, она получила его буквально вчера, но самой женщине он, похоже, не причинял дискомфорта. Сам ожог выглядел неестественно, слишком красный, стягивающий кожу и формирующий подобие узора. На голове на удивление были все волосы, и даже без седины, брови практически отсутствовали, правый глаз был закрыт, возможно, его вообще не было, на удивление сохранившейся губы.

С левой же стороны были светло-русые волосы, очень густые и вьющиеся, на нас смотрел необычайно яркий голубой глаз, который будто светился изнутри.

Женщина была одета в бархатное платье зелёного цвета с вышитыми на нём узорами. Примечательным было декольте на внушительной груди, вырезы овальной формы на боках и такие же на бёдрах, спускающиеся до середины икр. Стоя босиком, она выглядела уверенно, словно воин, прошедший множество битв и прыгнувший в пасть дракона, чтобы порубить его изнутри.

— Тила Деларис, тут мой племянник, как он говорит, с дерева упал. Не могли бы вы ему помочь? А то с такими ушибами он неделю лежать будет, — уважительно поклонившись ей, мы продолжили ждать её ответа.

— Конечно, проходите, всё равно у меня давно не было гостей… Почему-то жители деревни не спешат приглашать меня на чай, — с укоряющей улыбкой и некоторой ленцой сказала она и взмахнула рукой, приглашая войти в дом. — Снимите обувь.

Едва сумев согнуться, чтобы стянуть обмотки, я прошёл дальше и увидел с правой стороны пять лежанок, словно в бюджетной больнице. С левой же стороны находился настоящий алхимический верстак с различными колбами, в которых постоянно что-то булькало и перетекало из одной ёмкости в другую. Странно, почему её называют травницей, если она и в алхимии что-то понимает.

Также были приставленные к стенам стеллажи, и на каждой полочке лежали какие-то растения, корешки, пузырьки, баночки и непонятные предметы. Было довольно светло: со стороны лежанок находились три окна в вставленных в проём рамах, где было даже настоящее стекло.

Впереди стоял камин, по сторонам которого было ещё две двери, ведущие, наверное, в спальню травницы и на кухню. Присутствовала также незаметная дверь между стеллажами, а по центру имелся люк в погреб.

— Раздевайся и ложись на лежанку. А вы, Марта, можете идти домой, я его подлатаю. Оплаты не надо, если только вы не решите оставить на крыльце мешок картошки, — сказала Тила Деларис, Марта понимающе кивнула и, напоследок взглянув на меня, вышла из дома.

Я немного постоял в нерешительности, наблюдая, как травница что-то смешивает, следя за булькающей жидкостью в ретортах. Не видя причин беспокоиться понапрасну, я разделся до портков и лёг на кушетку, рассматривая стеллажи и невольно поглядывая на место ниже поясницы женщины, которое отчётливо облегало платье.