Гадости для радости ...и по работе
Шрифт:
— И мне! — Вскинулась Урсула.
Мать гневно поджала губы.
Я ухмыльнулась:
— “Достаточно было просто сказать”, да?
— Он вкусный! И полезный!.. И сама и наливай, раз вы такие!
Когда я вернулась с альтернативным чаем (хотя твердо убеждена, что “альтернативный” — это как раз гречневый), Иван с Урсулой голова к голове обсуждали мою подноготную:
— Нас же у родителей трое. Как в сказке: я умная, Червона сильная, а Таня…
— Красивая? — Сокольский подсказал замявшейся сестренке определение.
Но та отмахнулась:
— Да не, мы все красивые.
Сокольский, не колеблясь и не задумываясь кивнул.
Вот интересно, а когда ты испытываешь прилив вожделения к мужику только потому, что он бережно
Надо будет потом у папы спросить, существуют ли серпентологи-психотерапевты.
— Короче, Червона — сильная, я — умная, а Татьяна — творческая! Вот. Ну, в общем, у нее, извиняюсь, шило в заднице — она и из дома свалила самая первая, раньше Вани, и профессию себе выбрала странную — танцовщица. Ну, что это за профессия такая? Не, мы-то вообще от природы все гибкие, и выносливость выше чем у человека, и чувство ритма у нас хорошее, но делать это профессией? Чем она заниматься будет, когда домой вернется?
Сокольский воспользовался моментом и подкинул вопрос:
— Уль, а зачем вы вообще из дома уезжаете?
— Так положено, — пожала плечами сестренка. — Урок.Обязательная часть воспитательного процесса и необходимый элемент взросления. Ну, что вы так смотрите? Это не я такими умными словами шпарю — это нас в школе уже задолбали подготовкой!
— Иван, может, хватит уже выуживать из ребенка бесполезную для тебя информацию? — Со вздохом укорила я.
— Не-не-не, пусть выуживает! Я хочу посмотреть, что он с ней делать будет!
— Урсула! — Хором возмутились родители!
Добрая у меня все же сестричка.
Ужин протекал в теплой, дружественной атмосфере.
– ---------------------------------------------------------------------------------------------
Влипла в затык, прошу понять и простить. Пока выкладываю сколько есть - завтра постараюсь исправиться
18/07
18/07
Поговорить с Сокольским без лишних ушей за весь вечер так и не удалось. Сперва Иван с Урсулой взаимно вцепились друг в друга, выуживая друг из друга информацию, одна о внешнем мире людей (боже, ну чего она о нем не знает?!), другой — о внутренней кухне общины нагов (боже, ну куда он собирается это приткнуть?!).
Потом за Ивана взялась мама (я напряглась).
Потом мама передала его папе (я расслабилась, но рано, потому что мама переключилась на меня).
А потом вдруг резко оказалось, что уже без малого одиннадцать часов ночи и пора спать.
И теперь я сидела в своей старой комнате и прикидывала, как бы мне так проскользнуть в гостевую к Ивану, чтобы не попасться на глаза родителям.
Не то чтобы они мне, в моем возрасте, стали что-то запрещать, но они же черти что подумают! А я по работе!
В принципе, можно подождать еще с полчасика и попробовать проскользнуть…
Телефон тренькнул входящим сообщением: “Спишь?” Затем “Надо поговорить” и “Жду во дворе”.
Ну, или так, да.
Выйдя из дома, Ивана я увидела не сразу — потребовалось время, чтобы рассмотреть силуэт человека, сидящего на веранде в темноте.
Каждый звук в ночной тишине казался оглушительным, и прекрасно зная, что ради прохлады окна в дом летом остаются открытыми на всю ночь, я шепнула:
— Пойдем, к морю прогуляемся.
Мы вышли за двор, я привычным движением прикрыла калитку, добившись, чтобы она, обычно капризная, закрылась бесшумно и усмехнулась, что мгновенно вернувшейся сноровке, добытой, когда школьницей удирала из дома гулять, что покладистости калитки.
— Ну, что там у Катьки, как дела? — Прервал мою ностальгию Иван.
— Да нормально. Укрепляются. Людка, конечно, идиотка, заточила навыки под нагов и с не посвященными людьми работает плохо, но она большая умница
и как специалист на высоте. И это в ее-то годы. Общине повезло. Но я все равно сказала маме, что если моя клиентка из-за Людкиного длинного языка угробится — греметь Людке всеми костями в ближайшую городскую женскую консультацию. Лет на пять. Пусть мозги отращивает, курица. А то привыкла, что нагов беременность наступает только в том случае, если оба партнера прилагают сознательное усилие, а за беременность без прогноза старшие безответственным родителям кишки вымотают, за ущемление прав ребенка. Ну, она и расслабилась. В общем, имей в виду, если Катька из-за Людкиной болтливости пострадает, я Людку так напрягу — у нее мозги через уши вытекут.— Эм… Ну, я, в общем-то, не совсем об этом хотел поговорить.
Знакомая дорожка вывела коротким путем к знакомому обрыву, под которым шумело море. Пахнуло йодом, гниющими водорослями, дохлой рыбой… Я даже зажмурилась: запах детства!
Для ритуалистов защита деревни от этого запаха входила в число обязательных экзаменов на мастерство.
Иван некоторое время постоял рядом молча — то ли слушая море под обрывом, то ли, с непривычки, пытаясь найти способ дышать так, чтобы не вдыхать резкий запах.
С моря тянуло прохладой и сыростью, и я невольно поежилась. Сокольский, стоявший и так близко, придвинулся совсем уж неприлично, а потом просто обнял меня.
Э-э-э… что?
Но потом он уткнулся носом в мои волосы, засопел, и мне стало смешно: он не столько меня греет, сколько свой нос от окрестных ароматов прячет!
— Стрелку-указатель мы зачаровали, там не сложно. — Я вспомнила, что в этом деле Сокольский является для меня не только заказчиком не в меньшей мере, чем его сестра, но еще и доверенным лицом Катерины, и принялась отчитываться. — Когда вернёмся в город, она приведёт вас к проклинательнице. Сможете убедить её отозвать проклятие— проведём ритуал, не сможете — тоже проведём, но другой. Там ритуал посложнее, я думала обратиться к кому-то из коллег, но мама встала на дыбы — мол, не хватало, чтобы ее дочь по соседям побиралась. Так что пока ты спал, я зазубрила оба варианта ритуала и шпаргалк себе записала. Вопрос с будущими детьми четы Теплеевых будет решён в любом случае, вся загвоздка только в том, удастся ли нам спасти нынешнюю беременность.
Иван вздохнул, и его дыхание потревожило волосы на моей макушке:
— Вот этом я и хотел с тобой поговорить без лишних ушей. Вань, нужно сделать всё как-то так, чтобы ни Катька, ни Андрей не узнали, кто их проклял. По крайней мере, до того как проклятие будет снято. Вань, я сам ее найду и сам попробую с ней поговорить.
Я заворочалась в теплых руках, чтобы посмотреть ему в глаза — хотя в темноте это, конечно, дохлый номер.
Сокольский обнял меня крепче:
— Слушай… Я хорошо знаю свою сестру. И вижу, в каком состоянии сейчас Андрей. И сейчас, если честно, ситуация только усугубилась. Если эта дура не заберет свое проклятие — Катька либо Андрею выкрутит руки и вынудит его пойти на… — он отмолчался, не желая произносить слово “убийство”. — Либо сама попробует, если Андрею хватит силы духа ей отказать. А нашу дикую историю ни один суд в мире как смягчающее обстоятельство не примет, и… Блин. Я предпочту потерять будущего племянника, чем увидеть Катьку с Андреем на скамье подсудимых. Вань, понимаешь меня? Я все возьму на себя. Все проблемы с Катькой. От тебя нужно просто не отдавать им указатель. Все остальное я сделаю сам.
Твою мать.
Нет, я, в целом, согласна была с прогнозом Сокольского — я же сама именно из-за этого не хотела иметь дела с Теплеевыми. Видела в Катерине этот надрыв и яростную решимость.
— Твое предложение пахнет нарушением профессиональной этики, — мрачно уведомила я застывшего мужчину куда-то в район горла. — Но мне самой не то чтобы очень хотелось бы оказаться фигурантом по обвинению в подстрекательстве к убийству.
Тело Ивана, к которому я была прижата, ощутимо расслабилось. Он невнятно хмыкнул: