Гадюка и фермер
Шрифт:
Мы уже были далеко от деревни и потерялись в лунном свете, подсвечивающем снегопад. Теплое дыхание коня выходило облачками. В темноте он видел хуже меня, так что я был достаточно осторожен, чтобы направлять его подальше от любых возможных опасностей.
— Может быть, тогда вам не стоило приезжать, — сказал я ей. — Надеюсь, вы тут не за тем, чтобы убить нас.
— Светлое и далекое стремление. Я приехала, чтобы провести эксперимент с вашим учителем. В случае успеха мы вместе перепишем страницы всего, что известно современной алхимии. Это все, что меня сейчас волнует. Я буду работать с дьяволом, воскресшим из могилы, если это принесет мне ответ на вопрос. Он досаждает людям еще со времен древних греков. Но сегодня
— Какую? — спросил я ее.
— Не твоего ума дело, мальчик. Это работа не твоя, а твоего учителя.
— Я работаю с ним.
Я чувствовал себя немного задетым. Лишь малость. В конце концов, кто она такая? Невзрачная, хрупкая женщина, которая скорее всего будет мертва через двадцать лет, в то время как я даже не начну стареть.
Я почувствовал запах ее крови, и мой рот наполнился слюной, несмотря на притупление голода после крыс. Я чувствовал себя голодным, чувствовал себя сильным, и я знал, что это опасное сочетание.
Так что я умолк и пытался избегать дальнейшего контакта с существом. Я пришпорил коня.
Подъем в гору через безликие, коварные холмы казался вечным, пока я не увидел неясный на фоне звезд разрушенный замок. Ну наконец-то. Конь ускорился к перспективе теплого стойла, полного сена.
Я настолько отвлекся, что не заметил, когда он поставил копыто слишком далеко от тропинки, и вдруг конь заскользил, пропала опора, и хотя он отчаянно карабкался и царапал гладкий лед, он падал, а мы вместе с ним. Я услышал испуганный визг зверя, когда он соскользнул с края, и мне было его жаль, но я уже рвался прочь от него, держа правой рукой Сорчу и схватившись за край скалы левой. Я вовремя отпустил стремена, когда бедный серый конь упал с обрыва. Я слышал удар и не смотрел вниз; мне внезапно захотелось оплакать его, и знал, что если сделаю это, это убьет нас обоих. Моя хватка не была такой крепкой, а женщина, которую я держал, кричала на меня на гэльском, но слишком быстро, чтобы я смог понять. Благодаря ей я смог сконцентрироваться на наших жизнях.
Я поднял нас обоих, затащил ее на снег и забрался вслед за ней. Я предложил свою руку. Она сильно оттолкнула ее и отползла в сторону, прежде чем неуклюже поднялась на ноги.
— Тут недалеко, — сказал я ей. — Я могу понести вас.
Я не понял, что она сказала в ответ, но полностью вкусил яд слов. Она схватилась за жесткие, холодные юбки и стала пробираться через снег по направлению к замку.
Я сожалел о гибели коня. На короткое время я задумался, пытался ли кто-нибудь когда-нибудь вернуть лошадь после смерти, или лошади более чистые существа, чем люди, и могут двигаться прямо к небесам. Мне была неясна теология. Мой учитель считал вероисповедание пустой тратой времени.
Я поднял лицо к горящему звездами небу и сказал:
— Спасибо. — Повернулся к обрыву со следами копыт на каменистой почве. — Мне жаль.
На случай, если это имеет значение.
***
Без верхней одежды Сорча О’Лоинсич не была красивой женщиной. Тридцатилетняя, костлявая, с длинным подбородком и узкими глазами. Правда глаза были всем. В свете камина, около которого она содрогалась, я решил, что они завораживающее янтарные с вкраплениями зеленого. Я никогда не видел таких глаз.
— Хватит пялиться на меня, — отрезала она, и я встал, чтобы взять еще одну меховую мантию и набросить на ее плечи. — Как будто я какая-то экзотическая птица или красивый витраж в церкви. Мирнин, верно? Ты всегда такой грубый?
— Полагаю, да, — ответил я. — У нас не так много гостей. — Или вообще гостей, подумал я, но не сказал. От этого ей бы стало более неловко. — Не хотите виски?
— Шотландский виски? — вздрогнула она, и на этот раз я не думаю, что это было от холода. — Противный и дымчатый.
Нет, со мной все будет хорошо. Один вечер без напитков не убьет меня, хотя запах этого меха может. Ты недавно убил эту бедняжку?Я понюхал. Она была права, запах действительно отвратительный, но не думал, что человеческие носы могут быть настолько чувствительны.
— Ему уже несколько лет, — заверил я ее. — Предпочитаете мерзнуть?
— Нет.
— Тогда задержите дыхание.
Она издала звук, который был наполовину оскорбленным, наполовину смехом, и искоса бросила на меня взгляд этих бледно-янтарных глаз. Волчьих глаз, подумал я. Диких и красивых.
— У тебя есть чувство юмора. Не стану скрывать, я поражена. Не думала, что твой вид может смеяться.
— Я нахожу многие вещи смешными, — ответил я. — Мой учитель говорит, что это недостаток.
— Кстати о твоем учителе, — сказала она. — Когда я буду иметь удовольствие…
— Я здесь, госпожа О’Лоинсич. — Он шагнул из тени — тени для нее, я же видел, как он шел по длинному, в основном разрушенному коридору — и элегантно поклонился ей. — Ваши письма были очень интересны. Я рад, что вы приехали.
Он не протянул ей руку. Она не возражала и медленно кивнула ему. Я понял, что она смотрит на него так, как не смотрела на меня. Я обратил внимание на учителя, пытаясь понять почему. Он был низким мужчиной, по-своему гибким и опрятным; темные волосы коротко острижены, густые брови и очень длинные ресницы. Бледный, конечно же, как и все вампиры, хотя его кожа более темного оттенка, чем у меня. Я не знал его истинные корни. Итальянские? Португальские? Более древние, еще во времена Рима? Он никогда не говорил, и на всех языках, которым он меня учил, у него безупречное произношение.
Полагаю, женщины находят его привлекательным. Я так не считал, но в таких вещах у меня мало опыта. Гвион едва казался человеком большую часть моего времени с ним. Я никогда не считал его иначе как опасным.
— Я Гвион, — сказал мой учитель. Это валлийское имя, но это не имело значения. Я вообще не верил, что оно настоящее. — Ваши труды на тему универсального семени информативны. Я едва поверил…
— Что я женщина? — сказала Сорча, подняв длинный, острый подбородок. Мой учитель даже глазом не моргнул. Казалось, что у его глаз нет радужки, только зрачки. Могу сказать, что он сосредоточился на ней с неестественной интенсивностью, но я не знаю, почему. Еще меньше я понимаю, почему она позволила это, когда меня резко упрекнула.
— Вовсе нет. Я едва поверил, что вы живете так далеко от центров великой алхимической науки, — спокойно закончил он. — Многие замечательные алхимики были женщинами. Благородная царица Клеопатра, к примеру. Нет, я только удивился, что читал мало ваших работ. Вы должны быть гораздо более знаменитыми в наших кругах.
На щеках Сорчи появились пятна цвета. Я задавался вопросом, не может ли она перегреться из-за огня и мантии. Я мог слышать ускорившееся биение ее сердца, ее запах приобрел новые, богатые нотки. Не только кровь, но… и что-то еще. Я встревоженно сделал шаг назад. Я не хотел иметь ничего общего с таким обескураживающим возмущением.
Гвион же шагнул к ней. Как и я, он носил простую черную мантию, как у священника или ученого. Он протянул ей руку.
— Идемте, — сказал он. — Позвольте мне показать вам, как я приготовился к эксперименту. Думаю, вы останетесь довольны. Знаю, что вы устали с дороги. Потом вы можете спать так долго, как захотите. Обещаю, вам будет очень комфортно.
Я хотел спросить, где он намеревался предоставить ей ночлег, потому что он не просил меня подготовить одну из разрушенных комнат в замке; мне самому кроватью служила мягкая земля около комнаты, где мы держали наше оборудование, потому что моим долгом было охранять его. Я открыл рот, чтобы поднять этот вопрос, но Гвион сверкнул на меня взглядом.