Гадюки в сиропе или Научи меня любить

– Все ещё смотришь, – резюмировала она.

– Разумеется.

– А когда перестанешь?

– Когда надоест.

– А когда надоест?

– Честно. Никогда?

– Неужели? – скептически заметила Люси.

Иногда она позволяла себе такие «шалости», одним словом убивала всю романтику подчистую. Ничего не оставалось. Только некое послевкусие разочарования на языке. У многих. Но не у Ланца. Ему это как раз нравилось. Он сам не понимал прелести вечной романтики, оттого некая попытка спустить с небес на землю казалась ему приятным дополнением. Завершающим элементом, как вишенка на торте.

Ему не особо нравилось принимать участие в спорах, но разговоры с Люси обычно и не заканчивались спорами. Просто обмен остротами был чем

то вроде способа всегда держать друг друга в легком напряжении, при этом не скатываясь в выяснения отношений на повышенных тонах. Им нравилось то, что они делали, то, что говорили друг другу. Как это выглядит со стороны, никого не волновало. Ведь это была их жизнь. Их собственная семейная жизнь. Отчего

то Люси особо забавляло слово «семейная». Девушка придерживалась мнения, что в их возрасте семья – слишком громкое слово, хотя слово «любовники» нравилось ей еще меньше. Оно казалось унизительным, даже оскорбительным. Дитрих словам особого значения не придавал. Ведь слова – это всего лишь набор определенных звуков. Не важно, как называются их отношения, важно то, что они чувствуют по отношению друг к другу.

– Могу перестать смотреть.

– Да?

– Да.

Она собиралась ответить что

то, но почувствовала чужое дыхание на своих губах. Запах мятной жвачки, знакомого одеколона и еще чего

то такого волнующего… Люси не могла одним словом выразить все то, что происходило с ней, когда она находилась рядом с Ланцем. В душе у нее была буря эмоций, сумасшедший коктейль, соединивший в себе визуальные образы, тактильные ощущения… Эмоции, чувства, запахи, прикосновения. Она понимала, что рядом с Ланцем теряет контроль над собой. Будто она – не она. Другой человек. Это немного пугало. Люси никак не могла понять, что же с ней происходит.

Ведь и в Паркера она была влюблена, но никогда ничего похожего не испытывала. Может, потому, что та любовь была надуманной? Не любовью даже, а стремлением попасть в поле зрения симпатичного парня, которого половина школы обожает, а вторая ненавидит? Популярность вообще мощный афродизиак. К людям популярным часто тянет лишь потому, что хочется погреться в лучах их славы, отхватить немного себе. Избавиться от комплекса вечной мыши, показать себя во всей красе. Быть может, потому Люси понравился Паркер? Она хотела походить на него, но в тот момент вряд ли решилась бы на шокирующие поступки. Провокационные даже. Она хотела так же прогуливать уроки, говорить всем открыто то, что она думает, носить то, что ей нравится, даже если выбор падет на вещи кислотных оттенков немыслимых фасонов. Ей просто хотелось бунта. Бунта против режима Кристины, а Эшли своим внешним видом наглядно иллюстрировал пример человека, которому наплевать на мнение окружающих. Его вкус многими ставился под сомнение, но самому Эшли нравилось. Остальные могли оставить свое мнение при себе.

Дитрих тоже принадлежал к породе бунтарей. Еще более открытых антагонистов, нежели Паркер. Тот умел приспосабливаться при случае, избегая острых углов, а Дитрих, отличавшийся вспыльчивым характером, шел напролом. Слово «компромисс» было когда

то услышано, но благополучно позабыто. Он не желал идти на уступки, если видел ущемление своих прав. Просто не умел этого делать. Патологическая жажда справедливости, обостренное чувство собственного достоинства. Никому и никогда не позволять вытирать о себя ноги.

Люси это немного настораживало, но в то же время девушка ясно осознавала: именно некая властность притягивает её к Ланцу. Она привыкла жить под каблуком матери. Казалось, что и в ситуации с Дитрихом все повторится в точности. Осознав свои возможности, он тут же начнет её «строить», но ничего подобного не происходило. Ланц не пытался давить на Люси, не навязывал ей свое мнение. Наоборот, стремился подтолкнуть её к мнению, что каждый человек вправе самостоятельно распоряжаться своей судьбой. И она – не исключение. Она не должна складывать руки, ожидая приказов со стороны. Нужно жить своим умом, не в подчинении у кого

то.

Это не могло не радовать.

Люси чувствовала себя оранжерейной розой, которую пересадили в грунт, и теперь она должна приживаться. Цепляться корнями за почву, всеми силами бороться за жизнь, не позволяя малейшим порывам ветра сломить себя. Должна доказать родителям, что они были неправы, и все у их дочери впереди. Она не перечеркнула собственную судьбу, сделав этот выбор. Нет. Разве она одна такая? Опять же нет. Может, официальная статистика об этом умалчивает, но есть и те, кто не просто уходит жить к бой

френду, а еще и замуж выходят в юности. И делают они это по собственному желанию, а не потому, что им указали на дверь «любящие» родственники.

– Люси, открой глаза, – шепнул Ланц.

Девушка послушно взмахнула ресницами. Его лицо было совсем рядом. Глаза в глаза…

Ладонь скользнула чуть выше, сминая ткань тонкой хлопковой рубашки, собирая её некрасивыми складками на талии. Впрочем, этот факт в данную минуту Ланца не волновал.

Он коснулся её губ своими губами. Нежно, заботливо. В тот момент время будто остановилось. Или же просто замедлило свой ход.

Люси провела тыльной стороной ладони по его щеке, чуть

чуть, почти невесомо. Она прижималась к Дитриху, одной рукой обнимала за шею. Дыхания не хватало, казалось воздуха совсем не осталось… Она всегда чувствовала нечто подобное, когда он находился рядом. Некая неловкость, смешанная с ощущением счастья. Охарактеризовать это можно было одним словом – любовь.

Вновь щелкнула застежка заколки. Люси нравилось, когда Дитрих ходил с распущенными волосами. Вот и сейчас она не упустила возможности растрепать его прическу, зарываясь пальцами в волосы. Его дыхание на губах, его прикосновения, его поцелуи… Люси казалось, что она спит и видит самый прекрасный сон в своей жизни.

Он скользнул губами по уголку её губ, по подбородку. Невесомое прикосновение губ к шее заставило Люси на время отвлечься, выпасть из мира грез в мир реальный.

– Что ты делаешь?

– Тебе не нравится?

– Нравится, но твои родители…

– Они тоже были молодыми. Они поймут.

– Ты без комплексов. И без тормозов.

– Но тебе же это нравится.

– О, да, – засмеялась девушка, притягивая Дитриха к себе и целуя.

На этот раз инициатива целиком и полностью принадлежала ей…

Дитрих задумчиво покусывал губы, понимая, что воспоминания в очередной раз пришли не вовремя. Впрочем, они никогда не интересовались его мнением. Приходили тогда, когда считали нужным.

Разумеется, Люси рядом с ним не было. И он вновь почувствовал себя одиноким и потерянным, в душе четко обозначилось одно чувство. Неприятное и мерзкое. Пустота.

Его верная спутница, практически по пятам ходившая, ни на секунду не оставлявшая в покое.

От глаз Аманды не укрылись перемены в настроении собеседника. Она их почувствовала сразу же. Приняла, поняла, но тут же оказалась в тупике. Дитрих сейчас был чернее тучи. И продолжение разговора с ним вряд ли прошло бы в радостном ключе. Он и так не особо доброжелателен был, а когда погружался в воспоминания, так вообще – тушите свет.