Гамбит смерти

Совсем бредовая мысль – а вдруг это любовь? Любовь и ревность? Ухлопал неверного любовника и его… как там они называются… пусть тоже любовника. А теперь – ходу. Пусть парни в горах отвечают.

На девяносто девять процентов – чушь.

Страчанский подвел черту:

– Я думаю, это верное решение. Придет машина – отлично. Нет – дойдем сами. Встретим в пути. В самом неблагоприятном случае – если из-за оползня дорога непроходима – вернёмся.

– И что тогда? – Олег с трудом сдерживал злость. Ему привычнее встречать опасность лицом к лицу. Только где у неё лицо? Кругом полная… ну, вы поняли.

– Тогда и подумаем.

– А что делать с… с телом? – Аркаша сделал крохотный глоток коньяка, поморщился.

Ответ у Юры был.

– Необходимо сохранить. Поместим туда же, куда и Комова. Предстоит следствие – в той или иной форме.

Вот именно – в той или иной. Вряд ли приходится ожидать действий по всем правилам криминалистики. Не те времена.

Юрий подошел к носилкам:

– Олег, помогай.

Нимисов придержал дверь, выпуская ребят. Двери в шале могучие, толстые, дубовые, с металлическими лапчатыми полосами. И окна забраны узорными решетками. Сейчас привычно и даже приятно, безопасность, а прежде… Предусмотрительными были хозяева.

– Я приготовлю завтрак на дорогу.

– Постарайтесь что-нибудь попроще, у нас нет времени.

Кофе, омлет, тушенка, молоко – на все ушло двадцать минут. Пора собираться.

Одежда. Книга – одна.

С рюкзаком я вернулся на кухню. Ножи – обязательно. В порядке конверсии мне их смастерил один пациент. Уверял, что космическая сталь. Острые – невероятно. Еще трехслойная кастрюля.

Ну, залезай же…

Через четверть часа, обескураженный, я не собрал и половины желаемого. Считаешь себя нищим – попробуй переехать, говорят мудрые грузчики.

– Петр Иванович, ну зачем вы это берете? В любом случае, мы всё вывезем, не сейчас, так потом.

Вывезем. Куда? Где мой дом? Виноградник, пусть крохотный? Чемодан – вокзал – Россия.

– Позовите остальных, Александр Борисович. Сухой паек получать.

Термос – пять литров кофе с коньяком, – я вручил Нимисову. Отказаться он не решился. Кое-какие пустячки захватили Олег с Аркашей. Осталось так много всего – сковороды, казан, кастрюли…

Холод, дождь и ветер разбудили дрожь. Ничего, разойдусь и согреюсь.

Сзади, замыкающим, шёл Олег. Не позавидую тому, кто захочет подкрасться.

Серо-коричневый Желчуг выбухал из русла. Мостик трепетал над ним, как бельевая веревка на заднем дворе.

Шествие стало.

– Погодите, я первый, – Юра двинулся по полотну.

Ударил ветер – резко, жёстоко, мост приподнялся, щелкнул, изгибаясь, пастушьим кнутом, и – разорвался.

Пологой дугой падал Юра в Желчуг. Его желтая нейлоновая куртка то исчезала, то вновь показывалась средь пенных потоков. Я бежал вдоль берега, стараясь не потерять Юру из виду, но далеко отстав от Олега. Сброшенный им на ходу рюкзак попал под ноги, и я упал, распоров о камень вытянутую руку.

Теперь и мне пора снять рюкзак.

Когда я поднялся, все стояли на берегу. Юру выбросила река, круто поворачивающая здесь на восток.

Олег с Нимисовым делали искусственное дыхание, бестолково, неслаженно.

Я заменил Олега – Нимисов, как-никак, имел отношение к медицине. Врач-психолог, кандидат наук. В Москве в подземных переходах дипломов много…

Дыша за Юрия, я следил за его зрачком, надеясь, что сузится, оживая. Сердце не запускалось. Три толчка – вдох, три толчка – вдох. Ещё и ещё.

Бесполезно. С самого начала бесполезно. Он умер в реке, похоже, ударился головой о подводный камень, и течение несло уже безжизненное тело.

Мы переглянулись с Нимисовым.

– Кончено, – остановился я.

– Да, смерть необратима, – Нимисов поднял руку, помогая встать.

– Неужели вы не можете ничего сделать? – Олега трясло от бессильной ярости.

Нимисов пристально посмотрел ему в глаза, слегка раскачивая головой и беззвучно шевеля губами. Прошло несколько секунд – и Олег обмяк, с лица сползла напряженность.

Я подставил руку под дождь. Кровь вяло сочилась, смываемая водой.

– Что с вами?

– О камень поранился. Пустяки, вернемся – перевяжу.

– Ключ у Юры в кармане, – Олег говорил вяло, блекло.

– Достань, – просто скомандовал Нимисов.

Олег наклонился, пошарил в кармане куртки. – На булавке пришпилен, – бесстрастно комментировал он. – Мешает что-то, – он вытащил пластмассовую фигурку. – Шахматный конь, – снова полез в карман и достал, наконец, ключ.

Я взял фигуру здоровой рукой. Черный конь. Из того же комплекта, что и пешка.

– Я посижу пока, – Олег опустился прямо на мокрую землю.

– Сиди, – Нимисов посмотрел на меня, сказал вполголоса:

– Скоро он восстановится.

На ходу я подобрал свой рюкзак, повесил на одно плечо. Неудобно, но идти недалече.

В коридоре перед обеденным залом лежали носилки.

Аркадий засмеялся – сначала тихо, повизгивая, но смех набирал силу, и вскоре он перегибался от хохота, вытирая тылом кисти выступающие слезы.

– Таскать нам, не перетаскать! – сумел выговорить он и снова зашелся смехом, – таскать – не перетаскать!

Я взял его под локоть.

– Пошли.

Он подчинился, продолжая хохотать.

В кухне я налил стакан воды, подкапал валерианки.

– Н-не перетаскать, – зубы стучали о стекло, жидкость струилась по подбородку, но он сумел допить остаток, после чего затих.

Промыв рану, я положил гемостатическую салфетку и натянул сетчатый бинт. Заживет – если успеет.

Аркадий овладел собой.

– Не пойму, что на меня нашло. Истерика, наверное.

– Точно. Случается. Идем переодеваться. Осталось во что?

– Осталось.

В обеденном зале одиноко сидел Александр Борисович.

– Нимисов понес носилки. Решили сразу – на ледник.

Я достал из кармана фигурки – пешку и коня.

– Не ваши, случайно?

– Нет.

– Мы пользуемся Стаунтоновскими комплектами, – добавил Аркаша.

Я положил фигурки на стол.

– Неплохо бы растопить камин. Под навесом я видел дрова.

– Я принесу, – Аркаша боялся остаться без дела.

– Давайте вместе, – неожиданно предложил Страчанский.