Ганфайтер. Дилогия
Шрифт:
– Бетан, – окликнула Марина, – всё уже?
– Почти, – ответила блондинка с длинными волосами и пощёлкала дисковым пультом.
Голубая лагуна пропала, теперь перегородка будто открывалась в дремучий русский лес – искрящийся снег лежал на еловых лапах, поднимался сугробами, трещиноватая чернь голых ветвей словно переплетала синее небо. Казалось, вотвот Морозко покажется…
Понемногу собиралось генеральное руководство и те из антарктов, кто просто забрёл на огонёк, – нравы, что в ТОЗО, что в АЗО, были просты и незатейливы.
Джунакуаат Помаутук приоделся в строгий пасторский наряд, но именно в нём он почемуто сильнее являл
– На минутку можно?
– Хоть на две! – улыбнулся Сихали.
Присев в уголку за столик, посреди которого стояла одинокая бутылка шампанского, он сказал:
– Слушаю вас, пастор.
Помаутук помедлил немного, облизал губы и начал:
– Я христианин, и мне больно видеть, как гибнут лучшие из нас, как льётся кровь моих ближних. Разумеется, есть грех и на мне, ибо и я посылал людей на смерть. Но нельзя было отсиживаться в церкви, дабы молить Господа о даровании победы, надо было самому приближать её. Согрешил ли я? Бог рассудит…
Тимофей внимательно слушал его, размышляя, успеет ли он открыть шампанское, пока бьют часы?..
– Олег Кермас желает вступить с вами в переговоры, – неожиданно сказал пастор.
– Нет, – ответил Сихали.
– Но почему?
– Я не договариваюсь с марионетками.
– Даже если это принесёт пользу антарктам?
– О какой пользе вы говорите, пастор? Я бы ещё понял, если бы вы завели речь насчёт переговоров с «интерами». Но с коллаборационистами, с этими мелкими и пошлыми квислингами, [177]пресмыкающимися перед оккупантами, я разговаривать не стану и руки им не подам.
– Это ваше последнее слово?
– Именно. И не портите мне праздник, пастор!
Помаутук смиренно поклонился и отошёл, затерялся в толпе. Сихали посидел, хмурясь и барабаня пальцами назойливый мотивчик «В лесу родилась ёлочка», и встал, покривившись досадливо. Довольно с него кермасов с квислингами, дайте человеку спокойно проводить старый год и встретить новый!
– Сдвигаем столики! – раздался клич, и фридомфайтеры с энтузиазмом взялись за дело. Зал погрузился в ту весёлую и бестолковую суету, которая обычно предваряет новогодний праздник. Отовсюду доносилось:
– А салатики делали?
– А как же? Куда ж без салатиков… А ну!..
– Да проголодался я…
– Проголодался он! Ещё не садились, а он уже лопает, проглот! Иди лучше шампанское тащи, а то замёрзнет…
– Подвинься. А ты где будешь сидеть? Джамил!
– А он ей и говорит: «Лучше никак, чем так!» Представляешь?
– Вот же ж дурака кусок…
– Так именно!
– А горячее где?
– Томится…
– Илюшенька, пригляди за моим стулом.
– Я бдю.
– А сколько времени уже? Ничего себе! Генрук, с вас новогоднее поздравление!
Тимофей обречённо вздохнул и поднялся с места.
– Илья, подержи радиофон, – попросил он. – Чутьчуть левее… О! Я в фокусе.
– Тихо! – грянул ТугаринЗмей.
Сихали постоял, помолчал, дождался полной тишины и заговорил:
– Милостивые судари и сударыни! Океанцы и антаркты! Первый раз встречаю Новый год на земле Антарктиды – и не в лучшее для неё время. Ледовый континент, континент мира, превращён в театр военных действий. В театр абсурда, если уж на то пошло. Не знаю, право, хорошие ли из нас вышли актёры, но мы старались изо всех сил.
Западная Антарктида освобождена нами полностью и взята под контроль фридомфайтерами и Океанской гвардией. Больше мы не допустим той бойни, что учинили «интеры» в Леверетте.Нынешние войны коротки. Вторая Гражданская длилась месяца полтора, какова была продолжительность Сентябрьской войны, ясно из самого названия, нукеров Всемирного халифата разгромили ровно за сорок дней. И мы тут, в АЗО, тоже затягивать не будем. Но что мы всё о плохом, праздник всё же! – Поглядев на часы (было без пяти двенадцать), Тимофей проговорил медленно и внятно: – Голливуды с Болливудами плодят стерео, где океанцыбандиты, океанцыпираты изощряются в причинении зла так называемому «цивилизованному миру». Недавно я видел репортаж, снятый в Леверетте, и теперь точно знаю: «плохие парни» – это не мы! Хочу всем нам пожелать счастья, простого человеческого счастья! Гордитесь тем, что вы океанцы, что вы антаркты! Ейбогу, нам есть чем гордиться. С Новым годом!
ТугаринЗмей быстренько выключил радиофон, а блондиночки врубили огромный экран в углу зала. В экране была настоящая ночь. Шла трансляция из «Центроникса», с Площади Звезды. Толпа народу заняла её всю, пялясь на громадные экраны, с которых вещал генрук, а потом лица устремились вверх, к часам на Центральной метеобашне, отбивавшим гулкие удары.
– Один! – подхватили собравшиеся в штабе. – Два! Три!..
– Скорее открывай! – затормошила Брауна Наташа.
Посмеиваясь, Сихали взял в руки запотевшую бутылку «Вдовы Клико» и сорвал фольгу.
– …Семь! Восемь! Девять!
С негромким хлопком откупорив сосуд, Тимофей разлил пенный напиток по бокалам. Подхватил свой, посмотрел сквозь него на жену, подмигнул ей.
– Одиннадцать! Двенадцать! Уррааа!
Со звоном сошлись фужеры, чашки, кружки, океанцы с антарктами смешались, хлопая друг друга по спинам, чмокая, тиская, поздравляя.
– Подумаешь, событие, – ухмыльнулся Браун, – Земля описала ещё один виток вокруг Солнца! А радуемся так, будто это мы её запустили в полёт…
– Зануда! – ласково сказала Наташа. Отпив немного шампанского, она отставила бокал и прижалась к Тимофею. Поцеловав его, прошептала, опаляя Брауну ухо: – Я хочу тебя!
Взявшись за руки, как школьники, парочка незаметно покинула зал и заперлась в служебном модуле, где стоял огромный диван. Наташа и Сихали раздевались быстро, яростно сбрасывая мешавшую им одежду, и вот обнялись наконец, сжали друг друга руками и ногами, приникли, торопливо лаская, оглаживая, запалённо шепча нежные глупости. Женщина взялась пальчиками и направила, мужчина вошёл в неё, ощущая влажный потаённый жар – и острую сладость. Наташа вскрикивала в вековечном ритме любви, царапая Тимофею спину, отдаваясь с какимто исступлением, будто в последний раз. А вдруг и правда?..
1 января 2098 года, 2 часа 35 минут.
Сихали вышел на улицу. Было морозно, но терпимо. Свет солнца мешал, раздражая своей неуместностью. А станция гуляла – по улицам носились краулеры с подвыпившими полярниками, дружные компании шлялись повсюду, угощая встречныхпоперечных, а встречныепоперечные горячо поддерживали весёлое начинание, так что шум стоял, не умолкая.
«Спать завалиться, что ли?» – подумал Тимофей. Что за странный обычай – не ложиться в новогоднюю ночь? А потом что? Нагуляться, набраться горячительных напитков и дрыхнуть весь день? Вот радости…