Ганнибал. Враг Рима

Гордость Фабриция за сына, вполне понятная, была лишь подчеркнута молчанием Атии. Хотя она и не могла скрыть печали, но быстро взяла себя в руки.

— Из тебя получится отличный воин.

Квинт гордо расправил грудь.

— Я должен сообщить Гаю. Могу я отправиться в Капую?

Фабриций утвердительно кивнул.

— Давай, но поторопись. До темноты осталось уже совсем немного.

— Тогда вернусь завтра.

С благодарной улыбкой Квинт поспешно ушел.

Глядя на него, Атия вздохнула.

— А что с другим делом?

— Тут есть хорошие новости, — ответил Фабриций, но, заметив живейший интерес Аврелии, осекся. — Расскажу тебе позже.

Девушка спала с лица.

— Все так нечестно! — вскричала она и убежала в свою комнату.

Атия коснулась руки Фабриция, не давая ему сделать выговор дочери.

— Пусть идет. Для нее это очень тяжело.

Ганнон не обратил внимания на семейную проблему, свидетелем которой стал. Сейчас желание сбежать, добраться до Иберии и воевать бок о бок с соплеменниками захватило его целиком. Как долго он мечтал об этом! Но в его уме мрачной тенью нависал долг перед Квинтом. Расплатился ли он с ним, расправившись с разбойниками у хижины пастуха или нет? Ганнон не мог быть в этом уверен. А еще оставался Суниатон. Как он сможет наслаждаться свободой, сбежав, если хотя бы не попытается разыскать своего лучшего друга? Ганнон даже обрадовался, услышав голос зовущего его Юлия. Мысли и чувства грозили разорвать его на части.

Шло время, а Ганнон все так же работал на кухне. Он так и не нашел ответа перед своей совестью, так и не смог решить, отдал ли долг Квинту. Кроме того, он не мог заставить себя сбежать с виллы, не попытавшись найти Суниатона. Но как это сделать? Ганнон понятия не имел. Кроме него, кто знает, да и кому какая разница, где сейчас Суниатон? Эти проблемы не давали ему спать по ночам, и даже отвлекли его от страстных мыслей об Элире, обычно одолевавших его. Усталый, раздражительный, он даже не обратил внимания, когда как-то раз Юлий объявил, что к завтрашнему ужину Атия выставила особые пожелания.

— Очевидно, она и хозяин ожидают прибытия важного гостя, — заметил Юлий напыщенно. — Гая Минуция Флакка.

— Кто это, во имя Гадеса? — спросил один из поваров.

Юлий неодобрительно поглядел на него.

— Один из старших в семье Минуциев, брат бывшего консула.

— Значит, хрен самодовольный, — пробормотал повар.

Юлий не обратил внимания на смешки, последовавшие за этими словами.

— А еще он член посольства, которое только что вернулось из Карфагена, — заявил он с таким видом, будто этот вопрос был хоть как-то для него важен.

У Ганнона все сжалось внутри.

— Правда? Ты уверен?

Юлий поджал губы.

— Именно это сказала хозяйка, а я внимательно отношусь к ее словам, — отрезал он. — А теперь принимайтесь за работу.

Сердце Ганнона колотилось о ребра, словно птица в клетке. Он вышел к хранилищам. Расскажет ли гость Фабриция о том, что видел? Ганнон взмолился богам, чтобы рассказал. Пройдя мимо входа в баню, он увидел Квинта, который раздевался. Хорошо ему, с горечью подумал Ганнон. Он сам не мылся в горячей воде с тех пор, как покинул Карфаген.

Не зная о чувствах, испытываемых Ганноном, Квинт наслаждался моментом. Желая выглядеть за ужином как можно лучше, он тщательно вымылся, а потом раб стал делать ему массаж. Сонный, он уже представлял себе, как Флакк расскажет все, что произошло в Карфагене, и едва услышал, как к нему в комнату вошел Фабриций.

— Этот визит чрезвычайно важен, сам знаешь.

— Да, отец, — ответил Квинт, открывая глаза. — И мы примем участие в войне, если она начнется.

Фабриций едва улыбнулся.

— Это и так понятно. Когда Рим зовет, мы идем.

Сложив руки за спиной, он принялся молча ходить из конца в конец.

Движение стригиля по коже начало раздражать Квинта, и он дал знак рабу, чтобы тот прекратил.

— Что такое? — спросил Квинт.

— Дело в Аврелии, — сообщил Фабриций.

— Значит, ты все-таки договорился и выдаешь ее замуж? — с горечью спросил Квинт, глянув на отца.

— Пока этот вопрос еще не решен окончательно, — ответил Фабриций. — Но Флакку понравилось то, что он услышал об Аврелии, когда я встречался некоторое время назад с ним в столице. А теперь он хочет сам увидеть ее, во всей красе.

Квинт скривился, поражаясь своей наивности. Зачем бы еще высокопоставленный политик посетил семью всадников, стоящих настолько ниже его по статусу?

— Хватит, — жестко сказал Фабриций. — Ты знал, что когда-нибудь это случится. Сие идет на благо семьи. Флакк еще не стар, а его семья влиятельна и имеет хорошие связи. При поддержке Минуциев Фабриции тоже смогут себя показать. — Он поглядел на сына. — Я имею в виду Рим. Понимаешь, о чем я говорю?

Квинт вздохнул.

— Аврелия еще не знает?

— Нет, — ответил Фабриций, и теперь уже на его лице появилась озабоченность. — Я подумал, что надо сначала поговорить с тобой.

— Втянуть меня в это?

— Не стоит так со мной разговаривать. У тебя в этом тоже есть выгода, — резко оборвал его отец.

В груди Квинта загорелся огонь воодушевления, и он тут же выругал себя за это. Он видел, как Аврелия влюблена в Ганнона. Безрассудное увлечение, но он ничего не мог с этим поделать. А теперь еще и это…

— Что заставило тебя выбрать Флакка?

— Я пытался что-то устроить все последние два года, — ответил Фабриций. — Искал человека, который подойдет нашей семье и Аврелии. Это дело хитрое, но, думаю, Флакк — тот, кто нам нужен. В любом случае он должен был проезжать мимо по дороге из Карфагена. Все, что я сделал, — устроил, чтобы он получил приглашение сразу же, как сойдет с корабля.

Квинт удивился расчетливости отца. Без сомнения, и мать принимала в этом участие, подумал он.

— Сколько ему?

— Тридцать пять или около того, — сообщил Фабриций. — Куда лучше тех старых козлов, которые сами хотели с ней встретиться. Надеюсь, она это оценит.

Он помолчал.

— И последнее.

Квинт поднял взгляд.

— Ничего не спрашивай о том, что было в Карфагене, — предостерег его отец. — Это все еще государственная тайна. Если Флакк сам решит что-нибудь рассказать, да будет так. Если нет, не наше дело спрашивать.

Сказав это, он ушел.

Квинт откинулся на теплую каменную плиту, но расслабленное состояние пропало. Ему хотелось пойти к Аврелии и поговорить с ней сразу же, как отец закончил разговор. Что ей сказать, Квинт понятия не имел. В мрачном настроении он принялся одеваться. Проще всего беспрепятственно поглядеть на вход в комнату Аврелии будет из угла таблинума. Квинт пошел в просторный зал. Он пробыл там совсем недолго, когда вошел Ганнон, неся поднос с посудой.