Ганнибал

"Итак, Клэрис, ягнята теперь молчат?

Вы обещали сообщить мне, если они перестанут блеять, и я хотел бы это сообщение получить.

Вы вполне можете поместить объявление об этом в любой крупной газете – «Таймс» или «Интернэшнл геральд трибюн», первого числа любого месяца. И в «Чайна мэйл» тоже, так будет еще лучше.

Меня вовсе не удивит, если Ваш ответ будет «и да, и нет». Ягнята теперь на некоторое время замолчат.

Однако, Клэрис, Вы не вполне верно судите о себе.

Фемида недаром слепа, и весы ее колеблются постоянно. Вам придется вновь и вновь выпрашивать у судьбы это благословенное молчание. Потому что Вами движет чужая беда: Вы видите чужую беду, и это заставляет Вас действовать. Но чужие беды нескончаемы, они существуют вечно.

Я не собираюсь наносить визит Вам, Клэрис. Мир для меня более интересен, пока в нем есть Вы. Ожидаю той же любезности и от Вас…

Доктор Дёмлинг подтолкнул повыше к переносице очки без оправы и откашлялся.

– Это – классический пример того, что в своей недавно опубликованной работе я определил термином «авункулизм»… Этот термин уже широко упоминается в специальной литературе как «авункулизм Дёмлинга». Возможно, он будет включен в справочник «Диагностика и статистика». Для неспециалистов это явление можно выразить через следующее определение: «деяние, дающее возможность представить себя в качестве заботливого покровителя, с целью осуществления собственных планов».

Из записей, касающихся этого дела, я заключаю, что вопрос о блеющих ягнятах относится к опыту, пережитому Клэрис Старлинг в детстве – к забою ягнят на ранчо ее приемных родителей в Монтане, – сухо и педантично продолжал доктор Дёмлинг.

– Это бартер, – сказал Крендлер. – Она меняла сведения о себе на информацию Лектера. Он что-то знал о серийном убийце Буффало Билле.

– Второе письмо, семью годами позже, на первый взгляд выглядит письмом утешения и поддержки, – сказал доктор Дёмлинг. – Он поддразнивает ее упоминаниями о ее родителях, которых она, по всей видимости, глубоко чтит. Он называет ее отца погибшим ночным сторожем, а мать – горничной. А потом наделяет их самыми высокими качествами, какие она только может себе представить, она верит, что эти качества у них действительно были. Затем он приводит их в качестве объяснения неудач в ее собственной карьере. Речь здесь опять-таки идет о снискании расположения, о контролировании.

Я полагаю, что эта женщина – Старлинг, возможно, испытывает прочную и неистребимую привязанность к отцу, то, что мы называем «имаго»; это мешает ей легко вступать в сексуальные связи и, возможно, порождает в ней склонность к доктору Лектеру, в результате некоей трансференции, которую он, с его извращенной психикой, немедленно старается использовать. Во втором письме он снова побуждает ее вступить с ним в контакт посредством персонального объявления в газете и сообщает ей кодовое имя.

Ох Ты Боже мой! Этот тип никак не остановится. Скука и беспокойство Мэйсона были для него истинной пыткой, ведь он не мог ерзать на месте!

– Хорошо, прекрасно, замечательно, доктор, – прервал он Дёмлинга, – Марго, приоткрой окно. У меня появился новый источник информации о Лектере, доктор Дёмлинг. Это человек, который знает обоих – и Лектера, и Старлинг, видел их вместе и провел вблизи Лектера больше времени, чем кто другой. Я хочу, чтобы вы с ним поговорили.

Крендлер, поняв, к чему это все ведет, прямо-таки корчился на своей банкетке, у него даже в животе забурчало.

ГЛАВА 51

Мэйсон произнес несколько слов в микрофон внутренней связи, и в комнату вошел человек высоченного роста, с мускулатурой столь же выразительной, как у Марго, и одетый во все белое.

– Это Барни, – сказал Мэйсон. – Он шесть лет отвечал за Отделение для буйных в Спецбольнице для невменяемых преступников в Балтиморе, как раз когда там был Лектер. Теперь работает на меня.

Барни предпочел встать у аквариума, рядом с Марго, однако доктору Дёмлингу понадобилось, чтобы он вышел в освещенную часть комнаты. Тогда он сел рядом с Крендлером.

– Ваша фамилия – Барни, верно? Итак, Барни, какое профессиональное образование вы получили?

– У меня ЛПМ.

– То есть вы имеете лицензию как практикующий мед-брат? Очень хорошо. И это – все?

– Я получил степень бакалавра гуманитарных наук. Закончил Всеамериканский колледж заочного обучения, – невозмутимо сообщил Барни. – А также имею удостоверение о прохождении курса в Школе мортологических наук Камминса. Аттестат квалифицированного мортолога. Работал по ночам, когда учился на медбрата.

– Так что вы зарабатывали на свою ЛПМ в качестве служителя морга?

– Да. Увозил трупы с места преступления и помогал при аутопсии.

– А до того?

– Морская пехота.

– Понятно. И когда вы работали в спецбольнице, вы видели Клэрис Старлинг и Ганнибала Лектера во взаимодействии? То есть я хочу сказать, – вы наблюдали их беседы?

– Мне казалось, что они…

– Давайте начнем с того, что вы точно видели, а не с того, что вы думали о том, что видели… Можем мы поговорить только об этом?

– Он достаточно сообразителен, чтобы высказывать собственное мнение, – перебил Мэйсон. – Барни, вы ведь знаете Клэрис Старлинг.

– Да.

– Вы знали Ганнибала Лектера шесть лет.

– Да.

– И что же между ними было?

Поначалу Крендлеру было трудно воспринимать речь Барни, его высокий хриплый голос, но именно Крендлер задал ему вопрос, более всего относящийся к делу.

– Барни, скажите, Лектер вел себя с Клэрис Старлинг иначе, чем с другими?

– Да. В большинстве случаев он вообще не реагировал на посетителей, – ответил Барни. – Иногда он открывал глаза и смотрел на посетителя достаточно долго, чтобы тот почувствовал себя оскорбленным. Это – когда какой-нибудь ученый пытался покопаться у него в мозгах. Одного профессора он довел до слез. С Клэрис Старлинг он был достаточно жестким, но отвечал ей больше, чем другим. Ему было с ней интересно. Она его заинтриговала.

– Каким образом?

Барни пожал плечами.

– Он практически никогда там не видел женщин. А она по-настоящему хороша собой…

– Я не нуждаюсь в вашем мнении на этот счет, – отрезал Крендлер. – Это все, что вам известно?

Барни не ответил. Он взлянул на спросившего так, будто правое и левое полушария мозга у Крендлера превратились в двух сцепившихся друг с другом собак.

Марго расколола еще один орех.

– Продолжайте, Барни, – произнес Мэйсон.

– Они были откровенны друг с другом. В этом смысле он совершенно обезоруживает. У человека создается такое впечатление, что он не снисходит до лжи.

– Он … чего не делает до лжи? – спросил Крендлер.

– Не снисходит, – повторил Барни.

– С-Н-И-С-Х-О-Д-И-Т-Ь, – раздался из тьмы голос Марго Верже. – Опуститься до… Или – соизволить солгать, мистер Крендлер.

– Доктор Лектер, – продолжал Барни, – сообщил ей что-то весьма неприятное о ней самой, а затем что-то очень приятное. Она смогла выдержать это неприятное, зато потом была тем более рада услышать о себе что-то хорошее. Она поняла, что это не пустая болтовня. Он находил ее очаровательной и забавной.