Гардемарин Ее Величества. Идентификация

Казалось, в университетский городок стянулась полиция чуть ли не со всего Петергофа, но меня куда больше интересовали не машины с имперскими орлами на дверцах и капотах, а один-единственный черный седан, на принадлежность которого указывала только «мигалка». Машина остановилась чуть поодаль от полицейских, и наружу выбралась знакомая фигура.

Не то чтобы особенно мной уважаемая, однако достаточно интересная, чтобы я не поленился спуститься со ступеней физфака вниз, навстречу прибывшему господину.

– Так и знал, что и на этот раз не обойдется без вас! – проворчал Соболев вместо приветствия. – Господь милосердный, что здесь случилось?

Его высокородие статский советник вновь облачился в свой обычный наряд – строгий костюм и чуть приталенное однобортное пальто темно-серого цвета. Но прежней суровой солидности, положенной высокому чину Третьего отделения собственной его величества канцелярии, похоже, так и не смог вернуть. Соболев втягивал голову в плечи, все больше напоминая замерзшего тощего голубя, и что-то подсказывало: дело не только в холоде и ветре.

С самой нашей встречи в Стрельне он сидел тише воды и ниже травы. И не потрудился позвонить, даже когда мы с гардемаринами взяли штурмом усадьбу и отправили на тот свет младшего Распутина. Видимо, надеялся, что я поймаю шальную пулю или на веки вечные загремлю в наряд и буду занят настолько, что не найду времени портить ему жизнь своими визитами. Со временем действительно было не очень, а вот с пулей…

С пулей Соболеву все-таки не повезло.

– Что здесь случилось? – с ухмылкой переспросил я. – Откуда мне знать, ваше высокородие? Если мне не изменяет память, ловить вооруженных преступников – работа полиции и Третьего отделения, но никак не курсанта Морского корпуса… Впрочем, не буду держать вас в неведении. Меня пытались убить. – Я развернулся и указал на пластиковые мешки у нижних ступенек лестницы. – Вот они. Но, боюсь, допросить этих почтенных господ у вас уже не получится.

– Прекратите паясничать! – прошипел Соболев. – Вы прекрасно знаете, зачем я здесь!

– Очень надеюсь, для того, чтобы наконец заняться работой, ваше высокородие. – Я пожал плечами. – В последнее время террористы и заговорщики разгуливают по всему городу. Мне одному кажется, что пора что-то с этим делать?

– Довольно! – Соболев поднял воротник и засунул замерзшие руки в карманы. – Вы ведь наверняка не забыли о нашем разговоре… Итак, вы нашли то, о чем я просил?

Мне вдруг отчаянно захотелось рассмеяться. Не просто ехидно похихикать, а заржать – громко, во весь голос, запрокинув голову к затянутому тяжелыми тучами небу, – настолько комичной и нелепой казалось… Все – и разговор, и сама ситуация. Меня чуть не отправили на тот свет, а у лестницы лежало полдюжины трупов. Распутин погиб, и его приспешникам наверняка было не до угроз семейству его высокородия, однако Соболев все это время жил в страхе. Ждал очередного звонка с одноразового неизвестного номера, просыпался посреди ночи в холодном поту, вслушиваясь в тишину за дверью, и дрожал как осиновый лист, но так и не начал действовать.

Видимо, надеялся, что все как-нибудь распутается само по себе. И я, пожалуй, даже отчасти понимал эти чаяния: после смерти Распутина какие-никакие шансы на подобный исход все-таки имелись. Но неизвестные враги ударили снова, и Соболеву пришлось вылезти из норы по мою душу.

Хотя беспокоили его, конечно же, только лишь собственные шкурные интересы.

– Так вас интересует игрушка покойного Резникова? – издевательски поинтересовался я. – Она в надежном месте. Можете не сомневаться.

– Да как вы смеете?! – Соболев схватил меня за ворот форменного пальто. – Вы обещали!

Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

Я поднял руку, нащупал холодное запястье и стиснул. Что-то хрустнуло, и гнев в глазах напротив тут же потух, а сам его высокородие едва слышно пискнул и принялся оседать, будто у него вдруг отказали обе ноги.

– Во-первых, я вам ничего не обещал. А во-вторых, еще раз посмеете хотя бы коснуться мундира Морского корпуса – и я сломаю вам обе руки… Вы ведь не хотите валяться в снегу на глазах у полиции, не так ли? – Я говорил неторопливо и убедительно, чтобы у Соболева ненароком не осталось сомнений в искренности моих намерений. – И в третьих – вы сейчас определенно не в том положении, чтобы чего-то там требовать. Надеюсь, я ясно выражаюсь?

– Да… Да, я все понял! – Соболев кое-как вырвался и со слезами на глазах принялся баюкать помятую мною конечность. – Господи, ну и силища!

– Лишь малая часть того, что вас ждет, если не начнете вести себя прилично, – проворчал я, поправляя крохотный металлический якорь на лацкане пальто. – Может, все-таки объясните, чего ради примчались сюда через весь город и дергаетесь как подстреленный олень? Ни за что не поверю, что вас так встревожило покушение на мою скромную персону.

– Как будто вы не знаете! Арестовали двоих моих людей. И еще пятерых из других экспедиций Третьего отделения… По прямому распоряжению Совета! – Соболев понизил голос и зашипел как рассерженная змея: – Бьюсь об заклад, это как-то связано с покойным Распутиным и той штуковиной, которую вы нашли у Резникова!

– Очень может быть. – Я не спешил раскрывать свои карты. – И очень может быть, что аресты продолжатся и дальше. Так что вашему высокородию стоит проявить осторожность.

Диск из квартиры Резникова я просмотрел весь целиком, однако в захваченную усадьбу ни нас с товарищами, ни, похоже, даже Соболева и других жандармов так и не пустили. Оставалось только догадываться, что там отыскали следователи из Комитета и старший Морозов, который, если верить слухам, не поленился приехать лично. Судя по укреплениям и количеству оружия и бойцов в поместье Распутина, им явно было, что защищать, и компромата внутри хватило бы посадить хоть целое министерство.

Неудивительно, что попался и кое-кто из Третьего.

– Проявить осторожность?! – застонал Соболев. – Господь милосердный, вы хоть можете представить, каково это? Я каждый день выхожу на службы с мыслью, что меня вот-вот арестуют.

И не зря. Меня даже слегка удивило, что никто из подчиненных не раскололся и не сдал шефа. Но то ли тот был не таким уж и плохим начальником, то ли на арестованных вышли через другие ведомства – пока его высокородию, похоже, ничего не угрожало. Хотя бы потому, что эту часть заготовленного Резниковым компромата я предпочел оставить себе.

Пока что.

– Вы должны были отдать эту штуку мне, – продолжал причитать Соболев. – А не Совету – или кому вы там ее потащили? А теперь…

– Все, что я должен, предельно ясно прописано во внутреннем уставе Морского корпуса, – отрезал я. – А все прочее – лишь ваши собственные домыслы.

– Так это значит?..

– Нет, не значит. Расслабьтесь, ваше высокородие. – Я протянул руку и легонько потрепал Соболева по плечу. – Я обещал, что постараюсь прикрыть вас от следствия, и пока что у меня это получается. Но все остальные… Возможно, вам даже придется дать показания – чтобы не разделить их участь.

Соболев дернулся и отступил на шаг, будто испугавшись, что я снова начну разминать ему кости. И явно собрался что-то возразить…

Но так и не успел. Со стороны дороги сердито зарычал мотор, и через мгновение на мощенную бетонными «квадратиками» площадь перед зданием физфака запрыгнул огромный черный внедорожник. Машина в уже хорошо знакомой мне хамовато-развязной манере промчалась между полицейскими авто, круто развернулась и замерла у самой лестницы, едва не проехавшись здоровенными колесами по ближайшему к нам мешку с трупом. Дверь со стороны водителя распахнулась, и на свежий снег спрыгнул не кто иной, как его сиятельство Матвей Николаевич Морозов – собственной персоной.