Гарем до и после Хюррем
Шрифт:
В дальнейшем Мехмед поступает под командование своего земляка, Лала Кары Мустафы-паши, знаменитого османского полководца боснийского происхождения, «прославившегося» на века своими зверствами на Кипре и Мальте.
1 июля турецкая армада стремительно обрушилась на Лимасол. Турки разорили и сожгли город, а затем двинулись вдоль южного берега к крепости Ларнаке, где благодаря бездействию руководителя обороной Кипра, Николо Дандоло, смогли свободно произвести высадку на берег.
Взяв несколько крепостей, 11 сентября Лала Кара Мустафа-паша отправил парламентера к командирам последней еще не сдавшейся венецианской крепости — Фамагусты — с требованием немедленно сдаться.
Крепость Фамагуста, которую обороняли Марк Антонио Брагадино и Асторре Бальони, капитулировать отказалась, и 17 сентября османы приступили к осаде.
Защитники Фамагусты немногочисленными силами сдерживали османов, ожидая
Когда Мустафа-паша понял, что голодные и обессилившие защитники не смогут выстоять против решительного натиска, был предпринят ожесточенный штурм, который лично возглавил Малькочоглу Мехмед-бей. Но к несчастью для турок, осажденные оказали героическое сопротивление, несмотря на то что в их рационе уже давно не было ничего, кроме бобов. В результате неудачного штурма Мехмед погиб, а крепость по-прежнему была в руках христиан. Лишь спустя некоторое время Брагадино лично прибыл к Мустафе-паше для обсуждения условий капитуляции.
Мечеть Сулеймание. Фотография ок. 1853 г.
Вполне возможно, что благородная натура Мехмед-бея была бы потрясена чудовищными зверствами, учиненными турецким командующим. Янычары сняли с коня Брагадино, отрезали ему уши и нос и поставили на колени перед пашой, который приказал заживо снять с него скальп. Храбрый венецианец умер, когда с него сдирали кожу. Не остановившись на этом, Лала Мустафа приказал набить кожу Брагадино соломой и сделать чучело. По его распоряжению чучело было посажено на корову и несколько раз провезено по городу, после чего было привязано на основную мачту флагманского корабля.
Различные сюжеты османской истории настолько тесно переплетены между собой, что нам приходится то убегать вперед, то возвращаться, чтобы ухватить тот или иной сюжет. Вот и сейчас мы снова переносимся чуть дальше в будущее, во времена правления сына Сулеймана, Селима.
Из книги лорда Кинросса
«Расцвет и упадок Османской империи»
После смерти Сулеймана в 1566 году султаном сравнительно ненадолго стал его сын Селим II — тот был за мирные отношения с соседними государствами и никогда не воевал в течение своего восьмилетнего царствования. Он передал Соколлу Мехмеду-паше ведение государственных дел, в то время как сам удовлетворял свой интерес к возлияниям, религии и поэзии. Селим II приказал архитектору Синану построить знаменитую мечеть Сулеймание в Адрианополе.
Абсолютная беспомощность Селима дала турецким историкам повод сомневаться, был ли Селим отпрыском своего отца, или же незаконным сыном любовника его матери.
Невысокий и тучный, с красным лицом, он вскоре получил прозвище Селим-пьяница из-за хронической привязанности к кипрскому вину. Ленивый и распущенный по натуре, он был ничтожеством, поглощенным только собой и своими удовольствиями, не унаследовавшим ничего из талантов отца или же склонной к интригам, но сильной натуры матери. Он не пользовался уважением как со стороны своих министров, так и со стороны своих подданных. Не испытывая желания переносить тяготы войны, не имея вкуса к государственным делам, Селим предпочел сабле и шатру праздное времяпрепровождение в серале. Здесь, в окружении закадычных друзей и льстецов, он жил без цели, нисколько не заботясь о судьбе империи.
Единственным подлинным талантом Селима была поэзия, отличавшаяся изысканностью. Он писал на турецком языке, но в подражание Хафизу. Цитируя пророка, который проклинал вино как «мать всех пороков», Хафиз, напротив, находил вино «более сладким, чем поцелуй молодой девушки». Вторя его чувствам, Селим закончил любовную поэму куплетом:
О, дорогая, дай Селиму свои губы винного цвета, Потом, когда ты уйдешь, преврати мои слезы в вино, любовь…Чтобы успокоить совесть в связи с запретом пророка, великий муфтий нашел казуистическую оговорку, которая прощала употребление такого вина, которое пил сам султан. Эта оговорка вслед за первым принятым в его правление указом об отмене ограничений на продажу и употребление вина стала предметом популярной шутки, подразумевавшей вопрос: «Куда мы пойдем сегодня за вином? К муфтию или к кади?»
…Вскоре после нового захвата Туниса Селим-пьяница внезапно умер, что стало неожиданным итогом его последней выпивки в одиночестве. Суеверный от природы, он увидел признаки своего приближающегося конца в появлении кометы, в разрушительном землетрясении в Константинополе, наводнениях, которые угрожали святым местам Мекки, но более всего — в серьезном пожаре на кухнях его сераля, уничтожившем также винные погреба султана. Безутешный Селим посетил турецкую баню, которую недавно построил и стены которой еще не успели просохнуть. Чтобы заглушить свои страхи, султан выпил залпом целую бутылку любимого кипрского вина. Потом, шатаясь, он поскользнулся и упал на пол, ударившись головой о его мраморные плиты и тем самым ускорив фатальный исход. Таким был конец наименее выдающегося султана Турции.
Парад султанов. Шерше ля фам
Правление Селима было непродуктивным, но его смерть была несвоевременной. Мехмед Соколлу обеспечил мирное восхождение на трон его сына, Мурада III. Но Мурад ограничил эффективную власть Соколлу и тем самым воспрепятствовал завершению важной в государственном плане задачи последнего, а именно — сохранения империи Сулеймана и придания ей устойчивого запаса жизненных сил. Хотя Соколлу оставался еще несколько лет на посту великого визиря, он больше уже не пользовался всей полнотой власти, которую давал ему Селим, но постоянно находился в зависимости от причудливых интриг новых фаворитов — рабов своего господина и женщин его гарема, которые стремились настроить султана против него.
В ночь своего прибытия в Стамбул, страдая от морской болезни после длительного переезда с места прежней службы в Магнесии, Мурад отдал распоряжение удушить своих пятерых братьев. На следующее утро он принял высших руководителей государств.
Первые слова султана ожидались придворными в полной тишине, с восточным суеверием, что они будут нести в себе некое предзнаменование относительно будущего правления нового султана. Словами после ночного сна, снявшего его болезненное состояние и восстановившего аппетит, были: «Я голоден, принесите мне что-нибудь поесть». Это показалось предзнаменованием засухи, которая на самом деле случилась на следующий год. Мурад не разделял любимого увлечения своего отца, и одним из его первых указов был указ против употребления вина. Принятие этого решения было спровоцировано поведением группы янычар, которые, находясь вне таверны, подняли бокалы, чтобы выпить за его здоровье. Когда же янычары заявили протест против указа с угрозами и оскорблениями в адрес великого визиря, указ был отменен, и им вновь было разрешено пить вино, но при условии, что они должны воздерживаться от насилия.
В характере Мурада было немало отталкивающих черт, но особенно отвратительны были алчность и похотливость. Он любил до маниакального состояния женщин и золото. Вплоть до смерти Сулеймана государст венная казна размещалась в Семибашенном замке, в одной из башен которого находилось золото, в другой — серебро, в третьей — золотая и серебряная посуда и драгоценные камни, в четвертой — ценные реликвии старины, в пятой — такого же рода предметы из Персии и Египта, тогда как шестая башня служила арсеналом, а в седьмой хранились государственные архивы.
Селим II перевел все, что сохранилось после дорогостоящих войн, в свою частную казну, и Семибашенный замок стал преимущественно тюрьмой. Но Мурад III пошел еще дальше. Он построил специальное хранилище с тройными запорами для казны и спал над ним на протяжении всего срока своего правления. Оно открывалось только четыре раза в год, чтобы принять свежий груз сокровищ, который обычно оценивался в миллионы дукатов.
Мурад окружил себя бесчисленными придворными, среди которых он вел праздную жизнь, заключавшуюся в потакании собственным прихотям, и уделял внимание государственным делам лишь для того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. Четыре женщины, иронично сравнивавшиеся с четырьмя столпами империи, управляли его жизнью. Одна из них, султанша валиде, была его матерью, руководившей гаремом. Вторая — хотя ее влияние скоро сошло на нет — была его сестрой, женой Соколлу. Следующей была уже упомянутая красавица-венецианка по имени Сафие (Сафия). В своем страстном увлечении Мурад долго оставался верен ей. Обеспокоенная властью Сафие над сыном, его мать делала все от нее зависящее, чтобы разнообразить увлечения Мурада, и он погружался в распутную жизнь, требуя услуг двух или трех любовниц в одну ночь. Это удвоило цену девушек на рынке рабынь в Стамбуле и позволило ему наплодить более сотни детей.