Гарики из Атлантиды. Пожилые записки

К сожалению, жизнь (или судьба) эту повесть мудрого француза не читала и постоянно вынуждает нас то порхать бабочкой, то трепыхаться морской чайкой, то сочинять невесть что безо всякой к тому склонности и подготовки — вот мы дураками и выглядим. Но не расстраивайся, кто-то из великих поэтов сказал, что дурак, признавший, что он дурак, — уже наполовину гений.

Только ведь и эта половина сомнительна. Глубокий и талантливый мыслитель, свободно блуждающий разумом по любым лабиринтам мироздания и развязывающий мертвые узлы сложнейших проблем, будучи неосторожно послан женой на рынок, покупает на первом же попавшемся лотке мелкую пожухлую картошку — к снисходительной ухмылке продавца и недоуменному огорчению жены. И как бы ни был ты умен, и прозорлив, и проницателен — всегда найдется некто, кто сумеет обвести тебя вокруг пальца и переиграть на своем поле.

Так что не спеши осуждать глупость. На любом поступке властно сказываются собственная, личная прикидка соразмерности средств и цели, свой спектр интересов и предпочтений, своя система нравственных и прочих резонов. У каждого свои соображения и доводы, своя шкала плюсов и минусов, и слово «глупость» возникает лишь от несхожести двух измерительных линеек. Сколько тому примеров!

Заметно и значительно глупеют влюбленные. Так это же их счастье! А заодно и общественное: ведь человечество должно плодиться.

Глупо лелеять надежды и питать иллюзии. Но что тогда питать и что лелеять?

Глупо, но прекрасно и сладостно хотеть невозможного — а кто держит мечтателей за умников?

Наше время уважает прагматиков и реалистов — это действительно разумная жизненная позиция. Однако же насколько тягостно и скучно (а порою — пакостно и гнусно) общаться с ними, и какими явно недалекими и плоскими выглядят они людьми. Ренуар замечательно сказал однажды: «Какая это гадость — голый разум!»

А вот категорическое утверждение, найденное мной случайно и недавно, — это сказал знаменитый рабби Иехуда Бен-Йехезкель еще в третьем веке: «Тот, кто подчиняет всю свою жизнь строжайшему и буквальному исполнению заповедей, — дурак».

Глупо думать, что ты умнее, стройнее и красивее, а главное — привлекательнее других. Но откуда тогда черпать женщинам энергию и уверенность в себе?

Всем известно, что неразумно плевать против ветра. А если есть уверенность, что переплюнешь, и упрямая решимость попытаться? А если этого требует чувство чести, человеческого достоинства и просто порядочности?

А сколько глупостей мы делаем из благородных побуждений!

А как умнеет прямо на глазах дурак, который нас похвалит!

Глупо браться не за свое дело. А если очень хочется и кажется, что сумеешь? Вообще, без этого благостного заблуждения человечество гораздо меньше продвинулось бы вперед.

А расхождение жизненных ценностей по крупному счету создает уже просто несовпадающие миры. Дон Кихот совершает поступки, глупые только в восприятии его современников и отчасти нас — читателей, похожих по приземленному разумению на Санчо Пансу. Но ведь и Рыцарь печального образа невысокого мнения об уме своего растительного оруженосца. Князь Мышкин — чистый идиот в глазах окружающих, но сам он жалеет многих из них именно за неразумность. Бравый солдат Швейк безнадежно туп и наивен, по мнению пьяницы фельдкурата и прочих чинов армии, но мы-то ясно видим, кто из них действительно дурак. Интересы, знания, мировоззрение, ум и характер сообща вырабатывают свои понятия о глупости, и полностью эти понятия мало у кого совпадают.

(Тут я припомнил, как мой сын писал некогда в школе сочинение по пьесе «Горе от ума» и нашел — к пугливому восхищению учительницы — точную и грустную формулировку: «Тех, кто искренне болеет душой за общество, общество искренне считает душевнобольными».)

Задним числом потомки находят много глупости в поступках и мнениях отцов и предков. Умудренные временем и знанием последствий, потомки часто бывают правы. Но тогда это вовсе не было глупостью! А было естественным проявлением взглядов на мир, на смысл существования, на границы добра и зла, на справедливость, жажда которой пожизненно гложет человеческую душу. И никак не поручиться заранее, что именно покажется разумным следующим поколениям. В жизни постоянно возникает множество чисто игровых ситуаций, а предусмотреть все вероятности и случайности не удалось бы никакому гениальному уму. Похоже, что играет сам Творец. И насмешливая история рушит самые безупречные прогнозы. Так что не предсказать ни будущую оценку нас потомками, ни их собственные неминуемые глупости.

А разве отказавшиеся покаяться Мигуэль Сервет и Джордано Бруно не были полными глупцами во мнении людей, толпившихся вокруг их костров?

А что думали об академике Сахарове миллионы его сограждан? Многие — голову даю на отсечение — так же думают и посейчас.

Этот узел с достохвальной, вполне современной категоричностью разрубил некогда Флобер, сказавший (с иронией, по счастью), что дураки — это просто все, кто думает иначе. Поэтому, например, массовый человек склонен очень невысоко оценивать разумность людей, проходящих мимо любой выгоды. Понимая выгоду широко, биологически: благополучие и безопасность, материальный успех, всяческое утоление плоти. И он, разумеется, прав, этот человек, всю жизнь возделывающий свой сад, история ему немало обязана. Однако же она еще более обязана людям того неразумного склада, и тут было бы глупо вдаваться в подробности.

А значит, глупости нет и каждый прав по-своему. Один — со своей колокольни, а другой — со своего шестка. И безусловно прав кулик, хвалящий свое болото. А глупость — это только лишь оценка. И тому простое вот наглядное доказательство: я взял высокую ноту, я залетел в патетику и пафос, и уже ты смотришь на меня, как на ученого придурка.

* * *

Никак нельзя было сказать, что меня полностью устроили оба эти разговора. Хотя понял я из них, что дурак и человек, совершающий глупость, — вовсе не одно и то же, ибо глупость однократна, а дурак — всегда рецидивист.

Но кем считать человека, все поступки которого безупречно разумны и неизменно приносят ему пользу и столь же неизменно вызывают у окружающих отвращение и омерзение?

Итак, на свете глупости не существует, а есть лишь миллион ее проявлений. Сплошь и рядом молчаливо или вслух именуют глупостью слова и действия друг друга две любые несогласные стороны. И обе — справедливо. Дурак — это не отсутствие, а свойство ума. И тогда выходит, что дурак — это просто такой ум. Более того: размер совершаемой глупости часто прямо пропорционален глубине ума, его размаху и творческой одаренности.

И ничего, ну ровно ничего не удается сформулировать с достоверностью. Кроме одной и, право же, неглупой мысли.

Хорошо бы всем нам непрестанно стараться, чтобы ни в одной деревне дурака не допускали разводить, гасить или поддерживать огонь. Ни в одной! А на дудочке — пусть играет.

Хотя даже при таком раскладе остальные все должны быть начеку, зорко следя, под чью дудку они пляшут.

* * *

Конечно, мой усердный труд будет неполон, убог и недостаточен, если для оттенения глупости, столь неуловимой и спорной, не расскажу я о людях неизлечимо умных — а повсюду их великое множество.

Начну я с тех, кому когда-то я в журнале сдал статью.

Сперва мой опус похвалили, отметив, что редактировать необходимо, но немного. У каждого из прочитавших было свое собственное мнение относительно места, которого следует коснуться бдительным и чутким пером. Статья пошла от стола к столу.

А через день от стола к столу метался уже я. Более всего статья напоминала стог сена, осажденный разъяренными овцами. Каждая норовила вырвать и уничтожить тот именно клок, который был ей понятней и ближе, отчего нуждался в скором и бесследном исчезновении. Стог таял на глазах. Они спешили так, будто боялись, что некто серый и зубастый может подойти сюда полюбопытствовать, поэтому все то, что не исчезало сразу, тщательно приминалось и выравнивалось.