Гароэ

– Так поэтому в качестве предупреждения об опасности на входном камне вырезали символ богини Танит?

– Может быть! Гарса рассказала мне, что на острове имеется еще несколько подобных символов, однако, по словам ее бабки, «они появились до прибытия первых людей». Думаю, их оставили финикийцы, когда приплыли туда в поисках орхила, то есть, вероятно, еще до того как завезли рабов.

Монсеньор Касорла отодвинул тарелку в сторону, долгое время сидел в задумчивости, несколько раз подряд тряхнул головой, будто хотел показать, что услышанное произвело на него неизгладимое впечатление, и спросил, словно обращаясь к себе самому и не надеясь получить ответ:

– То есть две тысячи лет назад эти шельмецы финикийцы уже знали, что на острове, расположенном на краю света, существует проклятая пещера? Вот продувные бестии!

– Что за манера выражаться, Алехандро!.. Да еще в присутствии дамы.

Старая Файна в замешательстве невольно огляделась по сторонам и пожала плечами, как бы давая понять, что хозяин повредился рассудком.

– Про даму – это обо мне? – поинтересовалась она.

– А что, разве здесь есть другая?

– А ну вас!

Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, и прелат рассмеялся:

– Тебе следовало бы вести себя осторожнее и не задевать ее, а то гляди, как бы не плюнула тебе в суп. Моя кухарка обычно так и поступает.

– Файна на такое неспособна… – Генерал вновь откусил от своего колобка-гофио, а затем добавил: – Надеюсь… Как думаешь, сможешь продержаться в седле пару часов? Мне хотелось бы отвезти тебя в одно необычное место.

– С учетом того, что я растолстел, держаться придется лошади.

* * *

Было известно, что островитяне собирают воду в так называемые эрэ. Эти водосборники представляли собой не что иное, как углубления в водонепроницаемой почве у подножия склона, предварительно очищенного от камней и растительности, чтобы ничего не мешало дождевым потокам скатываться вниз. Однако в середине августа испанцы, чьи скудные запасы воды стремительно подходили к концу, как ни пытались, не сумели обнаружить ни одного из таких вот эрэ.

Тем не менее каждое утро Гарса появлялась с небольшим бурдюком, чтобы утолить жажду своего мужа, Бруно Сёднигусто и Амансио Ареса, пока однажды лейтенант не отказался пить: он чувствовал себя преступником, поскольку в лагере соотечественники начали испытывать серьезные трудности из-за нехватки столь необходимого для жизни вещества.

– Я знаю, что они наломали достаточно дров… – сказал он. – Но ведь это не дает твоим людям права вести себя так бесчувственно: они спокойно смотрят, как умирают эти парни, и в то же время не дают подохнуть скотине.

– Если бы скотина подохла, мы все – мужчины, женщины и дети – не сегодня завтра погибли бы, – невозмутимо ответила девушка. – А если бы мы начали снабжать водой испанцев – каждый из них потребляет, сколько четверо наших, – скоро вообще никому не хватило бы.

– И вы дадите им погибнуть?

– Это зависит только от Бога.

– Не думаю, что Бог каким-то чудом обеспечивает вас водой, – уверенно заметил Гонсало Баэса. – Откуда вы ее берете?

– Ты же знаешь, что я люблю тебя больше жизни, и, если бы с тобой что-то случилось, я бы предпочла перестать дышать, но этого я тебе сказать не могу, – твердо, хотя и не резко, прозвучало в ответ. – Я, не колеблясь ни минуты, отдала бы за тебя жизнь, и единственное, о чем я тебя прошу, – не вынуждай меня выбирать между остальными испанцами и моим народом.

– Я никогда не стал бы этого делать.

– Тогда убеди своего неразумного капитана покинуть остров.

– Как? – поинтересовался лейтенант, который безуспешно ломал голову над поистине неразрешимой проблемой. – Корабль со сменным гарнизоном прибудет лишь через несколько месяцев.

– Не знаю, – ответила девушка. – Однако, если бы Кастаньос со своими сержантами покинул остров, вполне возможно (я в этом не вполне уверена), что мне удалось бы убедить Бенейгана помочь остальным твоим людям продержаться какое-то время.

– Сколько времени?

– Этого я тоже не знаю, но если бы людям, которые создали здесь такую невыносимую обстановку, удалось добраться на лодке до Гомеры, они могли бы вернуться с помощью. Рыбаки на севере видели три больших корабля, которые туда направлялись.

– Что это были за корабли?

– Громадные, с большими белыми парусами.

– На Гомере есть испанцы, – нехотя был вынужден согласиться Гонсало Баэса. – И насколько я понял, на этом острове почти никогда не бывает проблем с водой, но сомневаюсь, чтобы Кастаньос, зная об опасностях, с которыми ему пришлось бы столкнуться, на это согласился.

– Большей опасности он подвергается – и худшей смерти, – оставаясь здесь.

– Даже в этом случае он предпочел бы отправить других.

– Так не пойдет. Заставь его!

– Ты что, сошла с ума?

– Разве это безумие – попытаться спасти отца моего ребенка и дать шанс на спасение нескольким парням, обреченным на самую страшную из смертей? – спросила несчастная девушка; было заметно, что она действительно удручена. – Ни Бенейган, ни Тенаро, ни самая сердобольная старушка не дадут им ни капли воды, пока капитан остается на острове.

Она была права, и ее супругу это было известно: для туземцев Кастаньос явился своего рода воплощением того самого кровожадного Ласаро, жестокого наемника на службе у норманнов, причинившего столько вреда их предкам; алчность, безрассудство и самонадеянность капитана принесли им несчастья, смерть и разрушение. Поэтому, естественно, они не были настроены выказывать какое-либо сочувствие ни ему, ни его людям, считая, что однажды те могут вновь приняться за старое.

Антекерец понимал, что капитан все еще остается его командиром, тем не менее придется-таки выбирать между возможной гибелью в море нескольких нежелательных личностей и верной смертью на суше многих невинных людей, в том числе бедняги монаха.

Случаются такие ситуации, в которых не хотелось бы оказаться никому, вот это был как раз тот случай. Ведь какое бы решение он ни принял, все равно будет считаться предателем: либо придется нарушить присягу, либо предать тех, кто оказался на краю гибели, потому что в нужный момент ему недостало мужества выступить против командира, не оправдавшего своего звания.

Гарса, похоже, поняла, что ее измученному супругу надо все обдумать, поэтому она оставила его наедине со своими мыслями в скудной тени куста, уже сбросившего все свои листья. И тут точно из-под земли вырос тот, кто теперь полностью оправдывал свое прозвище, поскольку исхудал и загорел до такой степени, что стал смахивать на ходячие мощи.